Пай-девочка - Королева Мария. Страница 14

— Мои прыжки? Но я вовсе не собираюсь…

— Понимаю, — перебил он. — Это дорого. Но все можно уладить, было бы желание.

— Я вовсе не уверена, что для этого подхожу.

— А я уверен, что подходишь. Ты гибкая. Ты смелая. И потом, если ты начнешь прыгать, то на аэродроме будет одной красавицей больше.

— Ты и правда считаешь меня красавицей? — вырвалось у меня. Я тут же прикусила язык, я же прекрасно знаю, что ничего подобного говорить мужчинам нельзя. С мужчинами надо держаться уверенно, так, словно они тебе чего-то должны. А не выпрашивать комплименты.

— Все считают тебя красавицей, — серьезно сказал он, — и знаешь почему?

— Почему? — почти прошептала я.

— Потому что ты красавица и есть! — Он вдруг наклонился к моему лицу и чмокнул меня в висок. Ничего эротического в этом поцелуе не было, но все равно я покраснела. — И не слушай ты эту Лику!

— Юку? — переспросила я. Я всегда не могла понять, почему Гена так не любит Юку.

— Лику, — мягко поправил он. — Что за имечко ты дурацкое ей придумала, Юка… Она на тебя дурно влияет.

— Почему ты так считаешь?

— Да потому что она держит тебя за свою фрейлину! — воскликнул он. — Она считает, что все вокруг ей должны. А ты — в первую очередь. Неужели ты не видела, как её раздражал твой энтузиазм, когда ты только приземлилась?

— Генчик, ты просто плохо знаешь Юку. Да, она так себя ведет, но это не со зла, у нее просто такой стиль. На самом деле она меня любит. Мы лучшие подруги.

— Это ты так считаешь. Ладно, Настена, не хочу я вмешиваться в вашу женскую дружбу. Ты разговор-то не уводи. Когда мы опять будет прыгать?

— Не знаю… Хочешь сказать, что прыгнешь со мной ещё раз?

— Только если ты пообещаешь пройти АФФ.

Курс АФФ (это английская аббревиатура, расшифровывается, как accelerated free fall — продвинутое свободное падение) — это ускоренная американская программа обучения парашютистов.

За восемь прыжков новичка научат основным элементам свободного падения и управления спортивным куполом. Юка прошла АФФ ещё два года назад, как только попала на аэродром. Курс этот весьма дорогой — Юке он обошелся почти в тысячу долларов.

— Боюсь, я не так богата, чтобы это тебе обещать, — попробовала отшутиться я.

— Я же уже сказал, что это разрешимая проблема. Я ведь сам АФФ инструктор, так?

— Я знаю…

— Так что один бесплатный инструктор у тебя, считай, уже есть. Ещё кого-нибудь я найду… О, знаю! Димка Шпагин должен мне денег. Он может отработать натурой, отпрыгать с тобой АФФ в качестве инструктора.

— Гена… Но зачем это тебе-то надо?

Он помолчал задумчиво. А потом весело воскликнул:

— А, сам не знаю! Просто мне кажется, что такая девушка, как ты, должна прыгать! И раз тебе самой так понравилось… Не волнуйся, мне не надо отдавать никаких денег. И натурой тоже не надо. — Он ущипнул меня за бок. — Хотя…

Другая девушка на моем месте наверняка лихо пошутила бы в ответ. Здесь напрашивается какая-нибудь непринужденная пошлость. Но я так не могу. Просто не могу.

— Да ладно, Настена, расслабься, я же просто пошутил.

— Я знаю.

Он помолчал. Я знала, что он на меня смотрит. И нельзя сказать, что я чувствовала себя уютно.

— Так что насчет прыжков? Когда начинаем, завтра? Я вздохнула. Рано или поздно мне придется это сказать. Так почему бы не прямо сейчас?

— Генчик… Я должна тебе признаться…

— Что такое?

— Я панически боюсь высоты. Ты ошибся. Никакая я не смелая. И у меня никогда не получится стать парашютисткой. Никогда.

— Вот глупости! Высоты не боятся только дети и психически больные. А я, милая Настена, сразу чувствую человека. Наш он или не наш. Знаешь, сколько у меня прыжков?

— Больше тысячи — это точно.

— Четыре с половиной тысячи, — снисходительно улыбнулся он. — Три тысячи прыжков назад я начал работать инструктором. Знаешь, сколько людей я научил прыгать? Сотни. Так что своей интуиции я доверяю. Иногда приходит человек, и кажется, что он вообще не боится ничего, ни один мускул на физиономии не дрогнет. А я чувствую — что-то не так. И обычно оказываюсь прав, человек этот прыгнет десять раз и больше на аэродром не приезжает. А иногда приходит девчушка вроде тебя и дрожит как осиновый лист на ветру. Но глаза у нее горят, понимаешь!

«Глаза у меня горят, потому что ты рядом, Генчик, а не из-за этих дурацких парашютов!» — хотелось крикнуть мне.

— Я же сразу понял, что небо тебя зацепило. Небо сразу своих чувствует. И не деться тебе от него уже никуда.

Через несколько часов после этого разговора жизнь моя круто изменится. Разумеется, сама я в тот момент ни о чем таком и не подозревала. Мне был двадцать один год, и не очень-то я верила в знаки судьбы. Двадцать один год — вполне взрослая девица, скажет кто-то.

Отнюдь.

Неопытная. Не уверенная в себе. Некрасивая. Застенчивая. Никакая.

Последняя девственница аэродром «Горки».

Даже Юка и та на меня давно рукой махнула. А ведь когда-то она рьяно пыталась помочь мне стать роковой и соблазнительной.

Было это всего два года назад…

Когда Юка узнала, что я ещё девственница, она смеялась так, словно сам Джим Керри рассказал ей свежайшую анекдотическую историю. Откуда, вы спросите, ей вообще стал известен столь интимный факт моей биографии? Признаюсь честно, я рассказала ей об этом сама. Почему? Да потому что считала её подругой. Своей единственной настоящей подругой.

Однажды я ночевала в Юкиной квартире. Она редко приглашала меня к себе. У нее была жуткого вида малогабаритка в Северном Бутове — но Юка почти там не бывала. Потому что у нее был ещё особнячок в Серебряном Бору, во всяком случае, так утверждала она сама.

— Этот особняк арендует для меня любовник, — неохотно пояснила она. — Он не любит, когда там бывают гости. И потом, сейчас там ремонт, устанавливают камин.

Я уважительно на нее посмотрела. Надо же — у Юки есть камин. Моя лучшая подруга зимними вечерами греется у камина, сидя на медвежьей шкуре (про шкуру она ничего не говорила, но мне почему-то казалось, что шкура у Юки тоже есть). А ещё она нежится в пенной джакузи, пьет французское шампанское, а по утрам заваривает свежую мяту в чай, даже зимой. А я… да что там я, я даже на кофе экономлю, покупаю гадкий растворимый вместо любимого молотого. Эх… Нет, я ей не завидовала. А что завидовать, если Юка все эти прелести жизни заслужила?

Она женственная, она сексапильная, она хищница, поэтому мужчины бросают к её ногам домики на берегу строгинского залива. А кто такая я? Никто. Во всяком случае, была никем, пока не познакомилась с ней.

— Почему же он не сделает ремонт в твоей квартире? — спросила я, рассматривая стены с убогими обоями в трогательный синий цветок, вздувшийся линолеум и буро-зеленые разводы на потолках.

Мерзкая квартирка, надо признаться. Эти нищие интерьеры никак не вязались с вальяжной Юкой — Юкой, которая носит норковую куртку и небрежно оставляет пятисотрублевую купюру на чай. Невозможно было поверить, что именно Юка живет здесь.

Почему-то она на меня разозлилась. Вообще, она часто злилась на меня. Даже странно, что она со мной дружила. Я часто задавала себе вопрос — а что она вообще во мне нашла? Зачем я ей нужна? Неужели нравлюсь. Я. Ей? Почему-то от этой мысли становилось тепло, как от маленького глоточка коньяку. Если я могла понравиться такой совершенной девушке, как Юка, значит, наверное, я чего-то стою.

— А ты что лезешь не в свое дело? Я, может быть, вообще эту хату продать хочу. Ни к чему мне она. Зачем делать ремонт в этом убожестве. — Она нервно повела точеным плечиком. — Ладно, Насть, проходи на кухню, чай будем пить.

И мы пили чай из симпатичных глиняных пиал даже ели торт. А потом ещё и клюквенный щербет, разумеется, низкокалорийный. И пили сухое красное вино, разбавляя его газированной минералкой — Юка утверждала, что таким образом вино пьет вся Европа.