Наследница огненных льдов (СИ) - Ванина Антонина. Страница 99

Пока я прохаживалась вдоль стены и череды закрытых деревянных ящиков, в чуме послышался какой-от шум, будто мышка бегает. Или ещё хуже – ласка. Затянувшаяся ранка на ноге отчего-то заныла, и я оглянулась по сторонам в поисках источника звука, но так ничего и не заметила. Я даже не сразу почувствовала, как кто-то мелкий ползёт по правому унту вверх к кухлянке, а когда заметила, то вздрогнула, правда быстро успокоилась. Брум спешно забрался на моё плечо, потом полез за спину и нырнул в откинутый капюшон.

– Шела, забери меня обратно! – в панике заголосил он, – я не хочу больше никуда ходить с балбесом.

Ага, значит, раскаялся, ну-ну.

– Где Эспин? – повернув голову, спросила я. – Что у вас случилось?

– Случилось?! Да нас чуть не раздавил медведь! Оленьи пастухи выгнали его из леса прямо на балбеса. Сами-то они его убивать боятся, нашли дурака для грязного дела. А балбес растерялся, замешкался. Медведь на задние лапы перед ним как встал, представляешь? Трёхметровая туша над нами нависла, уже хотела балбесу когтями снять скальп, и тут он выстрелил. Медведь и завалился прямо на нас и сразу издох. Меня чуть всего не расплющило вместе с балбесом.

– Где Эспин? – в панике спросила я. – Ты бросил его в лесу? Вместе с медведем?

– Вместе со зверопоклонниками.

Я так и знала, что что-то случится. Надо было отговорить Эспина и мужчин идти на охоту. Надо было не поддаваться на рассказы старой шаманки.

Не помня себя, я выскочила из чума, но совсем не представляла, куда бежать. А бежать уже и не требовалось: из леса вышла процессия охотников, что тянула за собой сани, а на них лежала гора бурого меха. И первым среди мужчин вышагивал Эспин.

Всё, чёрный дед, что изводил обитателей чумовища, был повержен. Женщины высыпали из большого чума и обступили победителей. Эспин выглядел неважно, будто его огрели пыльным мешком по голове. Или, если на него завалился мёртвый медведь. А тот, что лежит в санях, был воистину огромен и грузен.

Пока я с опаской разглядывала на почтительном расстоянии, как мужчины без всякого страха поворачивают голову убитого медведя и открывают ему пасть, женщины уже успели соорудить возле саней костёр и вынесли из чумов всевозможные угощения, чтобы отпраздновать победу над грозным врагом. По кусочку юколы досталось и нам с Эспином. Но самым удивительным было видеть, как целую пластинку сушёной рыбы протискивают в медвежью пасть.

– Не обижайся, чёрный дедушка, – сидя рядом с убитым медведем, приговаривала шаманка, – кушай, угощайся. Ты не думай, это не наши мужчины тебя жизни лишили, это всё жадный Яломатке. Уехал он, сбежал, твоего гнева испугался. А мы, так и быть, возьмём себе твою шкуру и мясо. Они ведь не нужны тебе больше.

Какой коварный обман. Шаманка планирует отослать разъярённый дух убитого медведя к Яломатке, с которым вышла ссора. И что, обманутый дух медведя должен покарать богатого оленевода, чтобы завтра тот не приехал к чумовищу требовать долг? Хитрый план. Немного наивный, но ведь какой изобретательный.

Время угощений подошло к концу, и настал черёд разделки туши. Сначала медведю вырезали глаза – чтобы он не видел, что с ним будут делать – так нам объяснили. Потом ему отрезали лапы с непомерно длинными когтями и голову.

Как же неприятно было на всё это смотреть, но никто не расходился, все внимательно наблюдали за этим действом, словно исполняли тем самым некий ритуал. Я побоялась, что своим уходом опять нарушу какое-то неписаное правило и наживу себе новые неприятности, поэтому тоже осталась. Как и Эспин. У него, похоже, уже не было ни физических, ни моральных сил куда-либо идти.

За свежеванием туши я старалась наблюдать вполоборота, лишь бы не видеть лишних подробностей. А когда шкура была содрана, настал черёд срезать мясо. Каждому жителю чумовища досталась равная доля. А когда мясо было распределено, настала очередь сбоя.

