Сделка с профессором (СИ) - Краншевская Полина. Страница 10
В этот момент Сонар замерла, напряглась и метнула импульс силы вовсе не к своему артефакту, а к пластине Фулн, что сидела за соседним столом. Поток маны оказался такой беспредельной мощности, что накопитель Фулн разлетелся на куски с громким хлопком, оглушившим всех находящихся в кабинете. Адептки с криками повскакивали со своих мест и принялись рыдать от испуга, Фулн прижимала к груди руку, которую она до этого держала на артефакте и голосила громче остальных.
– Сонар! – взревел Эдман, поднимаясь из-за стола. – Объяснитесь!
– Я… – спала с лица бедовая девица. – Я не хотела. Так получилось.
– Ты! – заорала Фулн, с ненавистью глядя на Сонар. – Это все из-за тебя! Я этого так не оставлю!
И Гренда бросилась вон из кабинета, а остальные ученицы завыли еще громче.
– Всем молчать! – рявкнул Эдман и выкрикнул формулу успокоительного заклятия, влив в нее побольше маны. Девушки мгновенно затихли и ошарашенно выпучили на него глаза. – Занять свои места!
Адептки расселись за столы, не спуская с него потрясенных взглядов. В коридоре зазвенел колокол.
– Наш урок подошел к концу, – проговорил он, постепенно приходя в себя и возвращая привычное самообладание. – К следующему занятию подготовьте параграф пять и шесть из восьмой главы учебника. Все свободны, кроме Сонар.
Но только ученицы хотели покинуть кабинет, как в него влетели патронесса, бонна Виклин и Гренда Фулн.
– Это все Сонар устроила! – закричала последняя и указала пальцем на виновницу происшествия.
– Беатрис Сонар, немедленно отправляйся в классную комнату и получи положенное наказание от бонны! – прошипела патронесса Пигирд.
Эдман увидел, как незадачливая адептка позеленела и сжала исполосованные красными отметинами руки. Он тут же догадался, откуда на тонких девичьих ладошках такие неподобающие украшения, и, внутренне содрогаясь от гнева, спокойно спросил:
– В чем дело, патронесса Пигирд?
– Ни в чем, максис Привис, – с недовольной миной отозвалась та. – До меня дошли сведения, что одна из адепток неподобающе вела себя на вашем уроке. Я приняла соответствующие меры, чтобы подобное больше не повторилось. Дисциплина восстановлена.
Эдман одарил ее тяжелым взглядом и сказал:
– Я не нуждаюсь в ваших вмешательствах в преподавательский процесс на моих уроках. Адептка Сонар по неопытности и незнанию не рассчитала силы, и пострадал артефакт адептки Фулн. В этом нет ничего криминального или заслуживающего наказания. Это всего лишь следствие низкого уровня знаний учениц, из-за чего именно меня департамент направил в вашу школу. Потрудитесь покинуть кабинет. Я сам разберусь с адепткой Сонар и назначу соответствующее ее провинности взыскание.
– Но как? – возмутилась бонна Виклин. – Это обязанность бонн. Преподаватели не имеют права наказывать учениц.
– Я не собираюсь ее наказывать так, как это принято здесь, – отрезал Эдман, одарив горе-воспитательницу таким уничижительным взглядом, что та сразу же умолкла и больше не посмела выступать. – Я назначу взыскание, а не наказание, оно поможет адептке лучше усвоить материал и больше не допускать таких досадных промахов.
Патронесса хотела возразить, но Эдман посмотрел ей в глаза непримиримым взглядом и этим четко дал понять, что не отступится от своего слова.
– Как угодно. Я доложу о случившемся директрисе, – не стала с ним спорить патронесса, развернулась и тяжелой поступью покинула кабинет.
– Все могут быть свободны, – повторил Эдман. – Адептка Сонар, задержитесь.
Глава 8
Пока одноклассницы вместе с Жози покидали кабинет манологии, Беатрис стояла возле своего стола и проклинала себя за неосторожность.
«Как он понял, что это я? – недоумевала она. – Я ведь все рассчитала. Никто бы не догадался, что именно я испортила артефакт Фулн».
С господином Дадгуном частенько такие фокусы срабатывали, и даже сама Гренда в такие моменты не могла точно ответить, что случилось, а уж на Беатрис никто и не думал сваливать вину. А тут впервые вышла осечка, да еще с такими катастрофическими последствиями.
Кабинет опустел, и профессор Привис спросил:
– Что у вас с руками?
