Оковы огня. Часть 2 (СИ) - Морн Дмитрий. Страница 15

— Слава Светлейшему, — облегчённо выдохнула Изабелла. Она преисполнилась радости за, тогда ещё мальчика, Эверарда, что тот не остался в одиночестве, и благодарности к Патриарху Гильему за то, что тот решил защитить сына. — Что было дальше?

— А дальше Эверарду предстояли самые тяжёлые дни под мои руководством, — горько усмехнулся Престол. — Он провёл практически пять лет взаперти, постоянно упражняясь в контроле своих сил и характера. Как вы уже знаете, ему это ужасно не понравилось, и поэтому у нас с ним натянутые отношения. Но это нужно было сделать: иначе его ждала смерть. Даже при всей силе Гильема и его влиянии, он бы не смог защитить сына, не думаю, что многие пошли бы против незыблемых традиций, тем более ради ребёнка, изменённого демонами.

Изабелла видела, что Престолу при всем его внешнем спокойствии тяжело говорить об этом.

— Я думаю, Его Светлость понимает, что вы сделали для него, — сказала Изабелла, а её пальцы сами собой, по привычке проворачивали кольцо на пальце. — Просто его гордость не позволяет признаться в этом. Я так считаю.

— Возможно, — улыбнулся Престол. — Но не это важно. Главное, что он смог пройти ритуал, при чём пройти его с блеском, и это всего-то в тринадцать лет. Это стало большой неожиданностью для всех, и это же положило начало осторожным разговорам о том, что, возможно, нам следует изменить часть традиций. Разумеется, самым тщательным образом сперва всё оценив. — Престол заметил, что девушка погружена в свои мысли. — Но то, что вам требуется знать: с самого раннего возраста Эверарда учили контролировать свои мысли и чувства, поэтому у него могут возникнуть трудности с их выражением, особенно, если они для него в новинку, — сказал Его Святейшество и недвусмысленно кашлянул.

Изабеллу эти слова вырвали из раздумий, и она во все глаза уставилась на старика.

— Чувства? Какие чувства? — только и смогла пролепетать она, при этом щёки покрылись предательским румянцем.

— Эх, молодость, — вздохнул старик. — Не волнуйтесь, моё благословление у вас уже есть, а, значит, есть и благословление Рода, — сказал старик и разразился счастливым смехом при виде того, как лицо Изабеллы застыло между смущением и растерянностью. Казалось, что она вот-вот бросится прочь, и на месте её удерживают только вбитые с годами манеры.

Глава 13.3

В глубинах подземелья царила холодная тьма, лишь изредка рассеиваемая факелами стражников. Сейчас Эверард был погружён в глубокий транс, который позволял почувствовать малейшие эманации магии и нестабильность пространства. Прошло уже два дня, но он так и сидел, не шелохнувшись. Всё внимание его было сконцентрировано на окружающей обстановке. Он слышал, как в глубине, за толщей камня, в одной из камер капала с потолка вода, чувствовал тот холод, что до костей пробирал каждого из оказавшихся здесь. Они знали, что уже никогда не увидят света солнца, никогда не вдохнут воздуха воли. Камни стен вокруг них помнили сотни и тысячи историй, полных боли и отчаяния, как морской прилив, они накатывали на сознание, тихо и неотвратимо размывали разум, подавляли волю, подчиняли себе. Эверард позволили себе лишь мгновенную усмешку: предки постарались на славу. Даже ему спустя два дня было не по себе, а что чувствовали те, запертые здесь на несколько лет?

Он сосредоточил внимание на интересующей его камере. Губы изогнулись в ухмылке. Юный дворянин уже перестал голосить и бросаться на железные двери, теперь он безучастно сидел, схватившись за голову и бормоча что-то невнятно, его слепой взгляд устремился в темноту камеры, будто он отчаянно хотел увидеть что-то кроме сдавливающего со всех сторон мрака.

Эверард погрузился в медитацию ещё глубже. Чувства привычно отступили на край сознания, казалось, тело перестало существовать и только лёгкое онемение удерживало привязку сознания. Успел подумать, что, наверное, так и ощущали себя драконы, когда погружались в свою многолетнюю спячку: чувство спокойствия и безмятежности убаюкивало и затягивало всё дальше, увлекая в самую бездну.

