Девочка-лед (СИ) - Джолос Анна. Страница 19

Он врубает музыку и под одобрительный возглас парней разгоняет машину до предела. А меня трясет от неизвестности. Я понятия не имею, что взбрело им в голову.

— Приехали, — информирует спустя какое-то время.

Музыка уже не играет, а потому я слышу, как срабатывают ворота. Судя по звуку, автоматические.

— А че предки Беркута свалили?

— Да, прикинь, какая удача. Как никак восемнадцатилетие.

Беркут.

Я вспоминаю ту фразу, которую бросил мне Абрамов в кабинете литературы утром.

«Твой звездный час состоится попозже».

Перестаю дышать. Они привезли меня к нему в дом. Зачем? Поиздеваться в очередной раз? Унизить?

— Давай там дальше притормози, вдруг кто любопытный спалит. Народу полно.

Машина продолжает медленно двигаться. Я лихорадочно думаю о том, что мне делать. Ехали мы долго. МКАД. Получается, что от дома я очень далеко. Взрослых здесь нет, а это означает только одно — мне конец.

Автомобиль останавливается. Тот, кто за рулем (видимо, Абрамов) глушит двигатель.

— Вытаскивай ее, Пилюля.

— Давай, Лиса, подъем, але, — тычет мне в бок.

Поднимаюсь еле-еле. Слышу, как открывается дверь слева. Не ориентируюсь в пространстве абсолютно.

— Шевелись, а! — Ян цокает языком и тащит меня вперед. Кеды касаются земли, но ощущения до сих пор странные. Ноги будто ватные.

— Ну че?

— В летнюю пристройку пока. Да стой ты! — раздражается, когда я теряю равновесие, и меня начинает уносить куда-то в сторону. — Слышь, придержи ее, Миха.

— Давай, пошла, — Пилюгин берет меня за локоть, и под их нескладный хохот мне приходится делать то, что говорят. — Представь, Лиса, что ты крот.

Его шутку не оценили даже товарищи. Глупый идиот.

Громко ухает сова, шелестят деревья. Есть ощущение, что лес совсем рядом.

Кожа моментально покрывается мурашками. Холодно, почти середина октября, а я в тонкой футболке и шортах. В чем была дома, в том и спустилась в подъезд.

— Представляю лицо Беркута, — хмыкает Бондаренко.

— Сюрпрайз дня. Ключи давай.

Слышу лязганье металла. Меня отпускают чьи-то руки. Я поджидала этот момент. Дергаюсь и, пошатнувшись, вслепую бросаюсь вперед. Просто глупый шаг, наполненный отчаянием и безысходностью. Не успеваю пробежать и нескольких метров. Спотыкаюсь о корни или ветки. Падаю плашмя на землю.

— Ты куда собралась, э? — недовольно прилетает в спину.

Резкая боль пронзает висок. Ян тянет меня за волосы.

— Резвая какая, а прикидывалась немощной, — усмехается Пилюгин.

— Поднимайся, тупая идиотка, — дергает вверх.

Колено саднит нещадно. Ладонь тоже. Меня ставят на ноги и уже через минуту грубо затаскивают в какое-то помещение.

— Свет включи, и руки завяжи ей сзади.

Ощущаю, как запястья стягивают какой-то веревкой.

Пытаюсь отойти, сопротивляясь. Ноги заплетаются, что-то гремит.

— Кривая, — бесится Абрамов. — В подвал ее давай. И сними мешок с башки.

Свет с непривычки режет глаза. Зажмуриваюсь, часто моргаю. Через силу открываю веки. Сначала картинка плывет, но потом, взгляд фокусируется на деревянных стенах постройки.

— Привет не спящим, Лисицына, — ухмыляется Ян, который стоит напротив.

Мычу в ответ, потому что во рту — тряпка.

— А ну развяжи, я послушаю, что она мне хочет прошелестеть.

Пилюгин в очередной раз послушно исполняет его приказ. Смотрю в этот момент на Лешу, но тот старательно отводит глаза. Стоит чуть поодаль, курит. Делает вид, что происходящее его нисколько не касается.

Хмурюсь, когда кляп давит сильнее, а потом жадно глотаю ртом воздух, ощущая частичную свободу.

— Орать не вздумай, — холодно предупреждает Ян. — Лес кругом. Никто тебя не услышит.

— Ре ребят… Мне надо домой…

— Непременно, — издевательски тянет он. — Спускайся.

