160 шагов до Лео (СИ) - Астров Соль. Страница 38

Неужели мне нужен был этот суровый урок, чтобы, наконец, прозреть? С чего я решила, что хорошо знала мужа? Если допустить, что партнер — это мое зеркало, то можно всерьез испортить себе жизнь! Ведь мы — две совершенно разные вселенные, и у меня вряд ли получится изучить его законы. Зато во всем, что произошло, мне стало очевидно одно: все эти годы Энцо двигал меркантильный интерес, а не любовь.

Внизу зазвонил телефон.

— Ассоль, это катастрофа! — и Лея разрыдалась в трубку.

За несколько секунд, пока она успокаивалась, я успела прокрутить возможные варианты: выключили свет, у Антонио не подошло тесто для круассанов, моя помощница не нашла креповую бумагу для комплиментов, Бернардо ошибся портретами или, наконец, его работник разбил стекло.

— Кондитерская опечатана! — заикалась она в перерывах между всхлипываниями. — Туда невозможно войти! Нас не пускают! Все кончено!

Я бросила трубку, сбежала вниз, натянула плащ, захлопнула дверь. В машине открыла бардачок. Слава богу, следуя совету Энн, додумалась держать там права.

Припарковалась у площади Святого Франческо и заметила, что у входа в «Фа-соль» толпятся люди. Я ужасно нервничала, спотыкалась, пока дошла до нее. Антонио активно жестикулировал, что-то объясняя полицейскому, который записывал его слова. Лея постоянно утирала красный нос.

Кто-то из великих сказал, что несчастья имеют один положительный момент — они помогают нырнуть с головой в решение проблем, ни о чем не раздумывая.

Когда я оказалась перед присутствующими, Антонио с досадой защищался:

— Ассоль, я пробовал им объяснить, что ты ни при чем. Они ни в какую.

Я подошла к двери с наклеенной на ней белой бумажной полоской с надписью «ОПЕЧАТАНО». Тот факт, что мне запрещалось переступать порог моей же собственности, навел на мысль, что в последнее время мне приходилось все больше лавировать между соблюдением чьих-то границ и нарушением собственных. И теперь это меня взбесило! Все же я старалась держать гнев в узде фразами «все будет хорошо», «все разрешится».

Ко мне подходили наши клиенты, работники банка, хозяева магазинчиков, ремесленники. Интересовались произошедшим, называли это недоразумением. Милые люди, благодаря которым сейчас я ощущала внимание и поддержку.

Второй полицейский маленького роста подошел к двери и что-то дописал рядом с «Опечатано». Лея ходила за мной по пятам, повторяя:

— Как же теперь? Что дальше будет?

Я вздохнула, чтобы перебороть вновь накативший приступ гнева, и обратилась к высокому, в очках, худощавому полицейскому:

— Так что тут, собственно, произошло? Это смертный приговор всей моей предпраздничной торговле!

— Вы синьора Массакра?

— Ну, фамилию я свою после замужества не меняла. Поэтому Надеждина, я — Ассоль Надеждина.

— Мы опечатали кондитерскую, синьора Ассоль.

— Да, я это вижу. Но за что? — недоумевала я.

— Во-первых, у вас не уплачен налог. А во-вторых, ваш муж Энцо Массакра не предупредил компетентные органы, что намерен открыть магазин.

— Он не имел никакого права этого делать, а вы — опечатывать! — как тут можно было оставаться хладнокровной!

— Ну, ваши предположения здесь ни к чему. У меня есть приказ, — он потыкал ручкой в бумажные листы в металлическом держателе.

— А у меня больше нет шанса что-то изменить, — обреченно призналась я.

— Вы можете опротестовать через своего адвоката, — дружелюбно подсказал полицейский в форме, убирая ручку в папку и передавая мне акт.

Я убрала его в сумку и попросила телефон у Леи, чтобы набрать Гуидо. Она не преминула съязвить:

— Вот и доигрался твой муженек! Похоже, в этот раз он серьезно вляпался.

— Только проблемы теперь у меня, — отпарировала я.

Пока пробовала пробиться сквозь бесконечные «занято» к Гуидо, подъехала и Энн, не обращая внимание на полицейских, припарковалась на площади.

— Фасолина, ты обалдела? Почему на мобильный не отвечаешь, а? Я всю ночь тебе писала, звонила. Даже дома у тебя только что была.

