Эндшпиль (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич. Страница 34

- Седьмой и Восьмой армейские корпуса подготовлены, Государь, - доложил Редигер. – Вторым эшелоном пойдут Пятый и Двенадцатый…

- Отлично. Морская пехота?

- Балтийский полк и батальон черноморцев готовы, Государь, - ответил Эбергард.

- Итак, подводя итоги. Господа, готовимся ко второй неделе июня, не позднее, - приказал Николай. – Иначе можем все-таки опоздать. Все ясно?

- Так точно, Государь, - дружно, словно на смотре, вставая, ответили присутствующие.

- Тогда за работу, - усмехнулся император. Попрощался с каждым, попросив уходящего последним генерал-адмирала задержаться.

- Сандро, остаешься на время моей поездки начальным над всеми. Проследи, чтобы не ленились и все к указанной дате исполнили. Кавказцы справятся сами, но пару десантов для подготовки к основному делу я бы провел. Но сие – на твое усмотрение.

- Понял, Ники. А может все же не поедешь?

- Нет, Сандро, хочу лично посмотреть, отчего столь нерешительно действует Алексеев. Попинать, чтобы не ленился. Другое время трудно выбрать будет, а сейчас особых забот не предвидится. Или опасаешься, чего? – удивился Николай.

- Не то чтобы опасаюсь, - поморщился, словно от зубной боли, великий князь. – Но неспокойно как-то. Газеты опять же пишут всякое. Да и в Государственном Совете какие-то нехорошие, как мне кажется, шевеления. Очень всем не нравится, что основные усилия и потери были наши, а получили от разгрома Австрии более всего германцы. Да и Вилли какой-то непонятный стал. Возгордился, словно Наполеон. Как бы нам сразу после разгрома Франции нового врага не получить, с силами всей Европы в кармане.

- Ты про Англию забываешь, Сандро. И не учитываешь, что германцам время потребно будет, чтобы свои порядки установить.

- Не было бы ошибки, Ники. Коя очень дорого нам всем встать может. Вилли ведь и на тот же Константинополь виды имел. Дорогу Багдадскую хотел построить. Англичане же просто могут с ним договориться и из войны выйти, чтобы только нас столкнуть лбами…

- Не волнуйся, Сандро. Вопросам по дороге и прочем Остен-Сакен решение нашел, сейчас с германцами договаривается. А англичане… конечно могут о таковой договоренности задуматься… Вот только ежели они с германцами на французской земле всерьез рубится начнут, очень им трудно договориться будет.

- Полагаюсь на твою прозорливость, Ники, - усмехнулся Сандро. – С японцами ты не ошибся…

- Вот видишь, - улыбнулся в ответ Николай. – Иди уж… И Ксении привет передавай от меня.

- Передам, Ники.

Попрощавшись, Сандро ушел. А Николай вновь присел за стол и задумался, рассматривая карту мира.

Россия. Санкт-Петербург, Таврический дворец. Май 1910 г.

Сегодня никаких заседаний Государственного Совета не планировалось, поэтому во дворце было тихо и относительно пусто. Бродили кое-где уборщики. Стрекотала в одном из кабинетов пишущая машинка. Похоже, кто-то из секретарей не успел оформить документ и теперь спешил отработать в выходной для его начальника день. Еще в паре кабинетов сидели не только секретари или как сейчас становилось модно, хотя все еще фраппировало[3] публику – секретарши, но и сами депутаты.

А в одном из кабинетов секретарь отсутствовал, зато наличествовал сам депутат. И его посетитель, слегка располневший господин в костюме английского стиля и с типичной еврейской внешностью. Или, если проявить сомнения - армянской. Депутат же, бывший московский присяжный поверенный Извеков, ныне один из политиков кадетской партии выглядел респектабельно, но обыденно. Таких как он, можно было найти в обществе, составлявшем фон для блистания звезд света и полусвета не менее дюжины на полусотню. Возможно из-за своей внешности. А может быть из-за привычки вместо публичной политики предпочитал витийствовать по гостиным, особое предпочтение отдавая приемам в одном доходном доме на Тверской. Или по каким-либо другим причинам в первые ряды партии он не пробился, но числился одним из когорты приближенных к центральному комитету. Причем ходили слухи, что он играл роль «серого кардинала» при главе одной из основных фракций кадетов в нижней палате Государственного Совета, популярном политике Александре Гучкове.

