Венец терновый (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 53

– Отходим, стрельцы, живо отходим!

Сотник встал у проема лестницы, что вела в потерну. По деревянным ступеням уходили вниз мимо него стрельцы, многих раненых тащили на себе сослуживцы. Но как мало их было живых защитников крепости – Степан насчитал едва три десятка. Последние из уходивших подожгли запалы на бомбах, и под прикрытием выстрелов бросились к лестнице. Степан пропустил их мимо себя – выпалил в проворного турка, что первым подбежал к лазу и буквально скатился вниз. Крепкие руки подхватили сотника и втянули вовнутрь, с лязгом закрылась толстая, сбитая из плах дверь, обитая для крепости железными полосами.

И тут громыхнуло…

– Был на моей родине в Элладе в древности народ, по имени своего города именовались они спартанцами. Двадцать веков прошло с лишним, как жители Спарты отказались признать власть персидского царя, что двинул на них огромное войско. Знаете ли вы персов, дети мои?!

– Лет десять назад дрались с ними на Хвалынском море. На схватку крепкие они, но перетопили мы весь флот басурманский.

Степан только хмыкнул – из короткой реплики явствовало, что стрелец из тех «голутвенных казаков», что с атаманом Стенькой Разиным ходил в поход за «зипунами» – разбойничали, короче.

– Вот царь персидский и отправил к ним послов, потребовал «земли и воды». Вроде как дани и подчинения полного.

– Ага, завсегда оно так – вначале землю требуют, потом в холопство обращают. Одни нравы!

– Но спартанцы послов в колодец побросали, сказав, что там они найдут много воды и земли!

– Лихо!

– Молодцы!

– Батюшка, ты продолжай!

Степан прикрыл глаза – дышать было плохо, дым просачивался сквозь щели двери, хотя их заткнули мокрыми тряпками. Война в крепости давно прекратилась – уцелевшие защитники засели в казематах и потернах, спасаясь от губительного дыма. И было бы совсем худо, но отец Феофан либо молился, приобщая всех, или рассказывал разные поучительные истории, приободряя стрельцов.

– И вышли на поле боя всего триста спартанцев, но позицию хорошую выбрали, загородив проход в Фермопилах – слева отвесные горы, справа обрыв крутой в море. Посмотрели на них персы и изумились – три сотни вышли против ста тысяч на битву. Потребовали сдать оружие и получили короткий ответ – «приди и возьми». Стали пугать – наши стрелы и копья закроют от вас солнце. А царь Леонид, вождь спартанцев ответил им так – «хорошо, тогда будем сражаться в тени!»

– Надо же – «приди и возьми»!

– Коротко послали! Как мы ногайцев!

– Молодцы!

– А дальше что было, батюшка?!

В наступившей тишине прозвучал голос священника – дышать было тяжело, но он говорил спокойно:

– Спартанцы семь дней отражали атаки. Нашелся предатель – провел персов через горы, и ударили они в тыл. Погибли все воины вместе с царем, но не отступили. Им памятник установили на месте гибели, написав – «о путник, поведай всем, что мы здесь погибли, защитив народ свой и клятве не изменили». Может быть, и не так написано, сам я не видел, из рассказа помню. Говорю, же две тысячи лет тому назад они погибли!

– Доблестные воины, не испугались…

– Честь им и хвала!

– А вы чем хуже, дети мои?! Вас тоже три сотни всего было – но три седмицы вместо одной дрались против всего басурманского воинства! И не отступили, и не сдались, и честь свою не запятнали изменой или трусостью, присягу своему царю исполнили! Однако, дети мои, идти я должен к страждущим, утешение им дать, ибо лекари только раны телесные врачуют, а мне о душах побеспокоится надо!

– А ведь так и есть, нас ведь триста тоже, – послышался в темноте потрясенный голос, но другой стрелец спросил, с какой-то непонятной злостью в голосе:

– Батюшка, а если турки в каземат с ранеными ворвались бы, пощадили бы они вас за смирение?!

– А я и не отдам им детей своих на растерзание. Помолились бы все, отпустил грехи, да прочел отходную. И поднес горящий фитиль – у меня там три бочонка пороха на такую беду припасено…

Глава 9

– Вот и окончена война, – Юрий внимательно посмотрел на огромный османский лагерь – не меньше Галича размерами, все заставлено повозками, шатрами, палатками. Тысячи лошадей, волов и даже верблюдов, как павших от пала и обстрела, так уже притихших, после всего того безобразия, что его войска тут учинили.

