Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ) - Забудский Владимир. Страница 10
Как и следовало ожидать, Кениг использовал свой любимый прием — ударил со всей силы. Я ожидал этого и блокировал удар, но он оказался настолько мощным, что мою руку с тонфой отбросило назад и ударило о защитный шлем. От вибрации в глазах помутнело. Я невольно сделал несколько шагов назад, хотя и знал, что после неразрешенного приема соперник не имеет права добивать меня.
— Первое предупреждение… — из тумана слышался голос Чанг-Су.
Я понимал, что Кениг сейчас развернется к инструктору и скажет что-то в свое оправдание (он всегда так делал), и решил воспользоваться этим. Едва мой взгляд сфокусировался на фигуре соперника, я ударил не ждущего опасности Кенига по голени, а когда он присел на одно колено — тут же приставил конец тонфы к горлу соперника. К сожалению, как раз в этот момент его голова качнулась вперед, и мое движение непроизвольно окончилось тычком в подбородок, не защищенный шлемом.
— Предупреждение — запрещенное место для удара! — прокричал инструктор
Уставившись на богатыря, повергнутого на пол, я с сожалением и стыдом увидел, как он выплевывает изо рта кровь вместе с собственным зубом. Причинять ему таких повреждений я не собирался.
— Войцеховский, это было слишком! — возмущенно вскрикнул Иванкович.
— Ради Бога, простите, сэр, — я развел руками. — Я не хотел.
— А контролировать свои действия тебя не учили?!
— Громила получил по заслугам! Не надо было самому нарушать правила! — стал на мою защиту Стюарт, довольный, что Кениг, унизивший его курсанта, получил расплату.
С виноватым лицом я протянул руку поверженному противнику и он, отерев с губы кровь, воспользовался моей помощью.
— Я действительно не хотел сделать это, — шепнул я ему на ухо.
— Ничего, — широко улыбнувшись и продемонстрировал кровоточащую дыру от недостающего зуба, кивнул Кениг. — Я зазевался. Но в следующий раз я смешаю тебя с дерьмом.
Я был несколько огорчен тем, что не смог одержать чистую победу, как это было в предыдущих поединках, однако полученное мною предупреждение не аннулировало результата.
— Сорок одна секунда. Победитель — Войцеховский.
Это была моя восьмая победа, и репутация лучшего бойца нашей группы полагалась в придачу. Будучи по своей натуре спортсменом, я не мог скрыть, что это мне льстит.
— В следующий раз пощады от него не жди, — мрачно шепнул мне на ухо Дэвис, когда я занял место среди наших рядов, когда немца отправили в медицинский пункт.
— За меня не беспокойся, — заверил я Рона, к которому, после нескольких месяцев знакомства, я начал относиться с некоторым презрением, найдя в нем определенные черты сходства со знакомым по интернату Паоло Торричелли. — Я способен кое на что и без грязных приемчиков. А также без троих друзей.
***
Не все стороны жизни в академии радовали меня.
Программа биостимуляции, от которой мне едва-едва удалось отказаться, для чего пришлось подписать ряд заявлений на имя начальника академии и даже закатить нечто вроде скандала, действовала в академии очень активно. Большая часть курсантов ежедневно принимали «мягкие» разновидности стимуляторов в виде таблеток и пищевых добавок, а раз в месяц большинству из них делали уколы. Программа была составлена для каждого индивидуально. Одни препараты повышали физическую силу, другие — выносливость, третьи — гибкость мышц, четвертые — реакцию, пятые — кратковременную память, и т. д. Всего их было около десятка. Действие препаратов также немало зависело от индивидуальных особенностей конкретного организма: на одних они оказывали потрясающее стимулирующее воздействие, на других — очень слабое, а некоторым они были вообще противопоказаны
Как объяснял Дэвис, который сильно интересовался этой темой, видимо, полагая, что стимуляторы заменят ему недостаток усердия во время тренировок, это не были новейшие и по-настоящему эффективные препараты. Дело в том, что высокоэффективные средства были невероятно дорогими и, в большинстве своем, вызывали побочные эффекты, тогда как муниципальное учреждение, каковым являлась академия, вынуждена была экономить и выбирать исключительно из препаратов, одобренных министерством здравоохранения, которое выдвигало очень высокие требования к безопасности для здоровья.
