Пай-девочка - Королева Мария. Страница 33
Но потом выяснилось, что Димка Шпагин собирался мне заплатить — как укладчику, по тарифу. Я от денег отказалась. Но в этот же день директор дропзоны Василий Ильич сказал, что я могла бы постоянно работать в «Горках» укладчицей. Перспектива была заманчива я теперь не была просто Юкиной тенью, я могла чувствовать себя полезной. И зарабатывала хоть какие-то деньги.
Но вот парадокс — как только на аэродроме стали поговаривать, что я — лучшая в «Горках» укладчица, так Юка строптиво отказалась доверять мне свой парашют.
— Еще испортишь что-нибудь, — с улыбкой сказала однажды она. — Не хочу доверять такой рохле, как ты, свою безопасность.
— Но раньше доверяла, — растерялась я.
— А я вообще легкомысленна. Раньше доверяла, а потом посмотрела, как ты неаккуратно запихиваешь купол в ранец, и ужаснулась. Я могу сделать это куда лучше.
Другая бы на моем месте буркнула — вот и делай! А я принялась оправдываться. Чем, разумеется, доставила Юке удовольствие. Но своего решения она не изменила.
Больше никогда она не пользовалась моими услугами укладчика.
На пятидесятом прыжке я вдруг с удивлением обнаружила, что больше не боюсь неба. Я не верила в то, что это может произойти со мной. Я перестала бояться. И даже больше — во время прыжка я испытывала какое-то ничем не объяснимое спокойствие. Мне нравилось, подойдя к распахнутой двери самолёта, немного помедлить, прежде чем прыгнуть вниз. Мне нравился свежий запах ветра, разбивающегося о моё лицо.
Мне нравилось ловить ладошками встречный поток.
За это время я многому научилась. Раньше верхом моих возможностей в свободном падении было простенькое сальто. Теперь же я умела крутиться в воздухе волчком, сидеть на потоке, скрестив ноги, лететь к земле вниз головой, руля ногами. Все находили, что я очень способная. Я приезжала на аэродром каждые выходные — разумеется, с Генчиком.
За день я делала не меньше десяти прыжков. Если получалось меньше, я расстраивалась. В какой-то момент я поняла, что завишу от прыжков. Я стала настоящей наркоманкой. Я была счастлива только в выходные дни, когда у меня была возможность прыгать. Всю неделю я места себе не находила.
Я нигде не работала. Вот уже давно Юка ничего мне не поручала, само собой получилось, что я больше не являюсь её секретаршей. Я честно пробовала работать. Но не могла выдержать и недели.
Я устроилась продавщицей в секс-шоп. Сидя в душном подвальном помещении среди искусственных, пахнущих резиной членов и отвратительно липких силиконовых вагин, я чувствовала себя в своей тарелке потому что посетителей было очень мало и я могла целыми днями ничего не делать, мечтая о прыжках.
Но однажды в магазине произошел досадный инцидент, поставивший крест на моей карьере продавщицы фаллоимитаторов. Какой-то покупатель, который был, должно быть, немного не в себе или просто под кайфом, решил испробовать новоприобретенную вагину с романтической надписью «Марина» на коробке прямо в магазине. Он расстегнул ширинку и приготовился уже приступить к делу.
Я смотреть на это не могла. Я схватила с полки самый большой резиновый член и с размаху треснула им по его лицу. После чего старший менеджер сквозь зубы объяснил мне, что я мало того, что травмировала одного из постоянных клиентов магазина, да ещё и сломала о его голову самый дорогой фаллоимитатор.
После секс-шопа я устроилась продавцом-консультантом в зоомагазин. Мне там нравилось. Я люблю животных. Я приходила в магазин к семи утра, чтобы успеть покормить всех котят, собачек и рыбок. Но однажды я что-то там напутала с витаминами — в результате чего погибла водная черепаха. Меня уволили.
Много кем пыталась я быть, ничего не получалось. Я даже подумала о том, не поступить ли мне в институт. По крайней мере, на пять лет я смогу забыть о собственной никчемности. Не во ВГИК, конечно. Куда-нибудь попроще. Я могла бы, например, выучиться на библиотекаря или на ветеринарную медсестру. Я могла бы стать товароведом или исполнительной секретаршей.
