Последняя воля павших небес (СИ) - Петров Виталий Владимирович "Эльхар". Страница 4

Каким я представлял себе нынешнего Царя?

Таким, каким мне его описали вояки из моей охраны — широкоплечим, мощным, с бородой и с зорким взглядом, в котором читалась какая-то невероятная мудрость. Таким он и оказался на самом деле. Не соврали, именно так и выглядел Царь Александр.

Что я ожидал от этой встречи?

Чего-то необычного, наверное. И так оно и случилось. Властным грудным голосом Царь заговорил первым, поприветствовал сначала солдат за моей спиной, которые построились в шеренгу, а после со мной. Отметив сперва мои волосы на голове фразой, «не соврали, светлый ты парень» и спросив зачем-то про мой возраст, Царь с серьёзным лицом кивнул, и мы отправились в заранее подготовленный дом, где прибрались и навели маломальский марафет.

В дом зашли Царь, я и несколько человек из его свиты. Людей из моей охраны в доме не было, как сейчас помню. Стулья уже были подготовлены неподалёку от растопленной печи, где мы и сели вместе с Царём. Был тогда у меня небольшой мандраж, ведь ко мне приехал сам Александр III, но на ходе самой процедуры это никак не сказалось. Уже всё было доведено до автоматизма. Ровно три минуты я ощущал сильное давление на кисть правой руки, пока Царь первым не разжал руку и удивлённо смотрел на свою ладонь, сжимая и разжимая кулак.

— И ведь правда… — перекрестился он тогда три раза рукой, которой держал меня во время лечения, после чего уже более ярким и живым взглядом посмотрел на меня. Казалось, что это был уже другой человек. — Господь не мог нас так оставить, я знал это, но не верил этому. Грех на мне за это большой, но не переживай, Сашка, — похлопал он тогда меня по плечу своими здоровыми ручищами на радостях. — Тебя тут мы не оставим…

***

Тебя тут мы не оставим…

Насторожила ли меня тогда эта фраза, брошенная царём на радостях?

Скорее, нет. Я сначала было подумал, что меня могут просто забрать отсюда в саму столицу, где меня использовали бы люди чутка поавторитетней и без поездок в провинции, но Царь в тот день уехал почти сразу же, ничего не сказав и не передав. Обидно было, но надежда умирала последней, поэтому я не заморачивал себе голову. Как я себя тогда запрограммировал: «Всё идёт так, как и должно идти».

Но, как говорится, всё шло через одно место, то есть через задницу.

По рассказам отца Павла, который и так неплохо схуднул за прошедшие года и моей охраны, прошлый год из-за непогоды выдался очень неурожайным, и наша страна довольно быстро катиться в пучину голода. Чего уж говорить, люди из моей охраны, которые периодически ходили в город за съестным, в последние пару раз, когда ходили, возвращались с пустыми руками. В городе реально с началом нового летнего сезона начался голод, а потому наша небольшая община частично перешла на охоту в местных лесах и на рыбалку, благо речка была под боком. И меня приобщили к этому, чтоб «без дела не сидел и учился у старших уму-разуму».

Всё это продолжалось вплоть до 13 августа 1885 года, пока меня ночью не разбудил крайне нервный Максым, который на моё удивление был одет, как при приезде Царя, и имел винтовку за спиной. Он приказал мне немедленно собираться, ведь меня уже ждёт экипаж.

На мои вопросы казак отвечать не стал, и вышел из дому. А я что? Быстро нацепил на себя всю имеющуюся одежду, крестик с себя я вообще никогда не снимал, собрал сумку с книгами и церковной одеждой и пулей выскочил из деревянного домика. Максым вместе с Андреем меня ждали у входа, откуда повели меня прямиком к выходу из территории кремля, где был уже непосредственно сам город, куда меня не пускали ни разу.

Помню то злосчастное утро. Солнце ещё не вышло, был полумрак. Всё имело такой холодно-синий оттенок, дул неприятный холодный ветер. Редкая трава под ногами была покрыта инеем, а у голых деревьев в этом году так и не распустились почки. Гнетущая атмосфера давила на сознание до тех пор, пока я не подошёл к трём каретам вдоль широкой улицы возле какого-то театра. Вокруг карет суетились люди в серых военных шинелях, это были люди из моей охраны, некоторых я даже узнал по лицам, а также были и незнакомые.

