Молох. Укус кобры (СИ) - Шерр Анастасия. Страница 30

Хотя я, и правда, не понимаю, зачем он приволок меня сюда. Думала, Молох больше не хочет меня видеть, разве не так должно быть? Тогда бы я могла сказать двум подонкам, что он меня не простит, что всё зря. Я могла бы хоть как-то это прекратить.

Видеть её, чувствовать эту суку рядом — невыносимо. Рёбра в щепки и осколками в сердце впиваются. А он уже было думал, что нет его давно. Сердца этого. Что высохло оно ещё на зоне. Что больше не будет так жутко скручивать от боли.

Нихера. Всё началось ровно в ту минуту, когда увидел их фотографии. Её и мужа. Как они смеются, обнимая свою соплячку. Это маленькое, безликое свидетельство её предательства. Шрам на его и без того чёрной душе. Он так ни разу и не взглянул на лицо девчонки. До ужаса боялся сам себя. Боялся, что посмотрит на неё — и крышу окончательно сорвёт. Наплюёт на свои принципы и укокошит соплячку. Останавливала лишь мысль, что убийство ребёнка он себе не простит. Каким бы ни был мотив, есть вещи, которые нельзя оправдать.

Сонька работала не покладая рук. Охлаждала им бухло, таскала закусь. А он не смотрел на неё, но чувствовал. Чувствовал, как зыркает на него, как хочет задать вопрос, на который он и сам не мог себе ответить.

Зачем он приволок её сюда? Чтобы наказать, узнать, как всё было на самом деле? Да. И это тоже. Но главной причиной была жёсткая, почти неуправляемая тяга. Та самая, что когда-то заставила хладнокровного наёмного убийцу полюбить малолетнюю дуру.

А она далеко не дурой оказалась. Она умнее его, оказывается. Потому что смогла, тварь, выжить. Выбраться смогла. А он так и застрял в вечной черноте, в собственной ненависти.

Чем больше пил, тем сильнее ненавидел. Всех. Себя в первую очередь. За то, что позволил ей стать дороже собственной жизни, хотя был научен выживать любой ценой. За то, что до сих пор не может без неё. За то, что трахать сегодня ночью её будет. Но сначала пытать, конечно.

— Знаешь, смотрю я на тебя… А ведь ты до сих пор её любишь. Глаза вон как горят. Простил её уже, да? — спросил вдруг Сенин после долгого молчания, и Молох поднял на него затуманенный взгляд.

— А ты простил бы предательство?

Пашка поджал губы, задумался. А потом вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— Неа. Я бы не простил. Но я так и не любил. А вот ты… Ты что тогда готов был за неё в пропасть сигануть, что сейчас. Не сможешь ты без неё, Елисей Силович. Хоть волком вой, не успокоишься, пока не простишь.

Сей факт, конечно, Молоху было трудно отрицать. Замолчали оба, уставились в свои стаканы. Сенин разлил остатки по бокалам и, махнув свою порцию, сложил руки в замок.

— Так зачем звал-то?

Молох не стал допивать вискарь, поставил бокал на край стола. Ему, пожалуй, хватит.

— Разговор есть. Важный.

— Ну так давай, поговорим, — Сенин насторожился, а Молох резко поднялся, стянул со спинки кресла куртку.

— Пойдём. Покурим.

Вышли на улицу, уставились в звёздное небо.

— Красота, — выдохнул Сенин и закурил. — Будешь? — протянул пачку.

— Так не курю же я, Паш, — усмехнулся в темноте.

— Ааа… Ну да, — и вздрогнул. — Холодно, блядь.

— Да… Прохладно. Это хорошо.

— Чё ж хорошего-то? — Сенин ссутулился в своей излюбленной привычке. А Молох нахмурился, в тысячный раз пытаясь вспомнить, где видел её раньше… Привычку эту идиотскую. И опять мимо. — Аж до яиц пробирает.

— Хорошо, что можно тело заморозить. Землю сейчас ковырять очень неудобно.

— Чё? — Сенин поворачивается к Молоху, непонимающе улыбаясь, а в следующий момент падает на снег, сшибленный лопатой. Трясёт головой, пытается подняться, но Елисей придавливает его ногой.

— Не торопись, Паша, — ещё один удар черенком по роже, и Сенин отрубается.

Сбоку слышится испуганный вдох — Сонька на крыльцо вышла. Вышла и, оторопев, замерла. Отлично. Как раз вовремя.

— А теперь ты, — хватает её за шиворот, толкает обратно в дом. — Пошла, села на стул. Быстро.

