Наследница огненных льдов (СИ) - Ванина Антонина. Страница 96

И снова сдавленные вздохи удивления и, кажется, страха.

– А ещё она сказала, что чёрный дед обидел её, поцарапал дерево, где висел её череп, свалил на землю её кости, и теперь росомаха недовольна. Она летела за чужаком с ружьём, чтобы прийти к нему во сне и сказать, чтобы он убил старого деда. Только так чужак будет прощён за то, что потревожил дух росомахи в лесу. И чёрный дед должен быть убит, чтобы олени и люди больше не страдали от его прожорливости.

С каким же воодушевлением все восприняли слова шаманки. Кроме нас с Эспином, конечно же. Я уже начала подозревать, что все эти камлания и рассказы о якобы общении с духом росомахи не более чем уловка, чтобы заставить Эспина пойти на охоту. Надо же, а ведь вначале я всерьёз поверила в могущество шаманки, даже собиралась спросить её о Хозяине моря и о том, стоит ли мне снова испытывать судьбу и переправляться с острова на остров в байдаре. Но после такого хитрого рассказа о духе росомахи и якобы обидевшем её медведе мне вмиг расхотелось откровенничать с ушлой старушкой. Как бы и для меня она ни придумала какое-нибудь испытание, чреватое неприятностями.

А вот Эспину всё же пришлось идти на охоту, потому как мужчины тут же засуетились, похватали ружья, подпоясали парки и, несмотря на слабые отговорки, вывели Эспина из чума.

Я даже не успела ничего возразить. Что же теперь с ним будет? В случае опасности другие охотники ведь не дадут его в обиду? У них ведь тоже есть ружья, а Эспин, видимо, им нужен для храбрости. А вот если бы мы отправились в поход вместе с Мортеном Вистингом, я бы за Эспина совсем не переживала. Вистинг знает толк в охоте на медведя, он бы принял бой со зверем на себя. И почему уже в который раз я ловлю себя на мысли, что мне очень не хватает этого шпиона и предателя? Не к добру это.

Дабы скрасить ожидание, обитательницы чума стали накрывать столики и поочерёдно приглашали меня к каждому, чтобы я отведала, то суп, то чай с оленьим молоком, то копчёную рыбу, то толкушу на гусином жиру. Мне казалось, что я лопну от такого изобилия, но женщины настаивали – я должна уважить каждую хозяйку, ведь их в чуме четыре, и каждая должна досыта накормить гостя. Да уж, не думала, что северное гостеприимство может иметь такие крайние, даже чрезмерные формы. Но есть мне всё же пришлось, чтобы не обидеть женщин.

Дабы как-то растянуть время и дать очередному угощению улечься в желудке, я решила отвлечь хозяек расспросами о кочевой жизни, и услышала много интересного.

Оказывается, в этом чуме обитает четыре семьи не от хорошей жизни. Чтобы установить четыре отдельных жилища, нужно выделать много оленьих шкур для внутреннего покрытия, а столько оленей у этих бедных семей отродясь не было. Да ещё и дикие звери постоянно покушаются на поголовье.

– Несчастные мы, – сетовала старая шаманка, – а всё оттого, что отвернулся от нас Хозяин оленей, когда Нуатувий разглядел его лицо.

Как оказалось, речь идёт о сгорбившемся мужчине, что не покинул чум вместе с другими охотниками, а так и остался сидеть на циновке возле занавески их оленьих шкур. Этот страдалец, по мнению шаманки, лет десять назад накликал беду на всех жителей поселения, когда отправился в лес искать сбежавшую важенку, а вместо неё встретил там высокого старика с белой бородой и в белых оленьих шкурах. Нуатувий принялся допытываться у старика, не видел ли он его важенку, а тот всё отворачивался и будто не хотел отвечать. Нуатувий заподозрил, что старик сам похитил важенку, и принялся донимать его неудобными расспросами дальше, да ещё и начал преследовать, когда молчаливый старик пожелал уйти вглубь леса.

– И тогда, – с придыханием сообщила мне одна из хозяек чума, – Нуатувий забежал вперёд и сорвал со старика капюшон и сказал: "Если ты не вор, так покажи мне свои честные глаза". И старик показал. Глаза его были белы как снег, нос подобен клюву ворона, а рот словно бездонная чёрная пропасть. То был Хозяин оленей – великий дух, что повелевает всеми стадами. А Нуатувий обидел его словом и делом. За это Хозяин оленей сделал его увечным, а когда Нуатувий полусогнутым дополз до чумовища, с тех пор и начался среди наших оленей мор. То волки постригут стадо, то зима выдастся такой снежной, что олешкам не отрыть копытом ягель. А тут ещё и чёрный дед объявился – всё нам на беду. Прогневался Хозяин оленей на Нуатувия за его дерзость, заодно решил и наших оленей забрать в Верхний мир вперёд нас. Нуатувию он и вовсе ни одного оленя не оставил – в первый же год все от болезни какой-то пали. Жена его от расстройства померла, сыновья в Сульмар подались. Только брат старшой приютил Нуатувия и его дочку. А этим летом и дочка в Сульмар подалась – убёгом замуж вышла.

