Наследник (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич. Страница 35

— Петр Александрович? — командным голосом заговорил Брусилов — Тебе уже доложили, что там под Александровском произошло? Да? А почему мне ничего не докладывали? Собирались? Хорошо, понял. Принимайте меры к нарушителю. Самые жесткие. Даю добро на открытие огня при необходимости. Приказ «Ковер» пока не отменяйте. Жду доклада, — Алексей аккуратно положил трубку. Неторопливо поднялся с кресла, обошел стол. — Так, Георгий. Идешь к Дьяконову. Берешь с собой его и его группу и на аэродром. Самолет выделим, решу вопрос с Секретевым. Твоя задача — взять объект «Ноль» живым или мертвым. Понял?

— Так точно, господин наместник, — вскочил со стула полковник.

— Тогда вперед, приказал Брусилов…

Первый час полета прошел относительно спокойно. Самолет потряхивало в воздушных ямах. В стремлении сэкономить керосина Семецкий то набирал высоту, то опять снижался. Но в пассажирском отсеке царило спокойствие. Васильев сразу после взлета раздал всем стандартные авиационные наушники и ларингофоны, помог подключиться и исчез за дверью кабины летчиков. Трое из охранников пристроились поудобнее и задремали. Один бдел, пристроившись неподалеку от задумавшегося Олега. Величко переключил четырех морпехов на себя и начал, как понял Олег, расспрашивать их обо всем. Сам Олег попытался задремать, но сон не шел.

То, что произошло в Петербурге и здесь требовалось обдумать и разложить по полочкам. А потом выработать решение на дальнейшие действия. Но для окончательного и точного анализа нужны сведения, которые Значит курс на Читу — правильный. Сесть можно как раз на бывшем военном аэродроме у того же поселка, как раз рядом со складом. А оттуда добраться до сопок, расконсервировать точку, созвониться. При необходимости хранящихся там запасов хватит, чтобы уйти через тайгу в сторону Верхнеудинска или Байкальска.

Но все это было не главным. Самое необходимое сейчас — понять, что происходит на самом деле. Если это заговор, то чей? Кому выгодна смерть папы и воцарение Константина? Германцы, англичане, штатовцы, мятежники внутри страны? Или все вместе? Насколько пронизана заговорщиками армия, жандармерия, Третье отделение, Дворцовая стража? Если частично, то надежда есть. Те же армейские могут не только саботировать команды заговорщиков, как князь Воронцов. Но весь вопрос упирается в размах заговора. Из имеющихся данных Олег мог пока сделать вывод, что армия, похоже, частично вне заговора. Будь иначе — так просто им уйти не дали. Дворцовая охрана — скорее всего тоже не в заговоре. Иначе бы Величко получил приказ задержать его прямо в полку. А вот жандармерия и Третье отделение, возможно и Государственный Совет… Олег внезапно понял, что он просто гадает, не имея никаких реальных сведений. И что это гадание ни к каким полезным выводам не приведет. Но и остановиться он не мог, мысли крутились вокруг одних и тех же известных фактов в попытке создать из имеющихся разрозненных сведений цельную картину.

Внезапно в наушниках раздался резкий тональный сигнал общего вызова и слегка искаженный аппаратурой голос, кажется, самого Семецкого произнес.

— Всем пристегнуться и не двигаться. Нас пытаются перехватить два «Черных лебедя». Внимание! Пристегнуться и не вставать с мест. Возможно, придется садиться на любое подходящее поле!

«Тяжелый барражирующий перехватчик заводов Лебедева Л-250 — вспомнил Олег. — Мощный локатор, четыре ракеты дальнего боя и четыре ближнего, пушка, два пилота, скорость до семьсот пятидесяти узлов… Не уйдем».

Между тем самолет начал мотаться из стороны в сторону. Бросало сильно, так что даже пристегнувшись, Олег с трудом удерживался на сидении. Похоже, Георгий пытался уйти от перехватчиков на бреющем. Затем последовало еще несколько маневров. Резких и неожиданных, почти на грани сваливания, заставлявших пассажиров буквально висеть на ремнях. Олег сразу понял, что это означает. Семецкий уходил от прямой атаки, скорее всего от обстрела из пушки. Потому что на малой высоте ракеты воздушного боя не столь эффективны.

