Синеволосая ондео (СИ) - Иолич Ася. Страница 49

– Она обмотана кожей. Я не смог узнать, что за пропитку он использовал, видимо, это их тайна. Он обещал, что она не будет разбухать или растягиваться. Ты сможешь сменить её в Ордалле, если истреплется. В общем, владей. Дарю.

– Спасибо, – сказала Аяна, убирая руку с ножнами от Кимата, который сразу потянулся за ними. – Научишь?

– Да. Только завтра. Сегодня мы идём праздновать успех с Харвиллом и Кадиаром.

– А мы?

– Женщины не ходят по кабакам, Аяна.

Кадиар отогнал повозку на постоялый двор где-то на окраине города, и они с Харвиллом и Айолом ушли в таверну, которую приметили по дороге. Эта часть города была грязноватой и малоэтажной, и после людной мощёной площади Аяна удручённо смотрела на подсохшую истоптанную глину, перемешанную с соломой, по которой она вела Ташту к стойлам.

– Скоро дождь, – сказала Чамэ, – смотри.

Вместо белых, ровных, будто нарисованных облаков откуда-то со стороны Чирде тянулись тёмные, тяжёлые дождевые тучи.

– Ну и хорошо. Ещё пуще всё зазеленеет, – сказала Анкэ. – Может, тоже отпразднуем?

– Я не хочу, – покачала головой Аяна. – Завтра с утра опять в дорогу, опять растрясёт... Эти страдания того не стоят.

– А я бы попраздновала, – сказала Ригрета. – Тогда мы без тебя. Без обид?

– Пожалуйста.

Дождь начался внезапно и продолжался до середины ночи. Анкэ достала карты, а Ригрета принесла бутылку вина, и они с Чамэ втроём сидели, тихонько болтая. Тусклый светильник освещал их лица, и Аяна задремала рядом с заснувшим Киматом, убаюканная их тихим разговором.

Когда она проснулась, в комнате уже было тихо, и тишина едва нарушалась негромким сопением спящих. Она лежала, глядя на пятно света вокруг горящего фитиля, и вдыхала запах лежалого сена и лёгкой прелости от своего матраса, а за окном шуршал по стене дождь.

Кимат спал, но Аяне не спалось. Она полежала, думая, какие слова могли бы быть у той мелодии, которую сыграл Конда, когда пришёл к ней на праздник, и как раз пыталась снова заснуть, когда Кадиар ввалился в комнату, шатаясь, поддерживаемый чуть более трезвым Айолом.

– Чтоб вас, – выругалась Чамэ, которую кто-то из них разбудил, наступив на руку.

Кадиар улёгся и моментально захрапел, а Айол в тусклом свете одного фитиля пытался снять куртку, тряся рукавами и вполголоса ругаясь.

Аяна встала и помогла ему с курткой.

– Спаси...бо, деточка моя, – сказал он и рухнул на свой матрас.

– Вот черти, – раздражённо сказала Чамэ. Почему мы пили, но не ведём себя так? И где этот олух?

Аяна осторожно пробралась между матрасами и выглянула за дверь. Харвилл не смог преодолеть низкой лесенки в извилистом, узком коридоре. Товарищи бросили его на этом поле неравной битвы, которую он бесславно проиграл, и теперь он храпел, лёжа щекой на нижней ступеньке.

– Вот зараза! – высунулась Чамэ вслед за ней. – Давай затащим его. Бери за руку, я за вторую. Иначе об него запнётся кто-то впотьмах, и он начнёт вопить и перебудит весь двор.

С третьей попытки им удалось затащить его на лесенку. Аяна вытерла лоб и выпрямилась, держась за спину.

– Чамэ, любовь моя, прости меня, – вдруг сказал Харвилл, хватая Чамэ за руку и притягивая к себе. – Прости меня, если сможешь.

С неожиданной для только что спавшего пьяным сном человека живостью он подтянул её к себе, так, что она упала на колени, и поцеловал, хватая за затылок. Аяна недоуменно нахмурилась.

– Иди к чёрту, полудурок, – сказала Чамэ, отталкивая его руки. – Проспись сначала.

Она встала, отряхнула подол и вытерла губы рукавом.

– Давай, тащим в комнату, – сказала она, слегка пиная вновь обмякшее тело Харвилла босой ногой. – Он тут весь проход загородил.

Наконец они затащили его и уложили у порога. Аяна легла к Кимату и накрылась одеялом, а Чамэ вздохнула, укладываясь на свой матрас.

– Мне было одиноко, – неожиданно прошептала она. – Я была гораздо моложе, и тосковала по сыну. И ему было одиноко. Это было давно, но он почему-то помнит.