Без лишних вопросов меня усадили в карету посередине, где, помимо меня и двух моих казаков, уже сидел какой-то толстоватый священник с седой бородой, в чёрной утеплённой робе, и мы тут же тронулись в дорогу. Очень меня опечалило то, что попрощаться ни с кем из храма мне так и не дали, ведь в последние недели дела у братьев шли, мягко говоря, не очень хорошо, но с этим мне пришлось просто смириться.

На мой вопрос мне просто ответили, мол «времени нет».

Дорогу я помню плохо. Сначала мы ехали на карете по городу до вокзала, саму Рязань я даже и не вспомню, ведь окна кареты были зашторены, после сели уже на поезд, где заняли целый вагон. На вопросы мои не отвечали, либо же не могли найти ответа. Максым знал лишь то, что мы в экстренном порядке направляемся в Петербург по приказу самого Царя Александра, а ответственным за мою сохранность стал настоятель одного из соборов Петербурга по имени Анатолий. Почему он? Казаки не знали.

Сам Анатолий разговаривать не собирался с нами, твердя постоянно:

— Не велено вам знать.

— Всё узнаете по приезду.

— Руки свои никуда не совать.

— Никого не лечить без моего на то разрешения. Понятно?

Делали мы тогда пересадку и, вроде как, даже и не одну в дороге, меняя поезда, но в один момент меня разбудил Андрей, тряся за плечо и сообщая о прибытии в столицу.

По столичному вокзалу, куда мы тогда прибыли, ходили туда-сюда солдаты в уже знакомых серых шинелях, коих тут было даже больше, чем гражданских людей. Но осмотреться на таком большом вокзале мне не дали, к сожалению, а повели тут же на другую карету. Покинув здание вокзала с высоченными потолками и огромными люстрами, мы небольшой толпой вышли на какую-то площадь с выходом на несколько широких улиц в стороны.

И пока меня вели куда-то по левой улице от вокзала, я всё внимательно осматривал, крутя головой по сторонам, стараясь запомнить новый город как можно детальней.

Столица же произвела на меня невероятное впечатление. Даже не легендарной рекой Невой, растирающейся по всему городу, о которой даже я слышал пару раз, и не высокими красивыми домами с расписными фасадами, коих тут было очень много, а трубами. Да, огромным количеством высоких и не очень труб, торчащих их крыш домов и других зданий, которые испускают из себя черный густой дым. Их было так много, что казалось будто они были везде, куда ни глянь! А ещё огромные бригады вскапывали целые участки улиц и прокладывали трубопровод.

Но насмотреться на всё и вся у меня не получилось. Опять усадили в подготовленные кареты, и мы продолжили путь в полную неизвестность…

***

Настоящее время

1887 год.

Неизвестность эта оказалась крайне жестокой.

— Фух, — выдохнул я, поднявшись на возвышенность и выпрямляя спину.

Оглядев всю ту же безжизненную снежную пустыню, я опять наклонился чуть вперёд и продолжил свой путь, продолжая вытаскивать из головы картинки прошлого.

***

1885 год.

Что я ещё запомнил?

Гигантский порт Петербурга и тысячи суетящихся людей на пристани, занимающихся загрузкой и погрузкой кораблей. Серое небо тогда грозилось облить горожан ледяным дождём, но тот всё не шёл и не шёл, чем способствовал скорости работы. Кто бы мог подумать, что всего за пару дней я вместе со своими, можно даже сказать учителями и знакомыми из Рязани, окажусь на борту одного из Британских кораблей, глядя на удаляющийся на горизонте Петербург и толпы людей, оставшихся там.

Да, тогда меня, того священника Анатолия и двух наших казаков приказали явиться на огромный железный корабль Англичан в порту и отправиться в Великобританию.

Что?

Как?

Зачем?

Почему?

Много было вопросов не только у меня, и ещё меньше было ответов и самих людей, которые могли бы дать ответы на вопросы. Лишь спустя час с небольшим тот самый священник Анатолий, который постоянно шлялся по полупустому кораблю, пригласил нас на общее собрание на палубе корабля, где собралось около сотни человек, часть из которых являлись военными. Оглядев собравшихся, можно было сказать, что это были люди небедные и знающие себе цену. Английские матросы же, явно не понимая русскую речь, не обращали на нас ровным счётом никакого внимания, занимаясь своими делами.