***

Во мраке раздался едва слышимый цокот маленьких когтей: неприметная крыса целенаправленно бежала вдоль стены, взгляд красных глаз был прикован к только ей одной видимой цели. Внезапно зверёк замер, прислушиваясь к чему-то, а в следующее мгновение шерсть вздыбилась, тельце свело судорогой так, что грызун почти превратился в серый шар из шерсти. С тихим хлопком плоть разорвалась, и на каменный пол хлынула грязного цвета кровь, остатки шерсти задымились, в прорехах были видны пожелтевшие кости, которые быстро, словно разъедаемый кислотой, покрывались черными пятнами.

Через несколько секунд от зверька осталась только зловонная лужица, в которой виднелись остатки кожи и клоки шерсти, но и они с тихим шипением постепенно исчезали в пузырящейся жиже, и вдруг проступила чёрная жемчужина, размером с крупную виноградину. Из неё заструился тёмный дым, который даже во мраке подземелья создавал зловещее, противоестественное ощущение. Дым стал расширяться, пульсировать, точно живой. Казалось, что из него слышаться искажённые голоса и стоны.

И вот, наконец, показались фигуры, окутанные чёрным туманом. Четыре призрачных силуэта окружали один — в центре.

— До чего же мерзко. — Раздался скрежещущий голос. Бесплотная центральная фигура подлетела к всё ещё пузырящейся жиже. Сейчас обоняние отсутствовало, но он мог и так представить, какой же смрад здесь стоит. — Но нельзя сказать, что небольшие страдания не стоят того. — Он с интересом осмотрел спутников, на пустом лице вместо глаз мерцали две зелёные искры. — Жаль, конечно, что приходиться тратить редчайший артефакт, — фантом посмотрел на жемчужину, покрывшуюся тонкими трещинами. Больше она уже ни на что не годна. Будь у них несколько десятков таких игрушек, и эта проклятая Столица давно бы пала к их ногам. А так приходится пробираться за защитные барьеры, как мерзким тварям. — Наша цель на нижнем уровне, — обратился он к безмолвным соратникам. Сегодня им предстоит потрудиться на славу. — Нужно поспешить, важна каждая минута. — С этими словами он тенью заскользил в глубину подземелья.

***

В темноте камеры было невозможно вести счёт времени. Сначала Ливис пытался понять, сколько прошло времени с момента, как его запихнули сюда, но, казалось, что прошла уже вечность, хотя он знал, что с его приговором — у него есть всего несколько дней. По телу прошла волна дрожи, грудь сдавило тисками, и он задохнулся от нахлынувшей паники. Смерть, его ждёт смерть. И всё из-за этого выродка и его девки. Он с силой сжал кулаки, пытаясь перенаправить внимание со страха на ненависть и гнев, но получалось у него это плохо. И вот он снова в оцепенении смотрит в тёмную пустоту.

Мрак сдавливал его со всех сторон, и на грани слышимости опять мерещился странный безумный шёпот. Ливис затрясся всем телом и с отчаянием запустил пальцы в и так растрёпанные волосы. Сейчас он вовсе не был похож на наследника аристократического рода, но ему было плевать на то, как он сейчас выглядит. Выжить бы.

В один момент посреди бесконечного ужаса ему показалось, что где-то рядом раздался голос. Он поднял голову, с тревогой пытаясь понять откуда тот прозвучал. Неужели за ним пришли? Так скоро? Нет, он ещё не готов. Его должны вызволить отсюда. Отец обязан помочь ему, позаботиться о нём. Пусть не ради самого своего сына, так ради чести рода. Как можно, чтобы наследственный дворянин был казнён, как какой-то простолюдин, словно грязь с улицы.

— Граф Пакрит, — скрипучий призрачный голос, будто прозвучавший с того света, вырвал Ливиса из цепи панических мыслей.

— Я здесь, — неверяще прошептал он и уже громче добавил: — Здесь! Я здесь! Выпустите меня. — Он напряжённо прислушивался к темноте, но проклятый мрак был беззвучен.

Так прошло несколько напряжённых мгновений, Ливис твердил себе, что он не сошёл с ума и ему не померещились призрачные голоса. Его спасут, вызволят. Они должны.

Сквозь тьму пробился тусклый зелёный свет, больше похожий на призрачную дымку. Теперь Ливис мог рассмотреть очертания железной двери, а за ней — такая долгожданная свобода. Он знал, что отец не сможет бросить его.