Единственная. Твоя (СИ) - Мун Эми. Страница 9

Выверенными движениями Рада прочищала ранку. Острая веточка зашла глубоко под кожу, и если не достать все — нагноение как минимум.

Любава тихонько вздохнула. Да плевать на больную ногу! В груди пекло до тихой паники.

Хорошо, что Владимир озаботился ей сотовый достать. Любава отнекивалась — ну его, такую дорогую вещь при себе хранить, но мужчина настоял. А толку? Связи нет… На станции еще худо бедно тянуло, а здесь глухо как в танке.

— Мне бы … ой!..

— Не дёргайся, — строго оборвала Рада, и опять взялась за пинцет. Рядом блестел медицинский лоток для инструмента. Лес лесом, а диплом старушка не зря получала. Сейчас перед Любавой сидел настоящий врач, который для раны перекись и бинты использует, а не заговор.

— …позвонить, — закончила Любава. — А связь не ловит…

Рада пожевала сухими губами

— Так не в городе живем — в лесу. Правда, недалеко часть военная стояла. Верстах в двадцати. До развала копошились там чего-то, ракеты прятали. А теперь заброшена уже… Но вышка там имеется. Кое-где ловит маленько. Надо к прогалине сходить. Должно сработать.

— Покажете?

— Покажу, но завтра. И не спорь. Ты хоть немного, а все-таки ногу повредила, сейчас ее лучше не нагружать.

Вот же! Любава недовольство поморщилась и опять прижалась губами к кулону.

— Мне уже почти не больно, — проворчала, но больше для себя.

Ужасно не хотелось терять день, а в итоге придется сидеть дома. И что ей делать?

Любава нахмурилась, прикидывая план действий… И вдруг как молнией озарило. Старые альбомы! Вчера так и не добралась!

— Ты чего на лавке пляшешь? — опять прикрикнула Рада. — Мне потом тебе ногу резать мало радости.

— Нет, я… Тут фото должны быть. ДядьСтас говорил. Только где?

С сомнением оглядела комнату. Вчерашняя встреча с медведем выбила из колеи, потом уборка до вечера, после которой ее натурально выключило. А теперь будто в голове щелкнуло.

Но шкаф оказался пуст, да и на полках ничего. Может, родители все увезли? Или отдали на хранение?

— Хм, — задумчиво огляделась Рада. Прошептала что-то, амулеты тронула, и вдруг как выдаст: — А на чердаке смотрела?

Любава даже зажмурилась. Вот балда! Разбежаться бы да треснуться головой о стену — все равно мозгов нет. Чердак! Ну, конечно!

— Совсем про него забыла, — призналась честно, — ни одной мысли не было.

— Мыслей не было, потому что не время.

Голос старушки звучал глухо и подозрительно задумчиво. Но Любаву сейчас интересовал только чердак. А вот тот лючок в углу комнаты — он, наверное, не зря …

После ее быстрой вылазки на чердак, Любава сидела в обнимку с одним-единственным альбомом.

Тонкий, едва ли в палец толщиной, но такой драгоценный! И утренняя встреча, чтоб ей пусто было, разом потускнела и отошла на задний план.

— У родителей почти не было фотографий, — призналась сидевшей рядом Раде. — И писем они никому не писали. Только иногда мама звонила сестре. Очень редко, а та присылала открытки.

Старушка тихонько хмыкнула

— Ну так открывай.

И Любава открыла. На колени соскользнул белый конвертик. Письмо.

— Это уж ты сама, — верно поняла Рада. — А я, пожалуй…

— Нет, останетесь! Давайте сначала фото посмотрим…

И они начали смотреть. А вокруг строились и набирали силу картины прошлого. Длинноволосая красавица в камуфляжном костюме и с охапкой цветов. А рядом точно в такой же одежде парень, только у него ружье через плечо висит. Оба улыбаются. Счастливые и молодые.

— Твой отец переехал сюда в семнадцать, он сирота был.

Последнее Любава знала. А о первом папа не упоминал.

— Мама рассказывала, что они в колледже познакомились…

— Да, они в одной группе учились. Вот первый курс их и свёл, ну а потом Данила сюда за любимой отправился. Его ничего и не держало.

Карточки мелькали одна за одной. Родители в городе, у ручья, в доме. Всюду вдвоем или с незнакомыми ей людьми. Почти незнакомыми.

— Мамина сестра!

