Сделка с профессором (СИ) - Краншевская Полина. Страница 16

– Я все сделаю, – ответила Беатрис, поднимаясь и упаковывая почти невесомый наряд в специальный чехол, протянутый дайной.

– Ступай, – распорядилась дайна Монд и потеряла к ней всякий интерес, раскрыв один из красочных журналов, публикующих светскую хронику.

Беатрис взяла платье, рисунок и коробку с материалами и тихонько вышла в коридор. От бессилия и злости ей хотелось разрыдаться, но в Камелии быстро приучали вести себя достойно и ни при каких обстоятельствах не выставлять свои чувства на всеобщее обозрение. И она, глотая слезы, поспешила в кабинет рукоделия.

 Мединна Стуорд очень удивилась, увидев Беатрис с вещами в руках, но сделала вид, что сама же и поручила адептке это задание.

– Отнеси все в кладовку и займи свое место, Сонар.

В школе как-то само собой сложилось, что все преподаватели-мужчины обращались к ученицам на «вы», а вот женщины не особо церемонились с девушками. Адептки привыкли к этому и даже не задумывались, что может быть как-то иначе. Все же пропасть между ними и педагогами-максисами была огромной, а вот мединны и дайны понимали их гораздо лучше.

– Хорошо, мединна Стуорд, – сказала Беатрис.

После урока они вдвоем заперлись в подсобке, и мединна потребовала объяснений, а когда Беатрис все выложила, выругалась:

– Вот шлюха бесстыжая! Знает, что в мастерской с нее втридорога возьмут да еще подумают, обслуживать ее с такой-то репутацией или нет!

Беатрис покраснела и опустила глаза.

– А ты не полыхай тут румянцем! – никак не могла успокоиться мединна. – Лучше запомни раз и на всю жизнь: кто бы тебе из этих богатеев, что ни обещал, все это ложь. Соблюдай буквы контракта и только, а в койку ни к кому не прыгай. Им это все так – развлечение, отдых от жен и обязанностей по службе, а тебе – боль, горе и мука. Дайнам и так тяжко в роскошных домах приживаться, каждый их норовит клюнуть, а уж если про честь свою забудут – пиши пропало. Всякий под юбку полезет и будет считать, что в своем праве. Так и знай!

Сказать Беатрис было нечего, и она помалкивала. Когда мединна злилась, следовало дать ей время успокоиться.

– Ладно, это все болтовня, – продолжила она, перебирая материалы и рассматривая рисунок. – Раз эта гадина к тебе прицепилась, делать нечего, нужно работу выполнить. Иначе и правда не поздоровится. Ткань у платья добротная, нитки и бусины дорогие и надежные. Осталось только рисунок повторить. Я тебе, конечно, помогу все наметить, но вышивка мне уже не под силу. Глаза не те, что в молодости. Так аккуратно, как ты, не сделаю.

– Спасибо вам огромное! – Беатрис обняла пожилую мединну, стараясь выразить всю признательность, что переполняла ее сердце.

Преподавательница погладила ее по темно-русым густым волосам и тихо сказала:

– Немного осталось, скоро покинешь ты это гиблое место. Буду молить всевидящую Идану, чтобы послала тебе честного господина. Только остались ли еще такие среди знати-то?

Беатрис опять промолчала, в душе уверенная, что уж ей-то обязательно должно повезти, ведь она так много училась и прикладывала столько усилий, чтобы стать лучшей. Это обязательно окупится сторицей, иначе даже в милость богов не стоит верить, не то что в обещания людей.

Глава 12

Эдман прожил в Камелии всего несколько дней, а уже не знал, куда спрятаться от назойливых поклонниц. Конечно, он никогда не был обделен женским вниманием и в силу природного обаяния, и в силу высокого положения в обществе, но то, что раньше доставляло удовольствие и тешило его самолюбие, теперь превратилось в неуправляемое стихийное бедствие, грозящее перерасти в катастрофу.

