Наследница огненных льдов (СИ) - Ванина Антонина. Страница 114
Зоркий грыз украденную кость, вожак упряжки стремительно подбирался к нему, и тут мой пёсик превратился в самого настоящего снежного волка. Зоркий не сдвинулся с места, но оскалил длинные клыки и утробно зарычал на вожака. Хозяйский пёс замер на месте, словно опешил от такой наглости, а потом снова залаял. Зоркий куснул свою добычу и вновь продемонстрировал трюк с волчьими клыками и рыком. Так повторялось, раз пять, пока вожак не расписался в собственном бессилии и не вернулся во двор к корыту доедать, что осталось.
Что стало с моим белым мохнатиком, что за разительная метаморфоза произошла? Да он стал самой настоящей дикой зверюгой, желая отстоять свой ужин. Это присутствие Вистинга его так подзадоривает, и он хочет показать ему свою брутальность и незаменимость на охоте?
– А как ваш поход по лесу? – вспомнила и спросила я Вистинга, когда Зоркий снова стал милым пушистиком и продолжил мирно грыз косточку.
– Как видишь, неудачно. Барс нарезал круги вокруг берёз, а потом пошёл на юг. Мы бы с Зорким отправились следом, но тогда пришлось бы уйти очень далеко от Ясноморья.
– Боялись в одиночку заночевать в лесу? – спросила я и тут же поняла всю глупость своего предположения.
Вистинг лишь украдкой улыбнулся и ответил:
– Боялся, что не успею дойти до Ясноморья к завтрашнему дню, а ты за это время уже успеешь сбежать от меня на север.
Какое интересное признание. Вистинг пожертвовал своей мечтой добыть полуночного барса ради меня. Судя по его испытующему взгляду, он даже не пытался шутить.
За ужином Вистинг затеял с Тимупелем долгую беседу о тактике охоты на белок и куропаток с помощью собаки и без, а после трапезы он обратился к Эспину.
– Крог, у вас ведь есть при себе лишняя плитка чая?
– Есть. А вам она зачем?
– Не мне. Вы же в курсе, что точной карты Тюленьего острова имперские топографы за сто пятьдесят лет так составить и не удосужились.
– Допустим. И какое отношение к этому имеет чай?
– Прямое. Тут на окраине живёт один вредный дед. Говорят, в молодости он плавал за единозубом до самой северной оконечности Тюленьего острова, обогнул его и вернулся обратно.
– Не он, – тут же отозвался Тимупель, – а его отец плавал и нарисовал ольховой краской на нерпичьей шкуре карту, чтобы потом его дети на промысел туда же плавали. А Ерхолевли подрос и не стал никуда плавать, так шкура с картой у него дома в ящике и валяется. Как бы не сгнила уже.
– Теперь понимаете, Крог, – продолжил давить на Эспина Вистинг, – если вы собрались к оси мира, эта карта очень сильно вам пригодится. Ну что, идём к старику торговаться. Вы же должны уметь заключать сделки.
На этом они покинули сруб Тимупеля, а я осталась наедине с хозяином дома. Пока он развлекал меня самыми невероятными вопросами о жизни в столице, заставляя придумывать нестандартные ответы, я ловила себя на мысли, что что-то упустила. А потом Тимупеля отвлёк лай на улице, и он покинул дом. Тут я и поняла, что не так.
Вистинг неспроста завёл разговор о карте. Он хочет, чтобы у нас с Эспином были хоть какие-то свидетельства о географическом положении Тюленьего острова, после того как он сам сбежит с Песцового острова в Хаконайское королевство, а нам предстоит продолжать поход самостоятельно. Какая забота. Даже не знаю, что теперь и думать.
Не прошло и получаса, как Эспин вернулся в дом с крайне мрачным видом. Вслед за ним зашёл и Вистинг с Тимупелем. Тут я и узнала, что произошло в доме старого Ерхолевли.
– Да он нас просто надул, – не скрывая возмущения, поведал Эспин. – Раз десять ему сказал, нам нужна карта, карта, карта. Он раз десять переспросил, повредничал, покряхтел, но проговорился, что карта у него есть. Я ему протягиваю плитку чая, он скрюченными пальцами её повертел, отложил, полез в ящик с вещами, долго там рылся, потом достал и всучил мне это.
И Эспин досадливо бросил на стол колоду засаленных, местами порванных игральных карт:
– Вот на это я и променял плитку чая.
Тимупель заливисто рассмеялся, чуть ли не роняя слёзы:
– Ну старик, ну хитрец. Всю жизнь таким был, таким и помрёт.
