Мое мерзкое высочество (СИ) - Питкевич Александра "Samum". Страница 56

Голова все так же кружилась, в теле, по спирали нарастали ощущения, не давая дышать. Мне казалось, что еще немного, и я лопну, как перегретый на огне кувшин, но это все длилось и длилось, не отпуская. И вот в то мгновение, когда я почувствовала, что больше не вынесу, что еще немного, я просто растворюсь от переизбытка ощущений, став песчинкой, перед закрытыми глазами что-то ослепительно вспыхнуло. Тело выгнуло дугой, сотрясаясь от напряжения. А через мгновение я поняла, что просто растаяла, растекаясь, как сахар на сковороде.

Сальва опустился рядом, тяжело дыша. На лбу мужчины блестели капельки пота, а на губах блуждала улыбка. Плавным движением убрав с моего лица налипшую прядь, он притянул меня ближе, не давая замерзнуть. Поймав край плаща, на котором мы лежали, Сальва завернул его на меня, прикрывая наготу, которая стала ощущаться вдруг особенно остро.

— Ты в порядке? — тихо спросил мужчина, несколько тревожно вглядываясь.

Все еще не отойдя от произошедшего, несколько оглушенная и удивленная, я только кивнула, теснее прижимаясь к горячему телу, от которого шел резкий, дурманящий, но такой приятный, запах. Глубоко вздохнув, я прикрыла глаза, решив, что могу позволить себе такую маленькую слабость, на фоне всего прочего.

— Не хочешь разговаривать? — понимающе произнес Сальва, то ли с вопросом, то ли с утверждением.

Я только кивнула, чувствуя, как меня гладят по волосам, даря короткое мгновение покоя. Через несколько мгновений я поняла, что дыхание мужчины замедлилось, рука, что меня обнимала, стала тяжелой. Приподняв голову, я обратила внимание на темные круги под глазами уснувшего мужчины. На скулы, что острее выделялись под щетиной.

Взволнованная и возбужденная, я не заметила всего этого в момент встречи, теперь же мне стало очевидно, что последние дни выдались сложными не только для меня. Но это было только началом важных событий.

С тоской и сожалением, с какой-то внезапно вспыхнувшей болью, я провела по крепкому мужскому плечу, стараясь впитать в себя эти ощущения, запомнить их надолго. А затем медленно, стараясь не разбудить, выбралась из крепких объятий.

Быстро натянув платье, кинув еще один печальный взгляд на мужчину, что полуголым спал между согретых солнцем камней, я почувствовала острый укол вины.

— Я Олив. Меронская принцесса Сайгоры. Прости меня за это, Сальватор ди Кламеро. Прости, — слова звучали едва слышно, словно я все еще боялась, что меня кто-то услышит.

Почувствовав, как к глазам подступают слезы, от обиды на правила, на собственное происхождение, на весь мир вокруг, я побежала вниз к долине, к черным стенам своего поместья, надеясь укрыться за красным одеянием до того, как печаль и долг накроют меня с головой.

Глава 37

Ни на кого не глядя, стараясь не позволить пролиться слезам, я поднялась в свои покои, чувствуя, что приступ жалости к себе, все же мне не подавить.

— Ванну мне. Сейчас, — расплетая волосы, потребовала у Полли, которая, кажется, боялась произнести хоть слово, ожидая меня у распахнутого окна. — И передай Кури, чтобы готовились. Завтра мы выезжаем с сторону столицы.

— Ваше высочест… — Полии, понизив голос, с опаской, словно я могу взорваться, все же нарушила молчание. И это стало ошибкой, потому, что меня тут же окатило обжигающей волной горечи, от которой перехватило дыхание.

— Немедленно исполнять! — срываясь на крик, чего обычно не бывало, я отвернулась от служанки, чтобы как-то справиться с собой.

Полли сорвалась с места, явно встревоженная моим состоянием, но я была просто не в силах успокаивать еще и ее.

Я даже не могла сразу себе сказать, что именно меня столь расстроило, ведь по сути, день выдался изумительный. Та нежность, граничащая с трепетностью, что проявил ко мне Сальватор была очень ценной и редкой, это уж я точно знала, наслушавшись рассказов своих чуть менее строго воспитанных знакомых девушек.