Но я не слушала ее, снова и снова набирая номер Гуидо. Подруга с непониманием оглянулась на растущую толпу зевак:

— Фасолина, я не поняла, а что тут за шоу?

— Давай ты отвезешь меня к Гуидо, раз уж приехала. По дороге все расскажу.

— Тебя обокрали? — не успокаивалась подруга.

— На обратном пути надо будет заехать симку восстановить, — не слушала ее.

Выгораживать мужа после всего, что случилось этой ночью, я не собиралась. Когда ты вдруг осознаешь, что кто-то тебя использовал, становишься его заклятым врагом.

По дороге я все-таки дозвонилась до адвоката. Гуидо подтвердил, что будет ждать меня у себя. Мы вошли в кабинет, и я, прежде чем что-либо рассказывать, закатала рукава, показала синяки, после чего в подробностях изложила события прошлой ночи. Он всплеснул руками:

— Да ты с ума сошла! Неужели надо было этого дожидаться?

— Гуидо, ты сам мне посоветовал вернуться домой. Чтобы не преступать закон!

Я обратила внимание, как вдруг Энн из милашки превратилась в разъяренного быка:

— А если бы они ее убили? Вы в курсе, что этот Монтанье бандит?

Гуидо сделал брезгливую гримасу, вышел в коридор и что-то сказал секретарше. Потом снова вернулся на место:

— Массакра у нас попляшет! Ты сделала все правильно. Увидишь, он как миленький подпишет согласие на развод!

— О да! — воскликнула с горечью. — За эту ночь я выяснила о нем столько, сколько не знала все пятнадцать лет брака.

— Я ничуть не удивляюсь, зная репутацию этого Монтанье, — добавила Энн.

— Какой мой следующий шаг? — решительно спросила я.

— Заявить обо всем в полицию. Феминицид им так просто не сойдет с рук. Жаль, что без свидетелей.

— Есть! — воскликнула я. — Марко в курсе. Это он меня до города подбросил. А еще и его тесть.

— Тогда бы мы его и за решетку засадили! Ну все. У меня сегодня важная встреча, — Гуидо дал понять, что нам пора уходить.

Пока Энн везла меня в полицию, она не переставала возбужденно болтать:

— Что-то мне подсказывает, что и отъезд твоего Леонардо связан с кознями этих двоих. Фасолина, у меня до сих пор холодок по спине, когда я думаю, что этой ночью старый развратник мог убить тебя, а тело бросить где-нибудь лесу.

— Энн, пожалуйста! — взмолилась я.

Но она не унималась:

— Похоже, этот урод обладает искусством гипноза. Ибо никак не могу себе объяснить, почему ты до сих пор за ним замужем! Вот увидишь, мы посадим твоего Массакру за наркоту, предательство…

— И убийство, — всхлипнула я. — Энн, это он отвез Феличиту на живодерню!

Я отвернулась к окну, чтобы успокоиться. Моя ласковая, беззащитная Феличита!

— Мы посадим твоего Массакру, и у тебя будет новая жизнь! Обещаю! — потом сменила тон и уже жалобно добавила:

— Только и ты пообещай мне одну вещь.

Я доверчиво вытаращилась на нее еще мокрыми от слез глазами, и она попросила:

— Не водись ты больше с бомжами, а?

***

В полиции мы подошли к стеклянному окошку на проходной, где сидел приятный темноволосый юнец-полицейский, который вкрадчиво спросил:

— Хотите заявить об изнасиловании? Феминицид?

Боже! Так заметно? Как же неудобно рассказывать в деталях постороннему мужчине о подробностях этой ночи.

Я осмотрелась по сторонам и вполголоса произнесла:

— Изнасилование и предательство… собственного мужа.

Мне показалось, что сейчас все вокруг только на меня и смотрят.

— Были ли обвинения гендерного характера? Он вас бил? — все эти вопросы полицейский задавал на редкость приветливым тоном, часто повторяя «не беспокойтесь», «все будет хорошо». Протянул бланк. Потом набрал номер, с кем-то переговорил обо мне. Когда я заполнила формуляр, пояснил:

— Комиссар Регини, двадцать пятый кабинет. А вот вашей подруге лучше будет дождаться вас здесь.

Энн фыркнула, а я почувствовала облегчение. Мы редко обсуждали с ней даже то, какое нижнее белье надеть на свидание, и подробности интимной жизни тем более были для нас неким табу.