Беатрис ожидала чего угодно, но только не такого вопроса. Она в испуге подняла глаза на этого странного преподавателя, пожелавшего лично разбираться с ней, хотя любой другой на его месте даже утруждать себя не стал бы подобными мелочами. Подумаешь, высекут нерадивую адептку, эка невидаль.
– Ну так что? – Профессор, не дождавшись ответа и явно теряя терпение, повторил свой вопрос.
– Я вчера случайно облила вас красителем, – начала мямлить она. – Бонна Виклин назначила мне десятку. Ой, простите. Десять ударов розгами, и запретила ужинать. Нам не позволяют обращаться в лазарет после наказания. Мне надлежит ждать, пока руки сами заживут. Простите, если вам неприятно на них смотреть.
Темные глаза профессора блеснули от гнева, Беатрис испугалась еще больше и попятилась к выходу.
– Простите, профессор. Мне очень жаль, что я не рассчитала количество маны и испортила артефакт.
– Да перестаньте вы поминутно извиняться! – не выдержал он и упер кулаки в стол. – Если бы я знал, что здесь приняты телесные наказания, не стал бы настаивать. Дикость неимоверная.
Беатрис замерла и уставилась на профессора в изумлении.
– Разве в других школах такого нет?
– Только в армии отвешивают плетей за серьезные провинности, и то исключительно лоунам в звании рядовых.
Горькая усмешка искривила губы Беатрис.
– А здесь вы и не найдете ни одной родовитой адептки, только лоунки. Так что нет ничего удивительного в том, что нас подвергают порке за малейшую провинность.
Крыть профессору было нечем, он помрачнел, сжал челюсти и процедил:
– Подойдите и протяните руки.
От страха у Беатрис горло сдавило спазмом, но ослушаться она не посмела, приблизилась к преподавательскому столу и выставила ладони.
Профессор шепнул заклинание, и подрагивающие руки окутало приятное тепло. Беатрис, вытаращив глаза, смотрела на то, как с кожи пропадают бордовые отметины. Она почувствовала, что даже ноющая боль, к которой успела притерпеться, потихоньку отступила.
– Спасибо вам, – с сожалением проговорила Беатрис, прижимая руки к груди, – но меня снова высекут, когда заметят, что руки в порядке.
– Никто вам ничего не сделает, – ответил профессор, не скрывая раздражение, и провел ладонью по черным волосам, зачесанным назад. – Я поговорю с патронессой. А теперь я хочу знать, зачем вы направили такой мощный поток маны к накопителю Фулн?
Беатрис поняла, что врать бесполезно, и честно призналась:
– Вчера я облила вас из-за Гренды. Она подставила мне подножку, и я споткнулась. Положенное за успехи пирожное досталось ей, а меня отстегали. Я обязана была ей отплатить.
– Пирожное? – потрясенно переспросил профессор. – Вы боретесь за пирожное? Что у вас тут творится?!
– Это не просто пирожное, – с обидой в голосе ответила она, – а корзиночка с заварным кремом. Вы такую вкусную в жизни не пробовали.
Профессор вдруг расхохотался, а Беатрис почувствовала себя глупой маленькой девочкой, над которой потешается почтенный господин. В памяти тут же всплыл случай из детства, когда она три недели кряду обвязывала мелким кружевом носовой платок, а потом вышивала его в подарок старшему сыну медина, у которого работала ее бабушка за кусок хлеба и угол в каморке. Беатрис вручила Берту этот платок на именины, потому что мечтала таким образом выразить свою первую, такую наивную и безотчетную любовь. Но парнишка лишь высмеял ее, бросил белоснежную вещицу на мостовую и втоптал в грязь, сказав, что платку там самое место, как и глупой лоунке. С тех пор Беатрис ненавидела, когда над ней смеялись.
Видимо, профессор догадался по выражению лица о тех чувствах, что ее обуревали, перестал веселиться, стал серьезным и сказал:
– Не против, если я буду обращаться к тебе на «ты»? – Беатрис кивнула, не совсем понимая, чего он добивается. – Ты знаешь пройденный материал лучше, чем другие ученицы твоего класса, – продолжал профессор. – При этом прекрасно чувствуешь свою ману и легко ею управляешь. Мне нужна помощница, чтобы объяснять другим адепткам нюансы передачи энергии во время практики. Я владею этими знаниями лишь теоретически. Давай сделаем так: я договорюсь с патронессой о том, чтобы тебя больше не наказывали, по крайней мере, таким варварским способом, как здесь принято, а ты поможешь мне на занятиях и еще в одном деле. Согласна?