— Нет! Не надо! — вскрикивает, пытается вырвать из его захвата свои волосы, но этим только сильнее, сука, распаляет.

— Рот закрой и делай, что сказал. Иначе удавлю, — поднёс к её лицу моток верёвки, а дрянь затряслась. — На стул. Беседовать сейчас будем. Все вместе.

ГЛАВА 38

ГЛАВА 38

2010 год

Молох резко открыл глаза, вонзился взглядом в тёмноволосую макушку, лежащую на его груди. Прислушался: тёплая и дышит. Хорошо. Хорошо, что не удавил дуру. Хотя однажды обязательно так и сделает. И не факт, что будет в этот момент в отключке.

Оба голые, руки ноги переплетены, а в паху приятно ноет. Видать, сношал её всю ночь. Надо же… А он раньше даже подумать не мог, что способен в таком состоянии хоть на что-то, кроме мочилова.

Лежал долго, стараясь не шевелиться. Почему-то не хотелось будить её. Нравилась эта тишина. Не такая, как обычно, когда до ушей доносятся лишь ночные звуки и щелчок затвора. Эта тишина была уютная и спокойная. Семейная идиллия, не меньше.

Снова усмехнулся. До чего же ты, Молох, дошёл. Точно стареешь.

У двери послышалось шуршание, тихий скулёж. Щенок склонил голову набок, разглядывая их. А Молох посмотрел ему в глаза, вздохнул. Зверёныш тоже отчего-то боялся шуметь. Явно был голоден, но не хотел её будить.

Отдать должное Соньке, притягивает к себе не только неприятности. Есть в ней что-то такое… Притягивающее.

— Подъём, — шлёпнул её по заду, и девчонка заворочалась, сонно потирая заспанные глаза.

— Доброе утро, — улыбнулась.

Молоха же эта её замученная улыбка почему-то тронула за душу. За ту самую чёрную, как ночь, душонку, что давно уже разучилась сочувствовать и любить. Это всё было в прошлой жизни — «до». А «после» — лишь чернота осталась. Так ему казалось до недавнего времени. До этого самого дня.

— Твой питомец жрать хочет. И да, нагадит в доме — обоих на улицу выкину.

Обнаглевшая девка потянулась, сладко зевнула, явно не устрашившись его угрозы. Слабину дал Молох. Причём не вчера, когда пошёл искать её в лесу, а намного раньше. Оборзела, расцвела. Зараза…

— Сейчас покормлю вас обоих. Ты, кстати, что хочешь на завтрак? — потянулась к его губам, но Молох остановил её порыв.

— Не надо меня облизывать. На завтрак омлет сделай. С беконом и помидорами. И кофе покрепче, — пока выдавал ей указания, втихаря разглядывал девчонку. Вроде синяков на ней нет, не перестарался, значит, ночью. Да и она не была бы сейчас такая довольная, будто кошка оттраханная. И это всё странно. Как ей удалось его успокоить без лошадиной дозы седативных?

У девчонки спрашивать не стал. Пронесло, и пусть скажет спасибо. Но себя начал ловить на том, что уже иначе на неё смотрит. Вроде всё та же заноза в его жопе, но уже так не раздражает. Всё-таки привязался к этой соплячке. Идиот.

Спустя полчаса сидел за столом над своей опустевшей тарелкой и бездумно пялился на девчонку и зверёныша.

Не стоило ему впускать никого в свою жизнь. Нельзя ему.

— А ему, оказывается, очень нравится мясо! — воскликнула Сонька, вырывая Молоха из мыслей. — Смотри, как трескает.

Елисей поднял взгляд на девчонку, вздохнул.

— А выгуливать ты его как будешь? На поводке, как пса? — буркнул в ответ, вынуждая заткнуться.

— Что-нибудь придумаю, — ответила та, продолжая чесать за ухом порыкивающего щенка. — Смотри, как вы с ним похожи! Оба злые и грозные снаружи, но такие несчастные внутри… — и взгляд на него испуганный вскинула. — То есть, я не это хотела сказать…

— А что ж ты хотела сказать? — нагоняя на неё страху, вонзился в девчонку взглядом.

— Вам с ним нужна я. Чтобы заботиться о вас и чтобы вы больше не были одинокими. Пойдём, малыш, погуляем, — дождавшись, пока щенок закончит со своей порцией мяса, позвала его за собой, и волчонок, как верный пёс, потащился за ней. Охренеть…

2021 год

— Перестань, пожалуйста, — стону от боли, когда Молох дергает мои запястья, проверяя узел. Что-что, а связывать он умеет. — Я всё равно никуда от тебя не денусь.