Разворот на восток - Михайловский Александр. Страница 4

18 сентября 1943 года. 00:55. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего.

Присутствуют:

Верховный Главнокомандующий – Иосиф Виссарионович Сталин;

Генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Павлович Берия;

Специальный консультант Верховного Главнокомандующего – комиссар госбезопасности третьего ранга Нина Викторовна Антонова.

Когда Василевский вышел, Сталин обвел внимательным взглядом своих советников-соратников.

– Что наши военные сумеют разгромить японскую армию, у нас никаких сомнений нет, – сказал он. – Вопрос в том, чтобы потом наши победы не обернулись своей прямой противоположностью.

– Вы имеете в виду товарища Мао? – спросила Антонова.

– Не только его, – ответил Верховный, – потому что японский микадо и корейские товарищи тоже могут неплохо сплясать у нас на голове.

– Японский микадо, как лицо побежденное, будет находиться в совершенно особых условиях, – сказала Антонова. – Главное – соблюдать в его отношении этикет, не подвергая сомнению его божественное происхождение. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы людей не кушало. Корею при этом предпочтительно сделать Советской республикой, и Маньчжурию тоже. В нашем прошлом Маньчжурию и Тайвань к территории Китая, без консультации с советским руководством, на Каирской конференции в ноябре этого, сорок третьего года, официально прирезали Рузвельт с Черчиллем, но теперь это невозможно по определению. Рузвельт отныне не лезет в дела Старого Света, а Черчилль ведет переговоры с чертями в аду. Маньчжоу-Го, родовое владение маньчжурского клана Айсинь Гьеро, официально независимое государство, а на самом деле вассал Японской империи, после распада империи Цин уже не имеет к нынешней Китайской республике никакого отношения. Если императора Пу И опять захватят в плен наши войска, то эту операцию можно будет провернуть в одно касание, по схеме, уже примененной в отношении Румынии и Болгарии…

– А вот это весьма интересное предложение, – сказал вождь. – А Тайвань-Формозу и в самом деле можно отдать Китаю – только не умирающему гоминьдановскому, а нарождающемуся коммунистическому. И кстати, как, по вашему мнению, мы должны относиться к господину Чай Кайши?

– К Чан Кайши, товарищ Сталин, не следует относиться вообще никак, – ответила Антонова. – Он был для Советского Союза вынужденным партнером и, получая от вас помощь, не прекращал вражды со своими китайскими коммунистами, несмотря на то, что те в полной мере выполняли установки на создание единого антияпонского фронта. А когда летом сорок первого года дела у Советского Союза пошли не столь хорошо, как прежде, этот патологический приспособленец полностью дистанцировался от Советского Союза, изгнав с подконтрольной гоминдану территории наших военных специалистов, торговые и дипломатические миссии. Очухалось это существо только год назад, когда Советский Союз одержал свою первую грандиозную победу, а американцы и англичане потерпели катастрофические поражения. Теперь он для вас должен быть и не друг, и не враг, а так, пустое место. Посмотрим, сколько он продержится в гражданской войне против своих коммунистов без англо-американской поддержки и возможности отступить на Тайвань, под защиту американских войск.

– С одной стороны, товарищ Антонова, вы, конечно правы, – сказал Верховный. – Но, с другой стороны, и вождь китайских коммунистов товарищ Мао сам по себе – это что-то совершенно особенное. Еще в сорок первом году, когда Красная Армия терпела от вермахта одно поражение за другим, этот деятель мирового коммунистического движения, как и господин Чан Кайши, также начал потихоньку отбиваться от рук. Сначала мы не особо обращали внимание на вскипевшую в китайской компартии кампанию по улучшению стиля партийной работы, ибо почти не понимали китайской специфики подобных процессов. Но потом, когда партийных руководителей, стоящих на марксистско-ленинских позициях и проводящих линию Коминтерна, начали шельмовать в китайской партийной прессе, обвиняя в догматизме, нас охватила определенная тревога. После чего мы сначала мягко, а потом все жестче и жестче, стали одергивать зарвавшегося восточного царька, тем более что к тому моменту имя Мао для нас уже не было пустым звуком. Дошло даже до угрозы исключения КПК из Коминтерна и фактического роспуска партии для того, чтобы пересобрать ее на новом основании. В настоящий момент кампания чженфэн почти свернута, но все ключевые функционеры остались на своих местах, и когда мы разгромим японскую армию и устраним главную угрозу существованию КПК, ничто не помешает товарищу Мао взяться за прежние методы руководства и довести свой замысел до конца.