«Маловероятно, что летчики получили приказ сбить самолет, скорее всего они попытаются его посадить, — подумал Олег. — Или все же собьют?»

Самолет внезапно задрожал, как больной в припадке лихорадки, и начал ощутимо крениться влево. И снова дрожь и удары по корпусу где-то в районе хвоста, словно огромным молотом.

— Внимание! Жесткая посадка!

Трясущийся самолет, судя по ощущениям, не садился, а падал куда-то вниз. Потом его жестко приложило обо что-то твердое. Что-то с грохотом рушилось внутри фюзеляжа. Удар, подскок, опять удар, третий… Ремни так крепко вцепились в тело, что у Олега потемнело в глазах. А потом он потерял сознание…

Привели его в себя, подсунув под нос ватку с нашатырем. Взятую явно из самолетной аптечки. Олег чихнул от лезущего в нос противного запаха и открыл глаза. Все тело болело, словно он ухитрился упасть с лошади, причем не один раз.

— Как вы, господин прапорщик? — спросил Величко. Олег невольно кивнул, поморщившись от накатившей изнутри головы боли и ответил

— Нормально, капрал. Жить буду. Как дела?

— Не сказал бы, что как в песне про маркизу[8]. Но очень похоже, — неожиданно отшутился Величко.

Олег с его помощью поднялся и, наконец, смог осмотреться.

«Селезень», конечно, рассчитан на многое. В том числе на аварийные посадки и даже на полет на одном двигателе. Но только не в случае когда в одной из плоскостей зияют дыры от попаданий снарядов, мотор разбит вдребезги и снесена половина правой плоскости руля высоты.

Но все-таки они сели. Сели на брюхо и, благодаря искусству летчика, сравнительно благополучно на относительно равном участке степи.

— Как с людьми? — спросил Олег.

— Нормально, — спокойно ответил Величко, показав рукой в сторону самолета. — У всех сотрясение мозга. У кого он есть, — вновь пошутил он. Извинился, — Виноват, Ваше… господин прапорщик, нервное. Двое сломали руку — один морпех и штурман из экипажа. Переломы закрытые, им сейчас накладывают шины. Идти смогут все. Вот только — он нарисовал рукой круг. — Вокруг степь и мы на ней видны, как на ладони. Пришлют дирижабли или винтолеты и нас найдут, не напрягаясь. Да и люди где-то недалеко должны быть, это же Желтороссия… В той стороне, — Величко показал на восток, — если я не ошибаюсь, какие-то поля начинаются. Вроде чумиза…

Да, вокруг была степь. Местность, пусть даже и не совсем равнинная, с сопками, оврагами и даже встречающимися рощами деревьев. Но практически открытая, особенно для наблюдения с воздуха. Поэтому надо было срочно решать, что делать дальше…

Россия. Гатчино. «Полевой» отдел Генерального штаба. Июнь 1963 г.

Армия — это прежде всего борьба. И это вовсе даже не знаменитое Макаровское: «Помни войну». Прямо в мирное время в ней приходится бороться, не на учениях, так просто — до обеда с голодом, а после обеда — со сном. И быть готовым двадцать четыре часа в сутки к любым вводным. Особенно если ты на дежурстве в узле связи секретного объекта полевого отделения Генерального Штаба. Но если подумать, это дежурство в забитом людьми и аппаратурой бункере глубоко под землей, отличается от обычного только уровнем ответственности. В остальном же — обычная рутина докладов, стрекота телетайпов и сливающегося в почти неразличимый шум переговоров телефонистов. Привычно, спокойно, несмотря на царящую «на поверхности» напряженность и даже умиротворяюще и усыпляюще. Хорошо, что не так давно распоряжением начальника Генерального Штаба поменяли время смены наряда с семнадцати часов на девять. Все же легче с утра смениться и отстояв день, продержавшись почти без сна ночь¸ сдать наряд сменщику. Чем при старых порядках, когда, сменив вечером предыдущую вахту, надо было отдежурить ночь, поспав всего четыре часа и потом нести службу еще полный день, в полусонном после такой ночи состоянии. Вот и неси службу, как сможешь…

Вот так и проводил время, размышляя «о вечном» и борясь с налетающей после сытного завтрака дремотой, капитан Дарский-второй Михаил Михайлович. Из задумчивости его вывел подбежавший с докладом фельдфебель Анискин.