Пустив пал, стрельцы с казаками и ногайцами Мехмета сразу двинулись следом, по еще горячему пеплу. Впрочем, идти было недалеко, тридцать с небольшим лишком верст не расстояние по большому счету, османы толком опомниться не успели, как на них навалилось двадцатитысячное русское войско.

Разгром был полный – сопротивление сломлено массированным артиллерийским огнем, попытки прорыва янычар отражены ружейными залпами. Впрочем, большую часть османского воинства составляли не эти оголтелые фанатики, а, к несказанному удивлению Юрия, православные люди – валахи, греки, молдаване, сербы и болгары. Так что с ними, особенно с последними двумя народностями, удалось быстро договориться. После истребления янычар они наотрез отказались драться с единоверцами.

Так что командующему этим разно-племенным воинством Ибрагиму-паше по прозвищу «Шайтан» пришлось сдаваться. И сейчас старик стоял перед ним на коленях, склонив седую голову в степную пыль.

– Поставьте его на ноги, – негромко приказал Галицкий, и два стрельца его гвардии, подхватив пленного за руки, живо подняли турка. Юрий подошел вплотную, взял пальцами за подбородок и поднял голову – на него смотрели белесые глаза, давно похоронившего себя живым старика. Однако жалости и почтения к сединам в душе, как раньше, не появилось. Теперь мир в его глазах давно стал иным – есть свои, но чужих гораздо больше. Первых нужно всячески оберегать, а вторых беспощадно уничтожать, если с ними нельзя договориться.

– Я тебя отправлю к султану, старик, и ты усядешься на кол.

– На все воля Аллаха…

– Кисмет, я понимаю. Но могу тебя немного утешить – рядом с тобой на кол усадят и визиря. Я думал, что против меня воюют люди дальновидные, но они оказались тупицами. Ты зачем через степь полез на линию крепостей, старый дурак?! Ты что не понимал, что сам залез в ловушку, из которой тебе не выбраться?! Но ты сделал гораздо хуже – ты погубил не только свое войско, сын самого тупого ишака и ослиный помет!

Юрий провоцировал старика руганью, стараясь правильно выговаривать турецкие слова, но тот стоял совсем безучастно, никак не реагируя на грязные оскорбления.

«Крепкий старикан, таких стоит уважать. А потому он мои слова передаст в точности, не испугается – живому мертвецу смерть уже не страшна. Пусть не надолго, но османы будут введены в заблуждение касательно моих планов, а тем самым я снова выиграю время – а каждый день работает исключительно в мою пользу».

– Этим летом я разорю Крым до основания, оставлю только пепелище – то будет месть за мою жену, которую татары предательски убили. Так что смерть за смерть! И ты увидишь все собственными глазами, старик, а потом с горестным известием отправишься к султану.

Юрий убрал пальцы и турок опустил голову. Тем лучше – он не увидит его глаз, старые люди могут замечать разные мелочи, по которым сделают верные выводы – но тем лучше.

– Каплан-паша пошел походом на Керчь – и мы туда отправимся со всем войском. Азовское море мое, и там только одни корабли – мои! Так что через месяц никто не помешает мне истребить оба ваших воинства, разорить Крым и двинуться через Перекоп на Очаков. Думаю, визирю очень понравится уничтожение еще одной османской армии, что окажется между молотом и наковальней – Чигирин уже вернули себе московиты.

– Зачем ты мне рассказываешь о своих планах, царь Юрий?

– А чтобы ты поведал султану, что я выполняю их в точности.

– Ты настолько самоуверен, что ты все выполнишь? Повелитель правоверных отправит сюда огромную армию…

– Которую, я здесь и закопаю, – Юрий жестко осадил старика. – Причем, овраги трупами заложу и курганы над ними насыплю. И буду водить на них ваших посланников каждый раз, когда твоему султану в очередной раз захочется меня напугать. К чему пустые угрозы, старик, если вы их исполнить не в состоянии?! Я тебе скажу другое – ты уверен, что видел всю мою армию?! И точно знаешь, что у меня нет иного оружия чем-то, с помощью которого истребили твое воинство?!