Университет языков (СИ) - Андреева Александра Сергеевна. Страница 55

Ниа прижалась к стене, чтобы он мог пройти. Солус молча вошёл в комнату, поднял с пола пульт, выключил телевизор, зажёг настольную лампу, обвязанную розовым бантом, и опустился на стул. Ниа села на полуразобранную кровать.

Солус смотрел в окно, словно пытаясь разглядеть едва заметную линию горизонта. Потом повернулся к Ниа и тихо заговорил по-алгольски.

— Моего отца звали Лустус Альгеди. Он был химиком. Он пытался отыскать средство, которое могло бы излечить наши отравленные земли. Утром он преподавал в университете, потом шёл в лабораторию, а вечером работал дома. Однажды, возвращаясь домой, он присел на скамейку в парке. К нему подошла девушка с огромной папкой и спросила: «Можно, я вас нарисую?» Отец сказал, что очень занят, что у него много дел. Девушка сказала: «Если сможете, приходите в воскресенье». И ушла. Он вернулся домой, но даже в микроскоп видел только её лицо: чистые голубые глаза и волосы, словно продолжение солнечных лучей. И всё же в воскресенье он собирался, как обычно, заниматься в домашней лаборатории, но неожиданно для себя взял куртку и пошёл в парк. Она сидела на скамейке и кормила голубей. Рядом лежала её огромная папка.

Они удивительно подходили друг другу. Он знал, какой элемент получится, если смешать два других элемента, а она знала, какого он будет цвета. Через год Линта Фабери стала женой моего отца, а ещё через год — моей матерью. Спустя пять лет появился мой брат. Тэрси был очень светлым ребёнком. Если бы бог послал на землю ангела, он был бы таким, как мой брат. Тэрси был похож на на маму: голубые глаза, светлые волосы… Когда я впервые увидел Эридана, то сразу вспомнил Тэрси… Они казались совершенно разными — Эридан более избалованный, энергичный, яркий, иногда даже опасный. Но в них было и что-то общее: они оба обращали на себя внимание — один — своей чистотой, другой — своим ослепительным блеском. И оба они были ранимы, а потому беззащитны.

Тэрси был очень одарённым мальчиком. Он умел производить в уме сложные арифметические действия с огромными числами. Он мог бы стать великим математиком… Они с Риной обожали друг друга.

Рина… Когда я учился в восьмом классе, преподаватель сказал, что теперь с нами будет учится ещё одна девочка. Её волосы горели, как кленовые листья в сентябре, а в глазах плескались воды тёмно-зелёного озера, подсвеченного восходящим солнцем. Само её имя означало «изумруд». В Алголии, всё ещё задыхавшейся от пыли и пепла, она словно воплощала в себе мир, каким он был до катастрофы. Все полюбили её. И я… я тоже её полюбил.

Она стала частью моей семьи, моей жизни, меня самого. В последнем классе мы вместе готовились к поступлению в университет. Мы подали документы на физико-математический факультет, где до катастрофы преподавал великий Макс Людер. Рина, смеясь, говорила, что будет изобретать новые формулы, которые я смогу использовать в своих теориях.

В перерыве между нашими выпускными и вступительными экзаменами родители решили съездить отдохнуть на пару дней. У Тэрси как раз начались каникулы. Рина тоже поехала… Я должен был закончить эксперимент в лаборатории, где занимался после школы… Я сказал, что не смогу…

Я закончил эксперимент и вернулся домой. Был тёплый июньский вечер. Я сидел на полу и чертил какие-то схемы. По телевизору шёл старый фильм… — его голос стал похож на шорох мёртвой листвы. — А потом на экране появилась ведущая новостей и сказала, что на севере страны взорвались бомбы, оставшиеся со времён Четвёртой войны. Это было в том городе, где находилась моя семья.

Я побежал к дяде. Он младший брат моего отца. И он решил стать военным… Я просил найти их. Но полковник Альгеди сказал, что это невозможно.

— Сол, их нельзя спасти, они уже погибли!

— Да знаю я, что они погибли! Помоги мне найти… тела! Нельзя же оставить их лежать там!

— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но это слишком опасно. Я не могу рисковать людьми. Сол, послушай…

— Что? Что ты хочешь сказать? Что ты хочешь мне сказать?