– Беда-то какая, – поддержала её хозяйка, что угощала меня рыбой. – Дочка-то его ещё с колыбели другому была обещана.

– Как это, с колыбели? – удивилась я. – Неужели, когда она была совсем малюткой, её сосватали за взрослого мужчину? Он, наверное, сейчас старик.

Мне уже стало жаль незнакомую девушку, я даже начала понимать, почему она сбежала от отца. Но хозяйка поспешила разуверить меня и всё объяснила:

– И жених её тогда сам в колыбели лежал. Обычай у нас такой, как только рождаются младенцы, сразу сговариваем их друг за друга, чтобы, когда вырастут, женихи не маялись с поиском невест. Хотя, в жизни ведь всякое случается. По-разному браки свершаются. Кого в колыбели сговорят, а кто за невесту в чум её отца отрабатывать придёт – тут уж как старшие договорятся. Может за невесту выкуп оленями отдадут, а может её на другую невесту обменяют. Эх, надо было Нуатувию тогда не оленей у Яломатке просить, а дочь его старшую для своего сына. А он решил, раз Яломатке богатый, значит, нужно с него оленей просить для своего стада. Ну и попросил. Да только где теперь те олени? Все померли. И дочка за другим в Сульмар убежала. А что теперь делать, ума не приложу. Выкуп за дочь Нуатувий вернуть Яломатке не сможет, и дочь за его сына тоже отдать не получится. Ой, будет что-то плохое, когда Яломатке за невесткой в наш чум явится.

– А где живёт этот Яломатке?

– Так в другом чумовище, в двух днях пути от нас. А может уже и ближе. Они же тоже кочуют непрестанно. А может Яломатке с сыном к нам завтра приедет, и тогда не миновать беды. Если невесту не предъявить, он сочтёт это страшным оскорблением и точно нам войну объявит.

Надо же, какие страсти царят среди кочевых племён. Да и брачные обычаи не совсем такие как на Собольем острове. Это ведь надо же – обговорить брак, пока жених и невеста ещё лежат в колыбельках. А что делать, когда они вырастут? Вдруг они встретятся и не понравятся друг другу? Или как дочка сгорбившегося Нуатувия – полюбит другого и убежит с ним? Хотя, чего это я тут рассуждаю? Моя ситуация с наследством дяди Руди и Эспином ничем не лучше. Дядя Густав нас тоже не спрашивал, хотим мы быть вместе или нет – просто решил все за нас с Эспином и никаких возражений не принимает. Так что есть нечто общее в тромских и островных порядках. А о сарпальских лучше и не думать. Там, говорят, любой мужчина может взять себе в жёны столько женщин, сколько способен прокормить. Как хорошо, что я не живу в родных краях, а то пришлось бы искать внимания какого-нибудь бедняка, чтобы быть его единственной возлюбленной, но жить при этом впроголодь.

Пока я рассуждала о многообразии брачных традиций, женщины в чуме утратили к моей персоне всякий интерес. Угощения закончились, и каждая занялась своими делами. Кто-то уселся на циновку, чтобы при тусклом свете от костра заняться шитьём из шкур, кто-то плёл из сушёных трав нечто напоминающее корзину. Молодые девушки собрали грязную посуду, сложили её в котёл и вынесли из чума, видимо, чтобы отмыть всё в снегу. И никого как будто не интересовали дети, а они разбрелись по чуму, а некоторые и вовсе выбежали из него без всякого надзора.

Девочки постарше занимались рукоделием вместе с женщинами, а вот карапуз в забавном наряде преспокойно подполз к угрюмому Нуатувию и начал ему мешать. Разорившийся оленевод плёл толстый шнур из кожаных полосок, а малыш всё норовил схватить шнуры за кончики и дёрнуть на себя. Пришлось подойти к Нуатувию и поднять малыша, чтобы усадить его на циновку. Как жаль, что у меня при себе не было ничего интересного вроде нагрудной сумочки или медвежьего клыка, чтобы завоевать внимание ребёнка и отвлечь его на игру.