– В таком случае следует действовать по принципу «нет человека – нет проблемы», – жестко сказала Антонова. – Товарищ Мао не должен дожить до начала освободительного похода Красной Армии в Маньчжурию, Корею и Северный Китай. И эта смерть никак не должна быть связана с Советским Союзом, и, более того, вы, товарищ Сталин, пошлете китайским товарищам свое соболезнование, ибо смерть унесет из наших рядов настоящего коммуниста, верного борца за дело Ленина-Сталина. Ну а потом можно будет определиться с тем, кто займет место павшего бойца в руководящих рядах китайской компартии.

– Ах, даже так, товарищ Антонова… – хмыкнул Сталин. – А мы думали, что вы предложите нам какой-нибудь такой тонкий ход – например, как с Папой Римским…

– В отношении товарища Мао не может быть никаких тонких ходов, – покачала та головой. – Бешеного шакала, любой ценой стремящегося к монопольной личной власти, никаким путем не получится перевоспитать в ответственного политика, действующего исключительно в интересах своей страны и партии. Посмотрите на историю товарища Мао – и вы поймете, что стало бы с Советским Союзом, если бы наследником товарища Ленина стал гражданин Троцкий… Оба же одного поля ягоды: сын мелкого помещика и сын зерноторговца средней руки – оба решили на плечах революционного движения подняться на самый верх политической пирамиды, оба шли по трупам миллионов, только один оказался на свалке истории, а другого мудро решили забальзамировать в мавзолее, и не трогать ни при каких политических пертурбациях, ибо развенчание культа личности Мао нанесло бы по Китаю такой удар, от которого он никогда не смог бы оправиться. Отправив этого человека во тьму внешнюю прямо сейчас, пока он еще не непогрешимый Великий Кормчий, а один из многих политических функционеров, в будущем мы избежим множества серьезных проблем на китайском направлении.

– Лаврентий, – сказал вождь, в задумчивости крутя в руках свою ставшую уже раритетом трубку, – займись этим вопросом. Подбери кого-нибудь, в ком никак нельзя заподозрить советского человека, и подведи его к Мао на дистанцию прямого удара. Неважно, что это будет: яд, бомба, снайперская пуля или нож под ребро – но этот персонаж должен быть гарантировано мертв, причем эта смерть должна быть записана на счет японской агентуры. А мы, со своей стороны, силами Коминтерна обрушимся на китайскую компартию с критикой ревизионизма, волюнтаризма, и стремления некоторых товарищей к монопольной личной власти. К новому, тысяча девятьсот сорок четвертому году китайская компартия должна быть приведена в нормализованное состояние, пригодное к тому, чтобы взять власть в освобожденной части Китая и выиграть гражданскую войну против гоминдана. При этом следует помнить, что товарищ Сталин тоже не безгрешен, он тоже делал ошибки и испытывал головокружение от успехов. Но все это – от отсутствия опыта, ибо никто прежде не строил государство рабочих и крестьян, которому предстояло выстоять в полном одиночестве против враждебного капиталистического окружения, и от торопливости, ибо угроза неумолимо надвигающейся новой мировой войны была очевидна ему с самого начала. О чем-то товарищ Сталин не жалеет, в чем-то он раскаивается, но по большому счету все было сделано правильно, ибо даже без помощи из будущего Советский Союз успел развить достаточную промышленную мощь и выйти победителем из Большой Войны. И на этом на китайскую тему, пожалуй, все. К этому разговору мы вернемся после того, как будут выполнены уже поставленные нами задачи. Сейчас я хотел бы знать, что товарищ Антонова думает по поводу откровений господина фон Меллентина, которыми он решил с нами поделиться, прежде чем навсегда покинул наш мир.