Все прошло замечательно, честно и взаимно, но я была готова запереться в темном чулане и рыдать до самых снегов. Чувство бессмысленности всего, что я делаю накатило так внезапно, что я никак не могла справиться. Согнувшись, словно от боли, я пыталась просто дышать, но ощущение было такое, что воздух просто не проходил в тело, застревая в горле. Одной рукой удерживаясь за край стола, прижимая вторую в районе сердца, я тихо всхлипывала без слез, пытаясь прогнать тоскливые мысли.

— Моя принцесса? — матушка Сю, эта странная старуха, что умудрилась десятилетия провести практически в одиночестве, охраняя добро своей прежней госпожи и память о ней, появилась рядом. Осторожно положив ладонь мне на спину, поглаживая через ткань сухими сморщенными пальцами, она словно пыталась вытянуть эту тупую боль, что наполняла мое тело. — Тише, моя милая. Все пройдет.

От тихого, скрипучего голоса мне стало словно бы легче, но потом из глаз все же брызнули слезы. Тихое завывание било по ушам, страшно нервируя и не давая успокоиться. Мне хотелось, что бы кто-то сто издал этот разрывающий, полный боли и тоски, звук, наконец замолчал.

— Поплачьте, моя хорошая, славная девочка. Поплачьте и все пойдет. — Завывания стали громче, и только тогда я поняла, откуда идет звук.

Это была я.

Судорожно всхлипнув, пытаясь прекратить это все, я медленно попыталась выпрямиться. Кажется, мне становилось легче.

— Он был груб с вами? Этот ваш тайный мужчина с мягкими словами и крепкими руками?

— Нет, — я истово затрясла головой. Совсем не хотелось, чтобы Сальватора хоть в чем-то обвиняли. Тем более, в грубости. — Совсем наоборот. Он была так нежен, так внимателен…

Я не сумела договорить, разрыдавшись сильнее прежнего, как какая-то деревенская девчонка, упустившая козу из загона.

— О, моя хорошая, — в голосе старухи тоже присутствовало сожаление, словно она разделяла эту боль вместе со мной.

— Почему мне так больно? Почему так горько? — не в силах больше справиться с собой, сквозь рыдания и завывания просипела я, поднимая глаза на старуху. — Я знала, что делаю.

— Иногда грубость и жестокость бывает проще пережить, чем ласку, — покачала головой старая ведьма. — Вы же сейчас горюете не о том, что произошло? Так?

Я смогла только покачать головой, вытирая рукавом слезы, замочившие уже и ворот платья.

— Кажется, вы рыдаете о том, чего не может случиться в будущем. — Видя, что меня начинает бить крупная дрожь, старуха накинула на плечи покрывало, сдернув то с постели. — Рыдайте, моя принцесса. Рыдайте. Иногда будущее достойно того, чтобы его оплакали.

— Но я знаю, что это не правильно…

— Ничего, моя принцесса. Все пройдет. И завтра вы вновь станете сильной, как всегда. И в столице сделаете все так, как запланировали. А сегодня можно немного побыть просто женщиной. Идемте, ваша ванная готова.

Уже сидя в горячей, наполненной ароматной водой, ванне, я немного успокоилась. Да, старуха была права, это просто накопилось за многие месяцы и вдруг вылилось, запнувшись о события сегодняшнего дня. Выгнав всех за ширму, желая побыть хоть в каком-то уединении, я не хотела просто отмокала, не желая чтобы меня трогали чужие руки. Чтобы не стерли эхо тех прикосновений, что еще ощущались на коже.

Когда слезы закончились, я даже сумела улыбнуться, радуясь, что все же решилась. Пусть это бело немного безрассудно, немного глупо, но все же мне теперь точно будет о чем вспоминать снежными зимними вечерами, когда от безделья в голову лезут непрошенные мысли. А так у меня будет своя небольшая, полная нежности и тепла, тайна.

Сказать что меня удивила решительность этой девушки будет не правильным. Она меня поразила не столько принятым решением, которое в принципе не должно было прийти в голову барышне такого достойного происхождения, но и той уверенностью, с которой Полли отстаивала собственное мнение. В ее словах не было сомнения. Да, присутствовало легкое волнение, тревога, но не сомнение. Она точно знала, чего хочет и как э ого добиться. И кто я такой, чтобы ей в этом отказывать?