— Вот почему нам, лузерам, никогда не видать по-настоящему крутых штук, которыми пользуются «частники», — не скрывая зависти, объяснил Рон нам с Беном во время одного из множества разговоров в академической столовой.
— «Частники»? — не понял я.
— ЧВК, парень. Ты что, никогда о них не слышал?
— Слышал кое-что, — произнес я и похолодел, вспомнив свой разговор с генералом Чхоном.
— Вот они не жалеют денег и не страдают излишним чистоплюйством. В их арсенале можно найти такое дерьмо, после которого самый последний дохляк порвет такого, как ты, Дима, или Кениг, на части.
— И что будет с ним после этого? — риторически спросил я.
— Какая разница? Противник будет порван в клочья, а именно в этом состоит их миссия.
Мы с МакБрайдом лишь пожали плечами, давая понять, что такая логика нам непонятна. Зачем некоторые люди принимают такие препараты, зная, что они очень вредны? Скорее всего, срабатывает обычное человеческое «авось пронесет».
— К счастью, мы будем всего лишь работать в полиции, Рон, и нам не нужно будет никого рвать в клочья, — резонно ответил на это я.
— Ты уверен? — недоверчиво усмехнулся Дэвис. — Ты хоть раз видел статистику потерь личного состава в «желтых зонах», умник? Эти громилы, бандиты и террористы, не будут сидеть и ждать, пока ты придешь и арестуешь их. У них есть автоматы, РПГ и черт знает, что еще.
— К счастью, «желтые зоны» — это не проблема полиции Сиднея.
— А чья, по-твоему? Жалкой полиции всех этих «графств», которой считай, что не существует? Ты когда-нибудь видел, например, Новый Бомбей? Представляешь себе, что способны сделать пару сотен никчемных копов в дурацкой униформе на миллион народу, половина из которых — преступники? Я скажу тебе — ничего. Они могут только брать взятки, но если бы они решили по-настоящему делать свою работу — их бы там просто вырезали. Я серьезно! Чтоб ты знал, около сорока тысяч человек в полиции Анклава работает только на то, чтобы сдерживать всю эту грязь, норовящую вылиться на наши улицы, снаружи. Папа говорит, что парни, которые служат в этих подразделениях — это скорее солдаты, чем копы.
— Да уж, — в моей памяти невольно всплыли пугающие картины Нового Бомбея и еще более пугающее зрелище полицейских конвертопланов, проносящихся над головами учеников интерната навстречу столбам дыма от горящих покрышек. — Но ведь нам необязательно служить в этих подразделениях, верно?
— Около половины «силовиков» определяют именно туда, парень, — невесело усмехнулся Дэвис. — Надо иметь немного везения или папеньку, всю жизнь проработавшего в полиции, как у меня или МакБрайда, чтобы стать патрульным в «зеленой зоне» вместо того, чтобы отстреливаться от макак с автоматами Калашникова в Новом Бомбее или похожей дыре. У тебя, например, Войцеховский, есть все шансы загреметь в такое место.
— Эй, я вовсе не собираюсь пользоваться протекцией отца, чтобы заполучить себе теплое офисное кресло! — возмутился МакБрайд. — Я намерен стать настоящим офицером полиции, и не побоюсь пойти в «желтую зону», если понадобится!
Я с некоторым удивлением глянул на своего приятеля. Он произнес свои слова с таким пылом и жаром, что сомневаться в их правдивости не приходилось. Задумавшись над этим, я ощутил нечто вроде стыда. Дело в том, что сам я не чувствовал желания оказаться на переднем крае необъявленной войны, которую Анклав вел с окружающими его территориями. В отличие от МакБрайда, выросшего в Сиднее и воспитанного отцом-полицейским, человеком весьма консервативных взглядов, мне казалось, что проблема «желтых зон» вовсе не так проста, как ее пытаются представить, и решить ее методом силовых операций невозможно. Даже Роберт Ленц, который голосовал, между прочим, вовсе не за Уоррена Свифта, признавал это, а мнению Роберта я доверял.