160 шагов до Лео (СИ) - Астров Соль. Страница 41
— Живем в таком обалденном месте, а все ерундой какой-то страдаем.
— Интересное вступление! — усмехнулась я. — А что же дальше?
Энн пригубила несколько глотков и снова посмотрела на море. Что же у нее случилось? Неужели это я своими словами ее задела?
Но после второго бокала вина ее понесло. Она смеялась и плакала, а потом с вызовом выдала:
— Да, Ассоль Надеждина, я тебе завидую. Смешно, правда?
— Чему завидуешь? — удивилась я и уставилась на нее. — Моему легковерию? Наивности? Или авантюризму?
Она отрешенно ответила:
— Тому, что тебе не надо прикрывать сердце разными там теориями.
Во мне, как в шейкере, взбивались возмущение и отчаяние:
— Я рано потеряла родителей, потом бабушку, ребенка. Умудрилась выйти замуж за того, кто меня всегда раздражал. Три дня назад меня изнасиловали, а муж и глазом не моргнул, чтобы помочь. Ах, да! Еще и кондитерскую опечатали. Я считаю деньги в кошельке, прежде чем потратиться даже на такси. И ты мне завидуешь?
Она снова пригубила вино и свела брови:
— Да, я тебе завидую!
Я откинула голову и с раздражением спросила:
— Аня, что с тобой не так сегодня?
— Да все не так! — Подул сильный ветер, и салфетки из салфетницы разлетелись как испуганные чайки, на что Энн со злорадной ухмылкой выдала: — Вот, что случилось сегодня с моими теориями!
Я оторопела, но продолжала ее слушать.
— Теории, теории… Я всегда шла на поводу своих дурацких теорий!
С ее звездами сегодня точно было что-то не так.
— И? — Мне не терпелось узнать, куда она клонит.
— Он был официантом в нью-йоркском ресторане. Макс! — Она закатила глаза. — Разве я могла выйти за него замуж? А сегодня утром в «Форбс» увидела его фото. И все мои теории полетели к чертовой бабушке.
— Вот те на! А как же удобная, комфортная пара туфель? — Я чуть не поперхнулась.
Она с горечью прокомментировала:
— С которой мы никогда не мечтали о детях. Чтобы глаза, как у меня, а волосы, как у него. Чтобы характер мой, а ум, как у папочки.
И я вспомнила себя. Я ведь тоже не хотела ребенка от Энцо. Я хотела его только для себя. Поэтому прекрасно понимала ее: вроде вместе, но ничего общего.
— А ты живешь мечтой о своем Леонардо! И даже, когда все уже потеряно, ждешь, что в самый безнадежный момент он наконец войдет, — с завистью произнесла моя подруга по несчастью.
Я мало что понимала в ее рассказе, но то, что у Энн тоже в сердце была заноза, поразило меня, даже несмотря на то, что ей удалось встряхнуть меня, как придверный коврик.
Я в отчаянии возразила:
— С каждым днем я все больше понимаю, что все потеряно. Он уже давно женился, завел детей.
— Ой, только не лги сама себе, Фасолина! Это в моей голове все кончено, а в твоих мечтах все еще возможно. — Энн шмыгнула носом.
— Там, где мужчины, одни слезы! — сглотнула я ком в горле и пригубила из бокала.
Телефон подруги зазвонил и, прежде чем ответить, она показала мне экран, на котором высветилось: «Муж».
Ее лицо то хмурилось, то прояснялось, то становилось озадаченным, пока я не прочла на нем радость.
— Perfetto *! Отлично! Скажи ему, что минут через сорок будем, — ответила она Умберто по телефону.
Она убрала телефон и принялась искать глазами официантку. А когда та подошла, попросила у нее счет.
— Кажется, он нашелся, — сухо сказала подруга.
Я не понимала, о ком идет речь, и с недоумением смотрела на Энн, которая достала из кошелька купюру в сто евро и положила ее на блюдечко. Оттолкнув мою руку с деньгами, она пробубнила:
— Твой бомж, говорю, нашелся. Умберто вызывали ассистентом на операцию в одну частную клинику. Нино Фарина, при нем и документ с какой-то странной запиской нашли. В полицию передали. И белый шарф, и костюм. Все, как ты рассказывала.
После ряда неудач я слабо верила, что это мог быть он, но все же надежда не угасала.
— И как он попал в самую дорогую клинику города?
— Ты меня об этом спрашиваешь? В жизни иногда везет, — огрызнулась она.
— Только, чур, машину веду я! — Я подскочила с места, надела плащ и чмокнула Энн в щеку…
— Неужели ты думаешь, что бутылка легкого белого вина способна сбить меня с толку? — возмутилась моя девушка-теория с занозой в сердце.
Я обняла ее за плечо, и мы пошли в сторону парковки, где стояла ее черная бмвушка.
Глава 22. На Цветущей вилле
Клиника, носящая имя цветущей виллы, находилась за пределами города, у подножия Апеннин. К ней вела длинная аллея кипарисов. Было в этих деревьях нечто, похожее на человеческую породу: немного благородства, приличная доза неподдельной аутентичности и капелька величия.
Мы шли молча. Скорее всего, она злилась, думая о том, как ее угораздило вопреки своим теориям вести меня к бомжу. А я размышляла над ее словами. В чем-то она права. Надежда вновь увидеть Леонардо заставляла все трепетать внутри.
Пройдя метров пятьсот, мы оказались у старинной железной двери, над которой красовался герб в виде короны над букетом цветов, с датой «1617».
У стойки регистрации Энн упомянула имя какого-то доктора, кажется Чони. Девушка театрально любезным голосом рассказала нам, как его найти.
Доктор Чони уже ждал нас в коридоре у двери, ведущей в палату под названием Rianimazione. Terapia intensiva («Реанимация. Интенсивная терапия»). На вид ему было лет шестьдесят. При этом его поджарая фигура выдавала спортивный образ жизни, что хорошо подчеркивал короткий бобрик с проседью. Он въедливо посмотрел и спросил:
— Вы его родственница?
Доктор достал из кармана футляр с очками. Надел их, спрятал футляр обратно в карман.
— Нет… Впрочем, скажем, внучка. — Я немного запнулась, не совсем понимая, какое это имеет значение.
— Хотя сами побои спровоцировали приступ. — Он сцепил пальцы рук, вращая большими пальцами при разговоре. — Ситуация сложная из-за серьезного сердечного заболевания с целым букетом сопутствующих проблем. Скажите, вам известно, что он принимал сильные психотропные препараты?
Приоткрыв рот, я покачала головой.
— Скорее всего, из-за этого и произошла потеря памяти.
— Я могу к нему зайти? — Я уже сделала шаг к приоткрытой двери.
— В принципе да. Но он сейчас без сознания.
— Он поправится? — с надеждой спросила я.
Доктор развел руками:
— К сожалению, и мой коллега подтвердил мое опасение. Он вряд ли переживет кризис. Мне очень жаль. — Печальная улыбка соскользнула с его лица, и он жестом пригласил войти в палату.
Внутри пахло никотинкой и еще какими-то лекарствами. В приглушенном свете я увидела рядом с кроватью устройство для поддержания жизни. Оно мерно пикало, на мониторе бегали кривые линии. Старик лежал на кровати, на нем была маска. Почему этот человек совсем один? Хотя чему я удивляюсь, ведь я тоже оставила бабушку умирать одну!
Я рассмотрела его лицо. Оно было умиротворенным, словно физические испытания его не коснулись. Мой взгляд скользнул на его руку. Я погладила ее. Жилистая, благородной породы, с вензелем… очень похожая на руку… Пьеро на маскараде. Но я прогнала эту глупую мысль, которая была здесь не к месту. Какая разница, чей он отец или дед!
Возможно, где-то ходит по миру и его веточка, его отросток. Возможно, он даже не знает, что сейчас с близким ему человеком.
В комнату вошла Энн и, взглянув на больного, тихо сказала:
— Пора.
Я кивнула, еще раз погладила морщинистую руку старика и вышла из палаты. Доктор Чони обещал держать меня в курсе и позвонить, если состояние больного ухудшится.
Мы с Энн молча спускались к парковке. Меня одолевали думы. До дня Влюбленных осталось два дня, на горизонте вот-вот должен появиться Рильке с клиентом, а я все еще не могу попасть в кондитерскую. И не понимаю, какое отношение может иметь этот старик к Алексу и Лео. Я так запуталась, что вряд ли смогу выбраться из этого лабиринта событий.