– Плохой из вас вышел переговорщик, Крог, – заключил Витинг.
– А что тогда вы молча стояли в стороне? Могли бы и поучаствовать.
– Я оценивал обстановку.
– Ну и как, оценили?
– Вполне. В такой запущенной халупе явно чувствуется долгое отсутствие женской руки.
– Да, – подтвердил Тимупель, – старуха его лет десять назад померла, дочери давно с мужьями живут, к отцу изредка приходят прибраться и одежду подштопать.
– Слышала, принцесса, – тут же обратился ко мне Вистинг, – Ерхолевли просто обязан с тобой познакомиться.
Как бы громко я не отнекивалась и не возражала, мужчины давили на меня морально и психологически: только я одна смогу добыть для них карту и больше никто. В итоге я не выдержала и сдалась:
– Хорошо, ради общего дела я пойду к этому старику. Но если он позволит себе лишнее, я просто сбегу из его дома.
– Поверь, принцесса, Ерхолеви в его возрасте интересуют только подметённые полы и прибранные полки над нарами.
– А если он захочет, чтобы я ему что-нибудь приготовила?
– Значит, придётся приготовить. Поверь, был бы другой шанс заполучить эту карту, мы бы тебя не просили.
Я тяжко вздохнула и смирилась со своей участью. Стать на целый вечер домработницей для пожилого аборигена – никогда бы не подумала, что доживу до такого.
Перед тем как отвести меня к дому старика, уже на улице Эспин снял с шеи нагрудную сумку с Брумом и повесил её на меня, а хухморчика предупредил:
– Чтобы без глупостей. Будешь помогать Шеле сегодня. Если не справитесь с капризами Ерхолевли, никаких грибов, рыбьих глаз и прочей тухлятины.
– Изверг, – взревел Брум, – без ножа меня режешь! Издеваешься над маленьким беззащитным хухморынмыл!
Путь до означенного дома занял у нас о силы минуты три. Возле двора Ерхолевли Эспин остановился, развернул меня к себе и тихо сказал:
– Не знаю, зачем я только послушал Вистинга. Глупая затея. Этот старик, может быть, даже слушать тебя не станет и не пустит за порог.
– Скоро узнаем, – ответила я и опустила глаза. – В любом случае надо попробовать. Нам ведь нужна эта карта.
– Может и нужна, а может, и нет. Если Вистинг бывал на севере Тюленьего острова, он проведёт нас туда.
– Ты прав Эспин, – замялась я, не решаясь сказать лишнего, – эта карта нам очень нужна.
Я вошла во двор, где не было ни одной собаки, и в нерешительности замерла у двери. Надо бы постучать, но почему-то боязно. Пытаясь собраться с мыслями, я обошла дом и остановилась у окна, залитого льдом. Через небольшой скол в углу проёма невозможно было разобрать, что происходит в доме, но одно я видела точно – внутри горит свет.
– Ох, как я из-за вас намучался, – выполз из сумки Брум, – а сколько ещё мучений мне предстоит.
С этими словами он прицепился к стене, подполз к окну и протиснулся в дыру между рамой и льдиной. Что он задумал? Что собирается делать? И чем мне это грозит?
Недолго я мучилась этими вопросами, потому как вскоре в доме раздался встревоженный голос старика:
– Кто здесь? Кто пришёл?
– Ну, я. – басовито ответил ему Брум.
Повисла пауза, послышались шаркающие шаги, а потом старик снова спросил:
– Кто ты такой? Откуда ко мне пришёл?
– Откуда надо пришёл, – в привычной для себя манере огрызнулся Брум и сам начал засыпать старика вопросами, – Ты духу гор жертву приносил? Кидал кусочки юколы и лепёшек в огонь? Жаловался, что жизнь у тебя тяжёлая? Просил, чтобы духи помогли тебе на старости лет?
– Всё приносил, всё просил, – суетливо подтвердил дед.
– Ну так вот, явился я к тебе, раз звал. Я дух очага и уюта, пришёл к тебе всего на одну ночь, так что проси, что хочешь, помогу тебе по хозяйству.
– А почему только на одну ночь? – хотел было поторговаться Ерхолевли.
– А потому что мало от тебя жертв было. Сколько юколы, столько и дней помощи. Вообще, скажи спасибо, что меня к тебе отпустили. Дух гор долго думал, отвечать на твои мольбы или нет. Как видишь, прислал меня, большое одолжение тебе сделал.