— Вы не понимаете, прошу вас, у меня сестра одна дома…

— Заткнись. Топай давай, — отмахивается от меня словно от назойливой мухи. — Привнесем красок в твои унылые будни. В прямом смысле, — хохочет.

С опаской смотрю на подвал. Мне жутко только от одной мысли, что они оставят меня там совсем одну.

— Ребята, это шутка? — спрашиваю испуганно, чувствуя как гулко сердце в панике стучится о ребра. — Не не надо, пожалуйста.

Но меня никто не слышит. Насильно спускают в темную яму и хлопают крышкой.

Свет гаснет. Шаги удаляются. Смех стихает. Поворот замка. Как приговор.

Что мне делать?

Я не представляю, чего мне ждать и как выбраться отсюда.

И Ульяна. Одна там. Сердце рвется на части. А если в квартиру заявится кто-то из собутыльников матери? Сестра ведь будет меня ждать, не закроется сама на щеколду или ключ.

А если я не вернусь?

Эта мысль оглушает. Заставляет содрогнуться от липкого страха, который крадется вдоль лопаток.

Сползаю по стене. Роняю голову на колени. Хочется выть от бессилия.

Что я им сделала?

Зачем они так со мной поступают?

Отпустят ли?

И если да… то чем это для меня обернется?

*********

Говорят, что боязнь темноты связана с психологической травмой, полученной в детстве, либо с тем, что человек в какой-то период жизни долго находился в стрессовой ситуации. Я, например, этот страх приобрела с возрастом. Были на то причины. И теперь, к сожалению, тьма для меня — самое пугающее на свете…

Сидя в этом сыром подвале, я ощутила свою фобию сполна. Мне мерещилось, что в углу напротив — кто-то есть, и от каждого звука, доносившегося сверху, душа уходила в пятки. Меня знобило. От холода, от чувства незащищенности и безнадеги.

Не знаю, сколько просидела так, стиснув зубы и сражаясь один на один со своим страхом. Руки удалось вывести вперед. Благо, я худая и смогла сделать это. Но деревянная крышка не открывалась, и от осознания собственной беспомощности я просто упала духом.

Снова села на корточки и начала молиться за Ульяну. За то, чтобы сон ее был спокойным. За то, чтобы домой не заявился кто-то посторонний. За то, чтобы ее ангел-хранитель просто был рядом с ней в эту ночь…

Потеряла счет времени. Мое состояние менялось стремительно. Переходило в разные стадии. Я впадала в отчаяние, смирение, злость, гнев. И так по кругу.

Топот. Голоса. Веселый смех.

Мне кажется, к тому моменту, как они пришли, внутри не осталось ничего. Пустота да и только.

— Фидеры^[3] заполни, че стоишь? — слышу голос Яна. — Бондарь, выноси пушки парням на улицу.

— Там гром гремит, молния сверкает. Ливанет, видимо, — отзывается тот.

— Не сахарный. Неси. Пилюля, проверь девку. Вдруг окочурилась.

Щелкает навесной замок. Вздрагиваю и поднимаю наверх голову.

— Ну что, Лиса, жива? — гадливо улыбается Миша, впуская свет в мою темницу.

А у меня только одно желание — плюнуть ему в лицо.

— Вылезай давай.

— Нет.

— Че? Она не хочет, Ян, — ноет этот здоровенный упырь.

— Миха, с телкой справиться не можешь? Давай быстрее тащи ее, там уже все в сборе. На, припугни.

«Все в сборе» — стучит в голове.

Сколько их?

Что им надо?

— Давай вылезай по-хорошему! — хмурится Пилюгин.

— А если нет, — прищуриваюсь.

Он… вдруг направляет на меня пистолет. И тот выглядит совсем как настоящий.

— А так? — вскидывает бровь.

Сглатываю. В горле будто песок. Встаю. На пухлом лице тут же появляется мерзкая ухмылка.

— Ну вот сразу б так, Ален.

Выбираюсь из подвала. Дважды чихаю. Негнущимися ногами ступаю по полу. Выходим на улицу. Я иду впереди, он сзади. Холодный ветер лижет вспотевшую от нервного напряжения шею. Голые ноги покрываются мурашками.

Осматриваю местность. Лес. Темно и тихо. Только шум голосов вдалеке.

— Миша, отпусти меня, пожалуйста, — предпринимаю попытку достучаться до него.

— Ага, как же. Меня Ян потом на лоскуты порежет.

— Миш, прошу тебя, мне домой надо, — голос предательски ломается и дрожит. Я останавливаюсь и поворачиваюсь к парню. — Ты же не такой, как они. Ты же добрый, Миш.