Над словами (СИ) - Иолич Ася. Страница 19

Конда посидел немного, потом улёгся, подпихивая подушку под голову и глядя в широкое чистое окно, на небо, в котором чайки чёрными кончиками крыльев писали невидимую вязь символов, а может, и просто каракулей, потом повернулся к Аяне.

– Прижмись ко мне, сокровище моё.

Они лежали, слушая, как Кимат носится, визжа, по мужской половине, и Луси, которая снова потихоньку начала улыбаться, весело окликает его, и как снизу Тарделл гремит чем-то в погребе. Запах пирога со свежей рыбой доносился снизу через открытую дверь, Вараделта что-то ворчливо выговаривала Тарделлу, а солнце то выглядывало из-за облаков, то пряталось за них, каждый раз меняя их очертания.

– Кирио, там пирог готов, – сказала Луси.

Аяна открыла глаза и встретила улыбающийся взгляд Конды.

– Я заснула? – жалобно спросила она.

– Да. Ты заснула и пускала слюни на мой рукав, – сказал Конда, вынимая руку из-под её головы. – И ещё теперь моя рука, возможно, отвалится, и я стану как один из наших усечённых катисов, но я просто не мог заставить себя побеспокоить тебя.

Аяна закрыла ладонями лицо, чувствуя, как жгучий стыд щиплет её уши и приливает к щекам.

– Прости, – пробормотала она.

– Я ничего не имею против. Это было очень мило. Ты так доверчиво лежала на моей руке, приоткрыв рот.

Он провёл большим пальцем по её губам, потом поцеловал.

– Пойдём ужинать, любовь моя. Иначе мы доберёмся до пирога, когда он уже остынет.

Ригрета вернулась с тремя небольшими свёртками и заглянула на кухню, подзывая Луси, о чём-то пошепталась с ней и наконец уселась за стол.

– Что это? – спросила Аяна.

– Купила ей духи и разные женские штучки, чтобы поднять настроение, – подмигнула Ригрета. – Можно мне кусочек?

Вараделта положила ей весомый кусок рыбного пирога, и Ригрета бодро принялась за него.

– Вараделта, а принеси-ка нам вина, – сказал Конда задумчиво. – Надо отпраздновать возвращение нашей потери.

Стаканы наполнились терпковатым, но сладким вином, и Ригрета удовлетворённо улыбнулась.

– Лучше Бинот нет ничего. Дюбер никогда не превзойдёт их, – сказала она, отпивая глоток.

– Дюбер морозит виноград, чтобы усилить сладость.

Аяна даже малейшего представления не имела, кто такой Дюбер и как именно молча отпила глоток, глядя на Вараделту, которая тоже помалкивала, наслаждаясь вином.

– Я как-то ездил на юг, в Форле. У нас были дела с домом Тареас. Думаю, их белое могло бы соперничать с Бинот, но они продают его исключительно у себя, да и виноградник у них мал. Я был крайне расстроен, когда узнал, что они собираются снизить производство вина и перейти на продажу изюма.

– Изюма? – скривилась Ригрета. – Это прегрешение против добра. Я не бывала в Форле. И вряд ли теперь попаду. Кадиар сказал, что здоровье уже не позволит ему ездить по такой жаре.

– Ригрета, а ты не думала о том, чтобы осесть где-нибудь? – спросил Конда. – Пустить, так скажем, корни?

– И чем я буду заниматься? – подняла бровь Ригрета. – Нет. Нет, увольте. Я работаю и обеспечиваю сама себя, а тут мне придётся привязаться к попечителю и сидеть у него на шее. Ой, прости, Аяна.

– Я не сидела у Конды на шее, – пожала плечами Аяна. – Я работала. За шесть золотых в месяц.

– Моя свобода стоит гораздо дороже, чем шесть золотых в месяц. Я не собираюсь выносить ни за кем горшки... Ну, только если это будет престарелый богатый муж. На крайний случай. Я всё же надеюсь попасть в театр крейта.

– Там скучно, – сказала Аяна, отпивая вино. – Пьеса была волшебной до того момента, как они начали вещать эту чушь про приличия.

– Пф, – фыркнула Ригрета. – Все эти приличия – только напоказ. Ты же сама сказала, все с любовницами... Это единственное место в широком, прекрасном Арнае, где люди не боятся показывать свою сущность, потому что там нет ни одного чистенького. Все так или иначе замараны.

Аяна вздрогнула, но не от её слов, а от того, что Конда опустил руку под стол и сжал её бедро. Она покосилась на него, ловя его хитрый взгляд.

