Красная нить судьбы (СИ) - "Dmitrievskaya". Страница 30

— Ну вот мы и дома, — Ева помогла пройти Мише через порог, когда он, опираясь на костыль и рукой на косяк, наконец-то вдохнул нормального воздуха, не пропитанного хлоркой с формалином.

Находясь в больнице, Миша не видел снов, но первая ночь в квартире заставила сознание подключить те воспоминания, которые стёрлись, прибавляя сюжеты из новостей и то, что он видел сквозь туман после взрыва. Однако, мягкое поглаживание нежных пальцев по его голове и тихий голос, говоривший, что всё хорошо, забирали дурные видения.

38. Только моя

Миша стоял напротив зеркала, всматриваясь в своё отражение. Сухая корочка зажившей раны в виде равонобедренного треугольника, указывающий верхушкой стрелы в район носа, предупреждала, что останется шрам. Нога становилась легче с каждым днём, но напряжение в мышцах бедра напоминало о себе при каждом шаге, но уже без костылей.

Остриё бритвы скользнуло по подбородку, закончив последний штрих бритья. Пенка со сбритыми волосками щетины исчезла под потоком воды, сухое полотенце впитало в себя остатки капель с лица. С кухни разносился аромат чего-то вкусного, уже приготовленного. Это Ева, она никуда без чрезмерной заботы.

— Твои вещи высохли и больше не пахнут больницей, — Ева прижала к носу футболку Миши, вдыхая аромат, когда он вышел из ванны и стоял на входе прихожей.

— Вся квартира пахнет тобой, — словно сад расцвёл, на каждом сантиметре, повсюду следы рыжеволосой богини.

Взгляд Евы замер на Мише, влюблёно глядевший на неё. Она столько скрывала от него и именно с ним раскрыла свои самые потаённые уголки души. Миша не нарушал дистанции, соблюдая их договорённость, но ведь Ева играла нечестно. Вот он стоит перед ней: безумно красивый, особенно с раной на лице, сильный, пусть немного и похудел, с тёмно-синим взглядом, полный любви и бушующей страсти, которой не даёт воли, потому что любит, уважает каждое желание Евы.

Тихие шаги приблизились, Ева взяла руку Миши, посмотрев ему в глаза.

— Я бессоветная лгунья… И непростительная трусиха, — Ева приложила ладонь Миши к своей щеке. — Я люблю тебя, как ещё никого не любила… — скрывать уже нет смысла, её любовь сводила с ума, она не могла спокойно смотреть на Мишу, не могла противостоять желаниям и слишком мощному чувству в пределах измученной души.

То, что двое старательно пытались усмирить, вырвалось на свободу без права на ограничения.

Поцелуй, как нападение, их нежность давно исчезла под ожиданием, отдаваясь полностью страстному порыву, отключивший двоих от всего мира. На губах Евы хранилась живительная сила для умирающего от жажды, но не один он умирал от жажды.

Пальцы Евы сняли футболку с Миши, когда синхронно и его руки рывком обнажили персиковое тело.

Сколько он представлял эту сцену, сколько раз грезил как целует её всю без запретов и условностей, как она тает, а ему всё мало и мало. Голова шла кругом от одних поцелуев, вот оно то самое, зашкаливающее, на кончиках пальцев и по всем клеткам разрядом, беспощадным.

Миша прижал Еву к стене, снимая последний атрибут, через секунду в громком вздохе, ноготки Евы впились в кожу разгорячённой спины. На мгновение оба замерли, покрываясь мурашками и безмерным возбуждением, чувствуя друг друга полноценно, она приняла его как по маслу.

Затуманенные зелёные глаза тонули в грозовых синих, но веки сомкнулись от плавного движения, оба простонали от неземного удовольствия.

Ева забыла обо всём, будто и не знала ничего другого, кроме того, что чувствовала, находясь в объятиях сильных рук, обнимая шею Мишу, который страстно целовал, с каждым толчком приближая их к нирване.

— Твоя нога… — Миша не понимал что она говорит, но по интонации не просила остановиться, а это самое главное. — Господи… — ноготочки вжались в кожу, покрывшейся испаринами. — Твоя нога… — Ева и сама не до конца осознавала к чему всё говорит, когда руки Миши уверено держали, а его тело снова и снова прижимало вспотевшую спинку к стене.

