Чебурашка (СИ) - Ро Олли. Страница 68

— Ага, как же! Эта парочка заявила, что в ближайшие семь лет не собираются становиться родителями. У Моники карьера модели. У Стефана контракт с каким-то шейхом. Зачем вообще женятся — не понятно.

— Разве люди женятся, чтобы детей рожать?

— А что нет?

— Нет. Люди женятся, потому что любят друг друга и хотят быть вместе. А еще чтобы заявить права на свою половинку.

— А вы с папой почему не женитесь? Он же зовет. Ты что же — не хочешь наконец заявить права на свою половинку?

— Не умничай.

— Ладно. Тебя когда выписывают?

— Через два дня снимут швы, но еще около трех — четырех недель нужно будет носить повязку.

— Ясно. Ладно, мам. Мне пора.

— Пока, родной. Звони!

Степа буркнул что-то и спешно отключился. Я же не могла не улыбнуться. Ему там правда нелегко. Временно Степа переехал к деду и Тамаре, сбежал от Катери, которая оккупировала нашу квартиру. Она, как оказалось, всю жизнь мечтала жить в городе, а у нас там и поликлиника под боком, и драматический театр (кто бы мог распознать в сварливой старухе любительницу культурного досуга), а еще в районном ДК организовали клуб пенсионеров, которые каждый понедельник по льготной программе посещают бассейн и сауну, а по выходным смотрят советские фильмы и танцуют под хиты семидесятых. Про рассаду, огород, кур и брошенную на соседку хату, она не вспоминала. А пару пенсий (и наверняка часть сбережений потратила на обновление гардероба).

Степа вообще-то просился пожить на квартиру к Матвею, но материнское сердце не позволило допустить едва вышедшего из пубертата сына до подобных свобод. Я ему, конечно, доверяю, но считаю, что всего должно быть в меру. Впрочем, Степа не расстроился. Кажется, главной целью было сбежать от Катери.

Ашкетов с Моникой пробыли в городе около месяца. Они навещали меня и в больнице, и позже приезжали на выходные в Лесные зори. Глядя на них теперь мне даже было как-то стыдно перед самой собой за истерику. И сама Моника уже не казалась мне верхом совершенства, как и грудь ее, в частности. И Стефан не волновал своим присутствием, хотя время от времени и ловила на себе его задумчивые взгляды.

Лето, наполненное событиями, стремительно завершалось. Но уже к середине августа я воистину чувствовала себя новым человеком. Не могла не улыбаться собственному отражению — настолько оно мне нравилось. Я полюбила свои аккуратные маленькие ушки, полюбила высокие прически, выяснила, что оказывается у меня изящная длинная шея и красивые скулы. Стала больше уделять внимания уходу за собой. Я набрала вес и красиво округлилась в бедрах. Исчезли синяки под глазами. И вообще, чисто психологически, ощущения были такими, словно за спиной выросли крылья.

Я замечала повышенное внимание со стороны окружающих мужчин, видела зависть в глазах красивых женщин, ощущала триумф, впитывая восхищение Матвея. А еще испытывала некоторое наслаждение от вспышек ревности у Соколовского. Никто и никогда раньше меня не ревновал. Я истинно верила, что никогда и не будет. Это заставляло чувствовать себя второсортной что ли, или как скажут экономисты — неликвидной.

Но теперь все закостенелые комплексы рассыпались в труху. Я даже не стала избавляться от старых послеоперационных шрамов, хотя мне предлагали. Просто видела, что у Матвея отвращения они не вызывают. Соколовский даже обмолвился, что я должна носить их гордо, словно боевые награды.

Теплым сентябрьским днем мы собрались, чтобы отпраздновать бракосочетание Игоря Михайловича и Тамары Яковлевны. В узком кругу во дворе их приветливого уютного дома, под великолепной цветочной аркой прошла красивая церемония, наполненная искренностью, теплом и любовью.

Близкие друзья и родные без лишнего пафоса и манерности неустанно поздравляли пару, изысканные закуски, шампанское, живая музыка — все вокруг создавало атмосферу полной идиллии и счастья.

И когда в завершении вечера Тамара, нарушая все правила традиции, подошла и с лукавой улыбкой отдала мне в руки свой восхитительный букет, Матвей вдруг опустился на одно колено и вновь сделал предложение. Отказать я, разумеется, не смогла.