– Возможно, ты хотела бы побывать во дворце у крейта? – спросил он Ригрету. – Я могу устроить. Ты можешь не ехать, Айи, если тебе так не понравилось.

Его рука скользнула чуть выше и сжалась. Аяна распахнула глаза, представляя, как Ригрета едет одна в карете с Кондой, устроившись на мягких, как облака оурана, бархатных сиденьях, как идёт с ним мимо больших зеркал, как гаснет свет, оставляя их в полумраке ложи за полуприкрытыми занавесками с бахромой.

– В каком смысле не ехать? – сипло спросила она и прокашлялась. – Ты что такое сейчас сказал?

– Ты всё же ревнуешь. Я говорил тебе, что это лишнее, помнишь? – сказал Конда, сдвинув руку ещё чуть-чуть. – Ну, если ты хочешь, поедем втроём. Думаю, мы произведём впечатление.

Восторг блеснул в глазах Ригреты. Она в восторге привстала, опираясь ладонями на стол.

– Ты не шутишь?!

– Нет, – пожал плечами Конда. – Мечты должны исполняться. Сразу после праздников можем съездить. Когда там у них... Дней через десять.

Ригрета резко села обратно и с удовольствием отпила глоток вина.

– У тебя уже было такое лицо, – сказала она Аяне. – Ты ела мороженое, а я подумала, что тот парень на званом ужине щупает тебя под столом. Но я не вижу перед тобой мороженого, поэтому, пожалуй, просто промолчу.

– Но ты уже сказала.

– Да? Какая жалость. Иногда просто не могу уследить за языком, – сказала Ригрета, прикусывая кончик язычка белыми зубками и танцуя плечами.

Конда покачал головой, усмехаясь.

– Что, не действует? – с сожалением в голосе спросила Ригрета. – Жаль. – Она вздохнула. – Что, совсем-совсем?

Конда покачал головой, поджав губы.

– Сожалею.

Ригрета прикусила губу и нахмурилась.

– Ну вот и старость подступает, – сказала она. – Конец мечтам, чаяниям, надеждам. Я не способна заинтересовать мужчину. Пойду поплачу.

– Лицо же опухнет, – сказала Аяна, еле сдерживая смех.

– Ах, ну да. Говорят, престарелые матроны нарочно плачут, чтобы морщины разгладились. Тогда просто попью вина. Буду утешаться им, пока кто-то не изобретёт эликсир бессмертия.

Входная дверь тихо стукнула об косяк, и Ригрета подняла брови.

– Мой новый друг Арч пришёл? – спросила она с надеждой. – Краска на его лице делает мою жизнь ярче.

– Кир Конда, я вернулся, – сказал Верделл, заходя на кухню. – Ты тут?

Он повернулся и уставился на Ригрету, а Аяна с восторгом смотрела на него. Костюм Конды после доработки у портного и впрямь хорошо сидел на нём, и, похоже, цирюльник действительно обладал недюжинным талантом, потому что почти сумел победить непобедимо торчащие вихры Верделла.

– Здравствуй, кир, – мелодично пропела Ригрета, отпивая вино. – Садись, я налью тебе выпить.

Верделл шагнул, как зачарованный, не отрывая взгляда от её губ, и сел за стол.

– Это Верделл, – сказала Аяна. – Верделл, это Ригрета, моя подруга.

Ригрета слегка наклонилась, ставя локти на стол, и пододвинула Верделлу стакан вина. Он взял его и не глядя выпил половину, потом опомнился и понюхал оставшееся.

– Это хмельное? – спросил он. – Кир Конда, ничего?

– Ничего, – сказал Конда, который откинулся на спинку стула и наблюдал за ним. – Можно.

– М-м, твой голос – как бархатные сумерки тёплого летнего дня, – мурлыкала Ригрета, обводя пальцем края стакана, потом обмакнула пальчик в вино и тут же облизала его. – Как жаль, что сейчас зима. Так холодно! Кто бы согрел...

Верделл вскочил, скидывая камзол, и рванулся к Ригрете, накрывая им её плечи.

– Спасибо, – сказала она, поднимая на него глаза. – Спасибо за твою доброту, кир.

Верделл застыл над ней, заблудившись взглядом в ложбинке в вырезе платья.

– Кхм, – кашлянул Конда. – Ригрета, достаточно. Верделл, как съездил?

– Куда? – потерянно спросил Верделл. – Кто?

– Ты, балбесина, – сказала Аяна, удручённо глядя на него. – Сядь, пожалуйста.

– Сядь, кир, – сказала Ригрета, и он вслепую сел на стул рядом с ней, не отрывая взгляд. – Как съездил?