Аяна промолчала, не зная, что сказать.

– Ладно, – сказала Чамэ. – Это дело прошлое. Давай спать, завтра в дорогу.

Наутро Кадиар перевязал голову полотенцем и сел на облучок, но Анкэ решительно согнала его оттуда.

– Чтоб обо мне так заботился кто-то после того, как я всю ночь прохраплю у него над ухом! – бранила она его вполголоса. – Аяна, сходи в трактир, попроси у них что-нибудь от похмелья. Менту и леонэ, у них должно быть.

Аяна сбегала в трактир и вынесла стакан тёплого отвара.

– У вас же вроде не лечат травами?

– У нас лечат всем, что может помочь. Ты забыла? Я из Фадо.

Кадиар выпил, морщась, настой и отдал стакан.

– А теперь спи. Заезжать в деревни будем? – спросила Анкэ.

– Нет, иначе не успеем, – сказал он. – Поехали, что время-то терять.

Дорога вела на запад, колёса медленно поворачивались, облепляясь комьями мокрой глины, Ташта понуро шагал сзади, а в повозке храпел Кадиар, так громко, что люди, проходившие мимо, удивлённо оборачивались, провожая фургон взглядом.

37. Как у вас всё сложно

Большой дом кира Суро Лутана утопал в зелени. Блестящие молодые листья деревьев кесты ребристыми зубчатыми пальцами задорно грозили всем входящим в ворота.

– Очень красиво! – восхищённо оглядывалась Аяна. – Потрясающее место!

Дорога к дому вела через рощу, в которой Аяна заметила убегающих оленей, и ей не терпелось посмотреть, что скрывают высокие деревья у ограды.

Навстречу, виляя хвостом, выбежала небольшая трёхцветная собака. Она чуть не повалила Кимата, облизывая его, но он только рассмеялся и потянулся к ней руками.

– Асэ, Эрта! – крикнул Лутан, выходя им навстречу. – Как добрались? Дороги слегка развезло.

– Неплохо добрались, – сказал Кадиар, и Аяна всем телом ощутила вдруг каждый «неплохой» па этой «слегка» размокшей дороги.

– Я, к сожалению, не могу предоставить вам комнаты наверху, – извиняющимся тоном сказал Лутан. – Но вам выделят хорошие кровати, и вы можете свободно подниматься на верхние этажи. Только, прошу вас, не нарушайте половин. У меня с этим очень строго. О, у вас тут малыш. Как тебя зовут? – спросил он у Аяны. – Ты можешь занять гостевую комнату. Я распоряжусь.

– Аяна, кир Суро Лутан.

– Ты ловко выговариваешь моё имя, – улыбнулся он. – Обычно эта скороговорка не каждому удаётся с первого раза.

Этот человек действительно располагал к себе, неудивительно, что о нём отзывались, как о порядочном кире. Нет, он не вёл себя свободно, как кира Дилери. Он был сдержан, но это воспринималась скорее как вежливая благожелательность, чем как высокомерие. Наверное, это его улыбка производила такое приятное впечатление. Он улыбался так же широко и искренне, как Конда, и Аяна улыбнулась в ответ.

– Эрта, ко мне. Я оставляю вас на попечение катьонте. Покажите им, что выгружать, а сами идите отдыхать. Что бы вы ни говорили из вежливости, но дорога вас явно измучила.

Он ушёл, и два дюжих парня помогли им выгрузить вещи, так же дружелюбно улыбаясь.

– Так гладко всё идёт, что поневоле начинаешь чувствовать подвох, – подозрительно сказала Аяна. – Когда с нами в последний раз так ласково обращались?

– Аяна, успокойся, – сказала Ригрета, закатывая глаза. – Ты слышала? Это порядочный человек. Он раньше торговал ачте, привозя его из Фадо, но после смерти жены отошёл от этих торговых дел и теперь уже много лет снабжает Ордалл зерном. У него тут к северу огромные поля, и к нему ездят работать вольнонаёмники со всех окрестных деревень. Расслабься.

Аяна расслабилась. Она прошла за катьонте на женскую половину второго этажа и долго лежала на своей мягкой кровати, пока Кимат играл на густом ковре с полной корзиной игрушек, которые ей передали из детской на мужской половине. Потом она спустилась поесть в кухню, и катьонте удивились, сказав, что в гостевых комнатах есть звонки, и она могла бы позвать кого-то в комнату.

– Я хотела посмотреть, как у вас тут всё устроено, – сказала Аяна. – У вас же можно где-то искупать ребёнка?