Еще и разревелась — настолько трогательной была его речь. Добавил соли и Степа, который явно был в преступном сговоре против моей свободы и независимости.

Вот так я и стала официальной невестой.

Свадьбу сыграли в октябре.

Пестрые клены, пушистые колосья, благородное плотное кружево, спелые красные яблоки, теплый домашний хлеб… Многим они покажутся провинциальными и немодными акцентами, но мы и не стремились попасть в тренд. Свадьба была большая, громкая, веселая.

Матвей разгулялся не на шутку. Даже одноклассников позвал (естественно, кроме Кристины). Многие даже пришли. Я ожидала едких комментариев или язвительных насмешек, но ошиблась. Все-таки старые знакомые оказались уже не столь дурными, как раньше. Некоторые даже нашли в себе силы, чтобы извиниться за прошлое. Однако, столкнувшись с бывшими одноклассниками нос к носу, вдруг поняла, что не испытываю к ним ни злости, ни горечи, ни обиды.

Я была счастлива и желала счастья всем вокруг.

Мать свою Матвей тоже позвал, но та явиться не соизволила. Более того, высказалась в довольно негативном ключе (подробностей не знаю), чем по всей видимости забила последний гвоздь в отношениях с сыном.

После свадьбы мы с Матвеем вдвоем улетели на острова, где белый песок и изумрудное море. И там я окончательно убедилась, что для того, чтобы быть счастливым, порой, достаточно лишь разрешить себе это чувство. Да, довериться бывает страшно, предатели прошлого мерещатся в каждом первом, вынуждая выбирать устоявшийся быт вместо ярких эмоций. Но так ли оправдана эта боязнь, ведь на кону ни больше, ни меньше — жизнь.

Эпилог

Пятнадцать лет спустя

Павел, Платон, Яша, Люся, Валюша и Тая, замерев с серьезно-угрюмыми мордашками, напряженно смотрели в коляску.

— Почему это она нам не улыбается? — возмутилась пятилетняя Валюша, разглядывая новоиспеченную родственницу.

— А почему она такая маленькая? — озабоченно мяукнула ее маленькая сестренка Тая.

— Ты была еще меньше, Тасенька, — авторитетно заявила Люся, поглаживая ее по светлой головке.

— Маша весит три килограмма сто пятьдесят граммов, в ней пятьдесят два сантиметра, это норма, — со знанием дела пояснил любитель медицинских атласов — Платон Матвеевич.

— Ну все? Посмотрели? Пойдемте в лапту играть! — переминался с ноги на ногу Павел.

— Да! Пойдем! Скучная она еще. Пусть подрастет, — согласился с ним Яша.

Дети шумной гурьбой понеслись играть, и лишь маленькая Тая осталась рядом с коляской. Ей было всего пять лет и во взрослые игры малышку не брали.

— Дядя Степа, а можно мне подержать Машу? — с надеждой спросила Тая.

— Можно. Только я тебе немножко помогу.

Усадив девочку на плетеный диван, я достал дочурку из коляски и положил на колени Тае, продолжая придерживать головку, помещавшуюся мне в ладонь, и крохотное тельце. Взгляд Тасеньки загорелся восторгом. Маша же смотрела на нас своими дымчатыми глазками и хмурила маленькие бровки.

До сих пор не могу поверить, что стал отцом.

Да и вообще, еще лет пятнадцать назад никто и представить себе не мог, что в семье появится столько детей.

После свадьбы мама забеременеть не смогла. Через год они с отцом отправились на ЭКО, в результате которого на свет появились мои братья — Павел и Платон Матвеевичи. А еще через три года, совершенно случайно у них получилась Людочка. Люся… Люси…

Вторая половина шумной детворы — Ашетовы. Шесть лет Стефан прожил в браке с Моникой, но у них так ничего не вышло. Их планы на жизнь окончательно разошлись в разные стороны. Блистательная Моника не желала покидать модную тусовку и превратилась в убежденную чайлдфри, а Стефан устал скитаться по чужбинам, мечтал о настоящей семье и собственных детях. Он быстро оформил развод со своей красавицей и вернулся в Россию, где познакомился с обычной русской Катей, которая за пять лет родила ему троих детей — Яшу, Валюшу и Тасеньку.