Но я понимала, что все это лишь самоуговоры. Потому что мне хотелось только прыгать.
На что я жила, спросите вы.
Во-первых, мне помогали родители. Они давно махнули на меня рукой. Я пообещала им, что со следующего года непременно буду где-нибудь учиться. Во-вторых, по выходным я по-прежнему работала укладчиком парашютов на аэродроме.
В-третьих, я продала свою шикарную енотовую шубу, которую родители подарили мне на шестнадцатилетие. Всё равно шуба мне к лицу, в ней я похожа на неповоротливого медвежонка.
А на аэродроме жизнь шла своим чередом.
Лето подходило к концу.
Всё чаще взлёты отменяли из-за плохой погоды. Киса успела отметить шестисотый прыжок. Димке Шпагину удалось соблазнить рыжую красавицу Ксеню. Целых две недели они ходили вместе. А потом Ксеня при приземлении сломала ногу. На аэродром она ездить перестала, не знаю, как уж сложились её отношения со Шпагиным. Но боюсь, что никак потому что Димка казался мне слишком легкомысленным для каких-то отношений.
Юка заказала себе новый комбинезон. Это был самый красивый комбинезон из всех, что я когда-либо видела. Даже у модницы Кисы не было такого. Белоснежный, с серебристыми полосами — в нем Юка была похожа на космического пришельца.
Дюймовочка бросила парашютный спорт. Но продолжала приезжать на аэродром за компанию. Она сделала всего пятнадцать прыжков, но так и не смогла справиться со страхом. И выбрала самый легкий вариант.
А однажды на аэродроме появилась бывшая жена Генчика вместе со своим новым другом. Это была миниатюрная мрачная брюнетка, совсем не красивая. Оказывается, она тоже когда-то прыгала, но потом бросила. Генчик меня с ней познакомил.
— Значит, вы новая дама сердца? — спросила она, неприятно кривя губы. Над верхней губой у нее пушились едва заметные (но все-таки заметные) усики.
У неё был противный визгливый голос. Мне она сразу не понравилась. И что он в ней только нашел, подумала я. Забавно, если она подумала обо мне то же самое. А судя по презрительному взгляду, она именно это и подумала.
— Вас что-то не устраивает? — Я старалась держаться с достоинством.
— Наоборот, — хмыкнула она. — Вы парашютистка?
— Да — гордо сказала я. — У меня уже сто прыжков.
— У меня триста пятьдесят. — Она опять скривила губы.
Мне было неприятно, что у нее больше прыжков, чем у меня.
— Почему же вы бросили парашютный спорт?
— Потому что забеременела от этого мудака — глухо хохотнула она, — моего бывшего мужа. И стало быть, вашего бойфренда.
— Не надо так говорить, — тихо попросила я. — Если у вас с ним не сложилось, то это ещё ничего не значит.
— Может быть. Только предупреждаю вас заранее, что ничего серьезного с Геннадием получиться не может. Пока вы прыгаете вместе, он вас не бросит. Но знаете, как он поступил со мной? Он заставлял меня прыгать беременную. А когда я отказалась, сказал, что я ненормальная. Что никакого риска быть не может пока не заметно живота. Он уговаривал меня сделать аборт. А ведь мне было уже двадцать восемь лет. А когда я все-таки родила, через некоторое время он стал от меня гулять. Любовниц находил здесь же, на аэродроме. Добрые люди мне все докладывали. Вы ведь знаете, Настя, что мир не без добрых людей.
Зачем я это выслушивала? Почему не перебила её, не ушла? Я ведь ей ни капельки не верила. А если и верила в глубине души, то ничуть не сомневалась, что со мной Генчик не сможет так поступить никогда.
Да и вообще, я не хочу детей. В тот момент мне казалось, что прыжки гораздо важнее каких-то детей
Но всё-таки я стояла и слушала, чёрт бы побрал мою вежливость, плавно перетекающую в 6есхребетность!
— Потом я сама ушла от него. Такая вот грустная история.
— Я пойду, я записана на третий взлёт, — сказала я. — Приятно было пообщаться.
Я рассказала об этом разговоре Юке. Я ожидала, что она поддержит меня. Но Юка сказала: