Эндшпиль (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич. Страница 32

Р. Брэдбери. «Вино из одуванчиков»

Дневник императора Николая II

9-го июня 1910 г. Среда. В 9¼ поехал в город на пристань и на катере к заводу Крампа. Обошел почетный караул матросов Тих. Фл. и поднялся на «Измаил» по 107 ступеням… Через¼ часа плавно и величеств[енн]о спустился громадный «Измаил» и стал на два якоря. Посетил лазарет завода, где было 77 раненых, шрапнельную и турбинную мастерские. Около эллинга подводных лодок сел в катер, обошел вокруг «Измаила» и пересел на яхту «Светлана»… Занимался после чая. День простоял прекрасный[1].

Западный фронт. 16-й Баварский пехотный полк. Май 1910 г.

Прибывшего с сообщением для командира роты связного из штаба полка стоящие во втором эшелоне солдаты всегда встречали с интересом и ожиданием новостей. Это не передовые окопы, где все интересы сводятся к выживанию под огнем, сну и жратве…

Однако связной не спешил делиться известиями. Но и не торопился назад в штаб. Устроившись на ближайшем пригорке, он медленно снимал один сапог за другим и поправлял носки. А потом столь же неторопливо одевал сапоги.

- Ну, Ади, расскажи, что нового, - не выдержал наконец Шлеехубер. – Что говорят в штабе?

- Поговаривают о наступлении. На передовую нас отправляют на два дня раньше назначенного ранее срока, - ответил Гитлер.

- А что так? – удивился вольноопределяющийся Катчинский.

- Офицеры между собой обсуждают, что «бег к морю», который устроили наши генералы, закончился неудачей. Никто не смог обойти фланги противника…

- Это что, теперь нам опять повторять «мартовскую бойню»? - с недоверием и нотками испуга в голосе перебил его вопросом Михаэль Шлеехубер.

- Кажется, не только нам, - негромко ответил Адольф, оглянувшись на вход в командирский блиндаж. – Ходят слухи, наступать будут сразу по всему фронту…

- Не получится, - безапелляционно заметил Катчинский. – Сил не хватит одновременно по всем направлениям ударить. Если только русских привлекут, с их миллионными ордами азиатов.

- Русские? Не надейтесь, у них своих забот хватает, - подстрелил на лету, словно снайпер бекаса, взлетающие мечты своих однополчан Адольф. – Ладно, парни. Удачи вам, я пошел, - забравшись на велосипед, попрощался он с сослуживцами.

- Удачи, ха… а сам в тыл, к штабникам умотал, тыловая крыса, - бросил вслед велосипедисту Хайе Брюкнер, здоровяк из недавнего пополнения. Прозванный, как и следовало ожидать с обычным незамысловатым армейским юмором, Малышом.

- Не, Малыш, ты не прав, - возразил ему ефрейтор Адольф Мейер. – Он вместе с нами на передовой во время «мартовской бойни» с лягушатниками рубился. Да и потом не раз посыльным его в такие обстреливаемые места отправляли, куда и крысу отправлять страшно было. А он ничего, хотя и художник. Боится, но ползет…

- Да если бы он гранаты в пулемет не сообразил бросить, я бы сейчас господу богу отчет давал, а не с вами тут сидел, - добавил Шлеехубер.

Брюкнер промолчал, выразительно посмотрев на ефрейторские погоны Мейера. А потом сделал вид, что вспомнил о каком-то важном деле и скрылся в окопе.

- Как думаешь… пых-пых-пых… скоро начнется? – закуривая, лениво спросил Шлеехубер.

- Думаю… завтра… и начнем, - так же лениво ответил, позевывая Мейер. – Не зря же… Ади приезжал…

- А-ага-а, - протянул Михаэль, соглашаясь. И лениво зевнул в ответ…

На следующее утро все проснулись задолго до установленного времени подъема. Да и как тут уснешь, когда все в блиндаже дрожит мелкой дрожью, словно во время землетрясения. Все, от солдата до офицера, высыпали на воздух, прислушиваясь к громовым раскатам артиллерийских залпов.

Оказалось, что недавно проложенные рельсы вели не к замаскированному складу, как думало большинство солдат. Теперь на этой импровизированной железной дороге стоял огромный транспортер и раз в несколько минут с адским грохотом отправлял куда-то вдаль снаряд как минимум семнадцатисантиметрового калибра.