Тетю Любава сразу узнала. Две девушки в обнимку, и обе с одинаковыми улыбками и глазами.

— Старшая, да.

— Ой, а это…

— Ночь на Купалу. Для всех нас большой праздник. И для твоих родителей особенно. В эту ночь обычно и просят благословения пары.

Любава с интересом разглядывала людей в славянских одеждах. Так странно. Родители никогда не навязывали ей во что верить и как одеваться. Мама, правда, читала русские сказки в основном, а отец часто брал в лес, но чтобы воспитывать в определенном ключе — нет, такого не было. Наоборот, родители часто повторяли, что у каждого свой путь. Главное — оставаться человеком. Не только для других людей, но и природы.

— Они поженились в восемнадцать, я знаю.

— А через год и дитя сделали, — хмыкнула Рада

Любава смущённо улыбнулась и вновь перевернула страницу.

— Ох, — только и смогла выдохнуть.

Фото было случайным. В движении, как говорят. Папа протягивал руку маме, а за родителями стоял молодой Данияр. И Любава тоже была тут. В животе у мамы.

Внутри опять заворочалась тяжесть. Сколько между ними лет разницы? Это даже не подросток, а юноша! Высокий, широкоплечий. А какая улыбка! Легкая, будто облачко. Так и греет, но в груди почему-то больно.

И это их совместное фото будоражит странные ощущения. А в них яркими нотками сквозила грусть.

— Помню это фото. Данияр твоим родителям с переездом помогал. Ему уж пятнадцатый год шел…

О, боги! Так ему сейчас тридцать шесть! Да она перед ним соплюха малолетняя!

— А женился он…

— Зря.

Любава чуть не поперхнулась. Ничего себе заявка! Вроде бы про их отношения женщина говорить не собиралась. Или передумала?

А Рада повертела в морщинистых пальцах щипцы и бросила обратно в лоток.

— …Впрочем, это его дело. Поженились и ладно. А Варвара, не будь дурой, сразу дите сообразила. Ну-ну.

Любава закусила губы, пытаясь удержаться от расспросов. Это — чужая семья. Только почему Рада говорит, будто брак на фарс похож? Или невеста по койкам скакала?

— Сообразила? Не от него, что ли? — ну вот, вырвалось.

Но как же услышать хочется! Вдруг…

— От него, конечно. От кого же еще…

Альбом чуть не выпал из ослабевших пальцев. На что надеялась и зачем? А Рада продолжила бросать землицу правды на могилу ее надежд.

— …Они брак по всем правилам оформили. И в ЗАГСе, и перед Богами. Оба клялись на всю жизнь, чтобы без развода.

— Без развода? — повторила эхом. — Разве у вас не… не разводятся? — голос подломился, и Любава уставилась на фотокарточку.

А Данияр с улыбкой смотрел на мамин живот.

— Разводятся, милая. Но Данияр — старший над четырьмя нашими деревнями. Он — образец всем мужчинам. Пары бывают и разбегаются — это так, но только если двое не клянутся в верности до смерти и после нее. Ну, про последнее Данияру хватило ума не говорить, а вот первое — тут Варвара его ловко окрутила. Что ж — его выбор.

Да, его. И мешать этому Любава не имела никаких прав.

— Отведете меня завтра на прогалину? — попросила тихонько. — Очень нужно.

Глава 8

Солнце пробивалось сквозь толстые стволы деревьев и гладило щеки золотыми пальцами. Пятнами дрожало на мху, превращая обычную зелень в сияющий всеми оттенками изумруд. Воздух пьянил свежестью раннего утра, где-то над головой разливалась трелью птица, а Любава еле тащила себя вслед за Радой.

Ночь прошла отвратительно.

И причиной тому стал не случившийся разговор.

Вечером, когда Рада ушла, Любава забралась на печку и попыталась хоть как-нибудь избавиться от тяжёлого послевкусия беседы. Развернула письмо и пожалела, что вообще это сделала.

«…мы бы хотели, чтобы ты тут пожила, дочка. Подышала родным воздухом, походила по нашей земле…»

Родители не настаивали, конечно. Их письмо — далёкий голос из прошлого — рассказывало о жизни в деревне, о любви друг к другу и надежде на то, что их дочь счастлива. Теплые, нежные слова, которых ей так не хватало. Мама с папой тоже приветствовали ее, и очень хотели поделиться жизнью, которой жили до переезда.