- Что же, - закончив читать поданное ему рекомендательное письмо, Извеков внимательно посмотрел на спокойно сидящего напротив посетителя, - ваша кандидатура нам подходит. Полагаю, вы, Михаил Сергеевич, сознаете что от вас потребуется?

- Конечно, Сергей Маркович, - ответил, невольно выпрямившись и невольно демонстрируя военную выправку, посетитель. – Ваша партия борется за политическую свободу и правильное народное представительство. Конечной целью сей борьбы должны стать, по моему мнению, отмена исключительных законов, освобождение политических заключенных и созыв Учредительного собрания для выработки конституции, коя послужит основой новой, конституционной монархии.

- Браво, господин Поляков, браво, - одобрительно похлопал в ладоши Сергей Маркович. – Лучше не смог бы сформулировать и сам профессор Милюков. Нынешнее положение дел в стране не оставляет истинным патриотам русского народа никаких иных средств, кроме политической борьбы. Несмотря на все провозглашаемые режимом победы, дела в тылу идут отвратительно. Коррупция, некомпетентность чиновников, активное вторжение германских капиталов… Старый режим, доведший страну до такого состояния либо добровольно отдаст власть, либо будет низложен. Введением парламентской и конституционной монархии будут решены внутренние политические проблемы. Разрыв с деспотическим германским режимом и возвращение к союзу с нашими друзьями французами и англичанами должно обеспечить не только прочный мир для нашего многострадального отечества, но улучшить ситуацию в захватываемой германцами нашей промышленности и угнетаемом германскими тарифами сельском хозяйстве. От вас требуется довести эти наши мысли и предложения до читателей, несмотря на цензуру. Полагаю, что вы, с вашим литературным талантом с сим легко справитесь. Читал я вашу книгу «Нам день продержаться», читал…, - Извеков на минуту задумался, потом неожиданно спросил. – Не боитесь?

- Чего? – удивился Поляков. – Цензуры?

- Нет, - криво усмехнулся Сергей Маркович. И добавил шепотом – Революции…

- Революц-и-и-и, - негромко и очень задумчиво протянул Поляков. И ответил уверенно. – Нет. Французская из Буонапарте сделала Наполеона, чего ее бояться. Пусть боятся Конде и Бурбоны…

- Ну что же. Мы друг друга хорошо поняли… Вот вам задаток и первое задание, - Извеков, взяв со стола конверт, протянул его Полякову. – Только… сообщите ваш новый псевдоним.

- Для серьезных газет буду писать под именем Сергей Новиков, а для противуправительственных – Опер или Батя М., - ответил Михаил, принимая конверт. И встал, прощаясь.

«Хитрец, - попрощавшись, подумал Извеков. – Не зря в справке написано, что настоящее отчество у него не Сергеевич, а Иудович. Но сразу сообразил, что одними официальными газетами в нашем деле не обойтись. Вот только жаль, так и не удалось откопать за что на самом деле его попросили из Корпуса Пограничной Стражи. За несовместимое с офицерской честью поведение – вот и все что узнать удалось. Убил кого, ограбили или карточку в игре передернул – бог весть… Но хорошо бы на сего бойкого господина компромат иметь. Очень уж боек, как я погляжу. В Наполеоны метит…»

Британия Лондон. Букингемский дворец. Май 1910 г.

Его Величеству Королю и Индийскому Императору Эдуарду Седьмому было очень плохо. Даже любимые сигары и сигареты как-то странно отдавали несвежим мясом, словно табак в них протух. Да и горло после них саднило. Но отказаться от курения Эдуард просто не мог. Да и кашель с температурой после сигары или парочки сигарет как-то меньше донимали. И сердце билось спокойнее. Можно было даже поработать, несмотря на все запреты врачей. Тем более, что эти «клистирные трубки» вообще ничего не соображая, пытались запретить королю курить и ничего не могли сделать с его простудой.Получил же свой бронхит Эдуард на параде и прошедшей после него церемонии спуска на воду очередного линкора.