- Я же говорил! Началось! – крикнул в промежутке между залпами Мейер зевающему от недосыпа Шлеехуберу.

- Не сегодня! – влез со своим возражением Катчинский. Мейер ответить не успел. Орудие на железнодорожном транспортере оглушительно выстрелило очередной раз, глуша все звуки. Неожиданно рядом с торчащими на открытом месте зеваками рвется один из прилетевших в ответ вражеских снарядов. Несколько человек падает. Орет, заглушая даже грохот стрельбы батарей, раненый. Все, опомнившись спрыгнули в окопы. Катчинский, бравируя, соскочил последним.

- Успел посмотреть на наше орудие! – крикнул он недоумевающему Мейеру. – Не задели! – его слова подтвердил донесшийся в этот момент до окопов тяжелый удар очередного выстрела железнодорожного монстра…

Этот кошмар продолжался три дня. Словно заведенные марионетки, артиллеристы подтаскивали снаряд за снарядом к своим пушкам, гаубицам и мортирам. Заряжали, впихивая снаряд и гильзу с порохом в зарядную камору, закрывали затвор. И стреляли по команде. Снаряд улетал вдаль, к дрожащим от страха врагам. Люди, на которых эти снаряды падали, постепенно превращались в животных, занятых только поиском безопасного убежища отпадающего с неба железного ливня. Вот только и немцам было не легче. Падающие в первые дни редкие ответные снаряды исчезли. Но грохот, непрекращающийся грохот стрельбы сотен орудий не давал покоя ни днем, ни ночью. Набившись в передовые окопы и блиндажи словно селедки в банку, баварцы с нетерпением ждут сигнала атаки. Лучше уж бежать вперед по открытому всем пулям ровному полю, чем этот непрекращающийся, бьющий по голове, грохот стрельбы. Кто-то, скорее всего учившийся в гимназии Катчинский, поэтично назвал этот перекатывающийся рокот «тамтамом бога войны». Но большинство солдат отзывалось об этом куда проще и чаще совсем не литературными словами и выражениями.

Наконец всех выгнали в траншеи и по цепочке передали приказ зарядить винтовки и примкнуть штыки. Взводный фельдфебель, протискиваясь в окопе с огромным мешком, раздает всем желающим гранаты – «колотушки». Мейер и держащиеся рядом с ним Шлеехубер с Катчинсим взяли по две штуки. Вслед за фельдфебелем прошел командир роты.

- Добрые вести, парни! Артиллерия разбила все что можно. Будем атаковать чисто выбритые позиции! Авиаторы передали, что лягушатники покидают укрепления и отходят!

Едва он ушел куда-то на правый фланг, как в окопе появился разыскивающий его полковой связной.

- Ади, ты с нами?! – успел крикнуть Катчинский, получивший в ответ лишь взмах руки.

- Что я говорил! Штабная крыса!… – успел крикнуть Брюкнер.

Но уже раздалась команды: «Пошли! В атаку!». И все двинулись вперед, выбросив из головы все посторонние мысли. Ногу на ступеньки, вырытые в стенке окопа. Осторожно держа снятую с предохранителя и заряженную винтовку, локоть к локтю солдаты выбираются на бруствер. Неторопливо, на ходу формируя густую цепь, настороженно двинулись вперед. Все поле покрылось цепями. Французы молчат. Отчего все, офицеры и солдаты, волнуются все сильнее, невольно переходя с шага на легкую трусцу. Изредка, заставляя невольно вздрогнуть, стреляет германское орудие. Но французы продолжают молчать. Теперь многим кажется, что атака завершится без единого выстрела. Но вдруг над атакующими с треском лопаются шрапнели. Невольно перешедшие на бег немцы рвутся сквозь свинцовый дождь вперед, к цепям воронок, некогда бывшим французскими окопами. Люди падают. Некоторые валятся всем телом вперед, словно срезанные на бегу. Другие опускаются вниз, стекая или садясь на землю. Бегущие пехотинцы старательно огибают упавших. Стараясь не наступать на мертвых. Или не попасть в цепкие объятия раненых, инстинктивно хватающихся за живых в тщетной надежде на спасение.

Но все же атакующие сравнительно быстро добежали до бывших французских укреплений. Тем более, что по открывшим себя дерзкой стрельбой французам начинают бить германские батареи. Разгорается артиллерийский бой. Над головами пехотинцев с ревом проносятся туда и обратно снаряды.