Имя Миши всё чаще срывалось с губ Евы, пока она окончательно не забилась в конвульсиях, сжимая бёдрами торс Миши, обхватывая ещё крепче.

Два раскалённых тела не размыкались до последнего. Ладонь Евы вела от шеи к плечу, по бицепсу, плавно переходя на гладкую грудь, снова к шее, указательным пальчиком по скулам, к затылку, притягивая лицо Миши к себе, растворившись в нежном поцелуе. Тело Миши слегка дрожало, отпуская последние судороги прошедшего фейерверка. Это только начало, его ведь теперь ничто не остановит.

— Твоя нога кровит… — кончик носа Евы коснулся кончика носа Миши. Губы парня ребячливо улыбнулись, а потом он рассмеялся, прижав Еву ещё ближе к себе в объятии.

— Я думал что серьёзное, а ты про ногу… — какая, к чёрту, нога. Если бы она отвалилась, он бы и во внимание не принял, когда наконец-то осуществилась заветная мечта. — Я тебя теперь никуда не отпущу, и скрывать ничего не хочу…

— Я знаю… — изящные пальчики убрали влажные волосы с вспотевшего лба Миши. — Я с тобой, я теперь всегда с тобой.

39. 2 года спустя

— А Романова Кира пиранья, — председатель суда давно приметил девушку, та хваткой ничем не отличалась от своего родича.

— Державина она, и всегда ею останется, — отец Киры сидел в своём кабинете, снова и снова слушая то, чем отличалась его кровинка. А председатель суда, тот ещё прохвост, специально её романовской фамилией назвал, что ж, дама она теперь замужняя, важная. Муженёк её тоже на ушах постоянно висел, нашлись два таланта, третий курс только окончили, а уже какие звёзды. Верны были её слова, что будет гордиться, да не его заслугами птичка взлетела.

Кира с отцом не общалась, когда тот решил позвонить, да встретиться, обсудить кое-какие дела. Платон пошёл на встречу, Кира же нет, отчего произошёл конфликт, тем самым дочь ещё больше отдалилась от гордого и напыщенного отца, ведь ему нельзя отказывать, нельзя перечить. А она могла.

— Платон! Ты где? — воодушевлённая Кира шла с судебного заседания, это было её первое дело, на котором успешно разгромила сторону обвинений неоспоримыми доказательствами о невиновности подсудимого.

— Репетирую, а что? — десять пропущенных от Киры он не смог игнорировать, надо было ответить.

— Забыл что ли? На день рождения идём, нас ждут!

— Скоро подъедем. Данила с тобой?

Кира нахмурилась и вздохнула, всё поняв почему он игнорировал её звонки.

— Со мной, конечно. Заканчивай свою "репетицию", и давай к нам.

— Через час буду, Данилу предупреди, что я буду не один.

— Ладно! — Кира скинула вызов, и невинно улыбнулась, посмотрев на Данилу. — Балбес такой, мой брат…

— А чего ты смутилась? — что-то какая-то странная иногда Кира становилась, когда ей временами звонил Платон.

— День такой шикарный! Тебе Вася говорила, что они с Платоном ещё одну песню записали?

— Говорила, — Данила улыбнулся, даже уже слышал. Что ж, в своих кругах музыкантов они были замечены, из-за чего Вася практически каждые выходные проводила в Питере, да и Платон постоянно мотался в Мельниково, всё больше погружаясь в творчество.

— Вот они закончили записывать, — Кира конечно не рассказывала Даниле, как однажды увидела момент "записи" песни. Она чуть не убила Платона за то, что перешёл все границы, посмев "испортить" Васю.

"Это любовь!", Платон не оправдывался, он не боялся последствий за свои действия, да и если быть честным, не Платон стал инициатором "испорченности" Васи, но предотвратить не посмел, да и зачем, если он с Василисой? Да, ей шестнадцать, да, не вытерпел до восемнадцатилетия, но его это ни капли не огорчало, как не огорчало и Василису.

Миша с радостью встретил Данилу с Кирой, поздравив с выигрышем дела, когда Данила первым сообщил об этом другу.