— Я никогда не обвинял его в том, что случилось с нашей страной. Никогда, до этого дня.

Вернувшись домой, я взял защитный костюм отца из лаборатории и отправился туда.

Они были на детской площадке… Старая песочница с грибком, горка, карусель и их тела… Я похоронил их в одной могиле.

Вернувшись, я сдал вступительные экзамены в университет. Окончил его, поступил на работу в физическую лабораторию в Мейсе. Поняв, что мои знания нужны для создания очередной модели оружия массового уничтожения, я ушёл. Один знакомый рассказал об Университете. Так я оказался здесь.

Если бы Бог оставил мне Рину, но он забрал и её.

Чёрные глаза впились в серые:

— Я помню, что я живой. Я честно прожил шестнадцать лет после их смерти и проживу ещё, но я ненавижу праздники, подарки, поздравления, благодарности!

Он снова заговорил по-албалийски и теперь вколачивал в неё звуки, как гвозди. Ниа вздрагивала от каждого слова, словно от удара.

— Простите, умоляю, простите меня, я не… пожалуйста…

Солус не слушал. Он продолжал смотреть в её глаза, пытаясь увидеть нужный ему ответ. Но там было только бесконечное сострадание и что-то ещё, чему он не хотел давать названия.

— Простите…

— Прекратите! — резко сказал он, отвернувшись. — Мне не нужна жалость!

Ниа опустила голову. Они сидели и молчали.

— Ну, теперь ваша очередь, — проговорил Солус Альгеди. Даже не поднимая глаз, девушка ощущала на себе тяжёлый, ищущий взгляд.

— Моя мама была… красивой и модной. Её звали Кука. Маме очень не нравилось это имя, поэтому мне она выбрала необычное и красивое. Мама не знала алгольского языка, и ей оно казалось красивым… А мой папа был лётчиком. Вообще-то он был лётчиком-космонавтом. Тогда Лабрия вела переговоры с другими странами о строительстве нового космодрома, правительство собиралось возобновить полёты в космос. Но потом программу закрыли, и папа остался без работы. Он пробовал заниматься чем-то другим, но думал только о космосе. Он даже сказки мне рассказывал только о звёздах… Ему было грустно, работа попадалась всё хуже и хуже, он начал пить… Мама не выдержала…

Мне тогда было пять лет. Папа пришёл и сказал, что завтра я поеду к бабушке Ави. И я стала жить у бабушки. Папа приезжал время от времени, а мама — нет. Я спрашивала его о маме, но он не отвечал. Я заметила, что мои вопросы причиняют папе боль, и перестала спрашивать. Потом, когда я стала постарше, я спросила у бабушки. Она сказала, что у мамы теперь другая семья.

Её можно понять… С папой было тяжело. Да и я… Мама всегда хотела красивого ребёнка.

Через год папа бросил пить и забрал меня домой. А когда я пошла в школу, всё началось сначала. Один раз он выпил очень-очень много, я тогда училась в шестом классе. Когда папа уснул, я увидела у него в руке смятую страницу газеты. Там была статья об аварии. В автобус врезался грузовик. В автобусе была моя мама.

Потом… я училась в школе. На каникулы я редко куда-то ездила, папу опасно было оставлять одного. Как-то мы с классом пошли в двухдневный поход, а папа не смог найти ключ и выпрыгнул из окна. Хорошо, что мы жили на втором этаже. Потом оказалось, что ключ лежал под шкафом.

Поэтому я старалась находиться дома, но однажды… Это было летом, я как раз перешла в последний класс. Я так устала… и согласилась поехать с подругами на несколько дней загород. Когда я вернулась, сосед сказал мне, что папа умер. Его нашли в прихожей.

Мы с бабушкой похоронили его. Я продала нашу с папой квартиру и купила другую, мы стали жить там вместе с бабушкой. Через год я поступила в Университет Геммы, через пять лет закончила его и приехала сюда… В университете было хорошо, я встретила много замечательных людей. Только бабушка умерла. Она очень переживала из-за папы.

Ниа робко посмотрела на Солуса, проверяя, слушает ли он ещё.

Может, он повернул лампу, а может, так было и раньше, но лампа освещала только её. Его лицо скрывала тень.