Положив в одну миску медвежье сердце и разрезав его на кусочки, а в другую сцедив кровь, двое мужчин поднесли миски Эспину со словами:

– Ты был очень храбр сегодня. Никто в наших местах не решался выйти перед чёрным дедом с ружьём, ведь даже после смерти его гнев страшен. Пусть сейчас его дух умчался вслед за Яломатке, но северные шаманы могут обмануть чёрного деда. Они направят его обратно, к тебе. Тебе нужно съесть кусок сердца и запить его кровью, чтобы сбить чёрного деда со следа. Съев сердце, ты и сам станешь немного чёрным дедом, и другие его родичи не тронут тебя.

Бедный Эспин. Меня и саму передёрнуло от вида ещё дымящейся тёмной крови с пузырями и куска сырого мяса. Вернее, не мяса, но тоже сырого. Ни за что бы не стала такое есть. А у Эспина выбора не было. Он, конечно, отнекивался, говорил, что не боится возвращения медвежьего духа, но с каждой новой отговоркой напор кочевников становился всё сильней. В итоге старая шаманка прикрикнула на Эспина:

– Ешь давай! А то родичи чёрного деда найдут тебя и отомстят за него. Размозжат голову и сами съедят твоё сердце и печень.

Отступать было некуда. Эспин нехотя взял рукой кусочек медвежьего сердца, немного подумал, одним резким движением закинул его в рот и тут же отхлебнул крови из чаши. Бедняга, он поперхнулся, но всё же проглотил ритуальное угощение, после чего все возликовали, и чаши с угощением пошли по кругу от одного охотника к другому, пока полностью не опустели.

Праздник продолжался до потёмок новыми угощениями, песнями и историями у костра. Эспин поспешил покинуть гуляния и скрылся в безлюдном чуме. Я последовала за ним и увидела, как Эспин расстелил на циновке свой спальный мешок и просто улёгся на него, не раздеваясь и не залезая внутрь. Опустошённым взглядом он уставился в меховую стену и не двигался. Никогда ещё не видела его таким потерянным

– Эспин, – неуверенно и полушёпотом позвала я его, сев рядом, – как ты?

Он долго молчал, прежде чем не глядя на меня ответить:

 – А как, по-твоему, должен чувствовать себя человек, которого сегодня чуть не убил медведь?

И он снова замолчал, а я даже не знала, что и сказать, как приободрить Эспина.

– Зато ты сделал доброе дело для этих людей, – нашлась я. – убил медведя, который ел их оленей.

– Эти люди желали моей смерти, – неожиданно холодно выдал он.

– Что ты такое говоришь? Тебя, наоборот, считают здесь героем. Это же ты выстрелил, ты поверг чёрного деда. В смысле, медведя.

– Выстрелил, – не очень охотно признал Эспин, – но только потому, что у меня не было выбора. Когда в лесу мы наткнулись на медведя, другие охотники выпустили на него собак, а собаки погнали его на меня. Понимаешь, никто не собирался мне помогать в случае опасности. Слышала их идиотские суеверия? Кто убьёт медведя, тому отомстят его сородичи. Удобная позиция, чтобы ничего не делать, а чужак – он на то и чужак, его не жалко, если что. А если всё же он убьёт медведя, можно и праздник закатить, чтобы скормить ему медвежатину. Пусть вообще радуется, что жив остался, и ему хоть что-то перепало. Так ведь они здесь рассуждают.

– По-моему, – нерешительно начала я, – ты слишком остро всё воспринимаешь. Никто не желает тебе зла. Ты же сам говорил, самое лучшее, что есть на Полуночных островах, так это люди, самые добрые и отзывчивые.

– Значит, в этом племени живут какие-то другие люди.

– Да ладно тебе, не сгущай краски.

– Тебя там не было, – отрезал он. – Ты просто не видела, что такое лесной медведь, когда он встаёт на задние лапы. Это вообще невозможно ни с чем сравнить. Это смерть, которая смотрит прямо тебе в глаза. Я видел сегодня смерть, но она обошла меня стороной. Надолго ли, не знаю. – И тут Эспин замолчал, но вскоре устало произнёс. – Очень плохо, что у них нет алкоголя. Я бы сейчас с радостью напился до беспамятства.

Бедный Эспин. То, что он сегодня пережил, навсегда оставит неизгладимый след в его душе и памяти. Увидеть собственную смерть и победить её – не каждому в жизни выпадает такое испытание. Интересно, если бы Зоркий не пропал, он бы помог Эспину отогнать медведя прочь? А может, он бы кинулся на медведя, лишь бы защитить Эспина, и тогда бы медведь его одним ударом… А может в лесу близ Сульмара именно это с Зорким и произошло?