На уроках его раздражали адептки, томно вздыхающие и краснеющие, лишь только он вызывал одну из них отвечать. В перерывах его преследовали бонны, стараясь без конца попадаться ему на глаза и обременять бессмысленными просьбами. Но это еще можно было переносить с каменной физиономией и ледяной вежливостью, чем Эдман и занимался, благодаря железному самообладанию и выдержке профессионального воина. Вот только обитательницы Камелии пошли дальше и умудрились превратить его жизнь в сущий кошмар, заваливая любовными записками, пропитывая духами его сорочки и платки, отданные в местную прачечную, и подливая в еду всякую мерзость, видимо, в надежде приворожить объект своего преклонения с помощью зелья какого-нибудь шарлатана. Хвала всесильному Эльвину, подобные снадобья давно ушли в прошлое, и мастеров, способных сварить нечто похожее, уже не осталось.

В назначенное время Эдман чудом оторвался от преследования обожательниц и укрылся в кладовке, надеясь хоть здесь немного передохнуть. Беатрис опаздывала, но это нисколько не взволновало Эдмана. Он уже убедился, что на нее можно положиться. На последнем уроке манологии у выпускниц она очень его выручила, объяснив и показав одноклассницам, что именно они должны делать с накопителями для передачи маны.

– Простите, профессор, – протараторила Беатрис, влетая в кладовку и с трудом восстанавливая сбившееся дыхание. – Я немного задержалась.

– Ничего, – отозвался он, запирая дверь. – Выкладывай. Что-нибудь удалось узнать?

Адептка наконец пришла в себя и сказала:

– Ничего такого я не выяснила. Хельга говорит, что Виктория ничем особенным не выделялась среди остальных. Разве что ее время от времени задерживал после своего урока господин Лавинас. И еще дайна Монд любила ее вызывать к себе.

– Лавинас и Монд? – Эдман с задумчивым видом потер подбородок, но ощутив под пальцами бородку, тут же убрал руку. Отец и дед приучили его бриться до скрипа, а после долгой военной службы эта привычка настолько срослась с личностью, что любая растительность на лице раздражала невыносимо, но Вилмор все равно настоял на бороде и усах.

– Что можешь о них сказать? Что связывало Викторию с этими преподавателями? – спросил Эдман.

– Точно не знаю, – ответила Беатрис. – Господин Лавинас частенько задерживает кого-нибудь из адепток после уроков. Обычно выбирает одну девушку из класса и просит помочь с картами и пособиями. У нас этим последка Фиби занимается.

– Последка? – удивился Эдман. – Кто это?

– Это Фибиан Эфрад.

– Это я как раз понял, – улыбнулся он. – Неясно кто такая «последка».

  Беатрис немного смутилась и никак не могла сообразить, можно ли посвящать профессора в тонкости той градации, что существовала среди адепток. Других преподавателей подобные вещи не волновали.

– Последка – это ученица с самым маленьким резервуаром маны в классе, – все же решилась пояснить она. – Фиби может накопить не более двухсот пятнадцати единиц. Среди выпускниц она такая одна, у других резервуар больше.

– И что? – нахмурился Эдман, все еще не понимая, к чему клонит ученица.

– Это считается у нас позорным, – ответила она, в полной уверенности, что так и должно быть. – Последки всегда выполняют грязную работу в дортуаре, занимают худшие места в столовой, спят в самом холодном углу. Да много чего еще.

– Вот значит как, – протянул Эдман с откровенной неприязнью.

Он вспомнил, как учился в академии, а потом служил в армии, и везде сталкивался с подобным отношением. Тех максисов, что могли преобразовывать меньше двухсот двадцати единиц маны, считали «никчемышами» и всячески третировали. Но когда он встал во главе своего первого отряда, быстро понял, что вовсе не способности к магии определяют честь и доблесть бойцов, а внутренние убеждения и качества самого человека. И вплоть до судьбоносного ранения он боролся с подобным заблуждением хотя бы в рядах тех воинов, которыми командовал.

– Вы еще что-то хотите узнать? – вырвала его из воспоминаний Сонар.

Он заметил, что адептка торопится, и постарался сосредоточиться на деле.

– Так, с Лавинасом понятно. А что насчет Монд? Зачем она могла звать к себе Викторию?

Беатрис помрачнела.

– Мало ли зачем? Дайна Монд любит обременять выпускниц разными заданиями.

– Какими, например?

– Сварить для нее какое-нибудь зелье на знахарстве, – принялась перечислять Сонар, с каждым словом все больше раздражаясь. – Сделать сложную прическу, если одной не управиться. Или вот платье вышить по нужному эскизу за короткое время.