К морю Хвалисскому (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев". Страница 92

Хотя руки большинства воинов по обе стороны поля сжимали тугие луки, их натянутые тетивы еще не начали свою смертоносную песнь. Следовало соблюсти древний, как мир, обычай: испросить волю богов при помощи поединка. Хан Камчибек с гордостью обозревал свое войско, раздумывая, кого бы лучше послать: только два его брата, каждый стоивший в бою сотни, оспаривали друг у друга право начать битву. А ведь было еще немало храбрых егетов, достойных снискать эту великую честь.

В это время воины хана Кури расступились, и вперед выехал всадник на снежно-белой лошади. Его горделиво поднятую голову украшал шлем византийской работы, снабженный для защиты лица серебряной маской.

Хан Камчибек досадливо поморщился. Княжна! Вряд ли богам придется по вкусу подобное начало. Он поискал глазами хана Моходохеу. Разве Черный Богатырь уступит кому-нибудь право преломить копье со своей невестой?

— Готов? — негромко спросил великий Органа.

Молодой хан смертельно побледнел. Руки и губы у него затряслись. Он замотал головой, не в силах проронить ни звука.

— Эй вы, трусы! — приподняв маску, окликнула Сынов Ветра княжна. — Неужели среди вас не найдется человека, способного одолеть в бою слабую женщину?

Братья Органа и их союзники негодующе переглянулись. Каждый из них с удовольствием свернул бы мерзавке шею, но как подобный «подвиг» увязать потом с честью воинской.

В это время вперед шагнула леди Агнесс.

— Позволь, хан, я попробую! Посмотрим, сможет ли эта красотка выстоять в поединке против равного соперника!

— А как же Гудмунд? — напомнил великий Органа. — Дочь хана Кури не следует недооценивать! Хотя она и бережет под маской свой нежный лик, в бою она опасна как волчица!

Но воительница только усмехнулась:

— Ты думаешь, я просто так росла в замке посреди волчьего леса? Знай, что я научилась бить без промаха серых хищников еще задолго до того, как люди прозвали меня Белой Валькирией. Эта тварь в женском обличье, — продолжала она, — уже дважды покушалась на убийство и без всякого на то позволения выпустила на свободу моего злейшего врага! А если меня постигнет неудача, — она бросила короткий, быстрый взгляд на Лютобора, — тут я спокойна, мне есть, кому завещать свою месть!

Такого из присутствующих еще никогда никто не видел. Случалось ли наблюдать такое кому-то еще? Решать судьбу нескольких тысяч человек вышли не два единоборца-богатыря, а две прекрасные девы: степная поляница и морская валькирия, черная пантера и северная рысь.

Когда княжна увидела противницу, на ее лице появилось разочарование — она ждала другого человека. Через миг его, однако, сменила презрительная насмешка: Белая Валькирия собиралась сражаться пешей.

— Ты что, настолько бедна, что не можешь позволить себе купить коня? — рассмеялась дочь великого Кури.

— Мой конь под белым парусом стоит всегда в узде, — с достоинством отозвалась леди Агнесс. — Однако по его дороге твоей лошади не пройти. Хочешь добиться расположения небес, спускайся на землю, хотя не думаю, что Господь окажет покровительство дочери захватчика, вторгшегося в чужие владения, преступнице, задумавшей злодейство в доме, где ее принимали как гостью!

Леди Агнесс еще не договорила, а дочь Кури уже соскочила с Айи с саблей наголо, надеясь одним ударом покончить с соперницей. Северная воительница едва заметно улыбнулась — словесный выпад достиг цели, поставив их в равные условия. Она, не спеша, даже как бы с ленцой отразила удар, а затем, дабы не оставаться в долгу, ударила сама, разбив узорчатый щит княжны.

Та резко отбросила обломки и повела атаку с такой яростью и стремительностью, что со стороны казалось, будто вокруг Белой Свонильды смыкается огненное кольцо. Однако воительница держалась непоколебимо, как облитая льдом гранитная скала. В ее движениях чувствовалось мастерство и уверенность опытного бойца, а тяжелый меч, прозывавшийся ласково, Суони — лебеденок, летал по воздуху грозной белой птицей, отгоняя от хозяйки смерть.

Хан Камчибек удовлетворенно кивнул головой:

— А у этой лебедки, похоже, стальной клюв! — заметил он. — И перья, отлитые из серебра.

— Валькириям иначе нельзя, — без тени улыбки отозвался Лютобор. — Там, где они летают, свой урожай пожинает смерть!

— Все равно, не женское это дело — воевать! — покачал сивой головой боярин, думая, верно, об укрывшейся в веже дочери. — Им бы и той, и другой вместо шлемов и кольчуг венчиками с монистами себя украсить да в круг пойти с женихом!

Слова о круге вырвались из уст Вышаты Сытенича не случайно. Точно две участницы священной русальской игры, две лады, две лебедушки, противницы, казалось, стараются превзойти друг друга не столько силой оружия, сколько своей грацией и почти нереальным совершенством движений. Ведя смертельный боевой танец, они сходились и расходились, наступали и отступали, отрывались от земли в умопомрачительных подобных полету прыжках и стелились понизу поземкой, завораживая восхищенный взгляд.

Пленительная красота зрелища стала особенно невыносимой, когда меч Суони, поддев серебряную маску, сорвал с княжны шлем, выпустив на свободу черный дождь ее струящихся едва ли не до земли кос. Леди Агнесс, движимая не то благородством, не то женским тщеславием, тоже рванула застежки нащечников. В лучах утреннего солнца ее рассыпавшиеся по плечам волосы, казалось, источают неяркий бледно-золотой свет.

— Ну, вот, — недовольно проворчал дядька Нежиловец. — Не хватает, чтобы они друг дружке по-бабьи в космы вцепились!

Стоявшие рядом посмотрели на старика едва не с укоризной, ибо в их сердцах бушевали сейчас совсем иные чувства: неужели одной из них уготована смерть! Неужели чьи-то руки уже никогда не взметнутся ввысь ради объятий, губы не произнесут слова любви, а чрево не изведает священную тяжесть плода! Впрочем, не совсем так. Воины Ветра сильно сомневались, что из чрева коварной дочери Кури когда-нибудь выйдет добрый плод. Ядовитая гадюка порождает только гаденышей, а объятья паучихи несут с собой смерть.

И гадюка, и паучиха, как известно, имеют ядовитое жало. Укус их смертелен, бросок стремителен и неуловим. Когда меч Суони отразил очередной удар княжны, ее дамасская сабля, видимо пленившись его красотой, не пожелала с ним расстаться, зацепившись ажурным навершием за его рукоять. Леди Агнесс и княжна сошлись грудь к груди. Два потока волос закружились вихрем и переплелись.

Волосы леди Агнесс упали ей на лицо и она, не отводя глаз от соперницы, взметнула шуйцу, чтобы их убрать. И в этот миг в левой руке княжны Гюлимкан сверкнул кинжал. Леди Агнесс успела отпрянуть, едва не коснувшись светлой макушкой земли, но дочь Кури повторила попытку, впрочем, вновь безрезультатно.

Люди племени Органа возмущенно завопили, награждая Гюлимкан различными нелестными для нее прозвищами. Но чем они могли помочь!

— Я вчера видел сокола, несущего в когтях змею, — негромко заметил стоящий рядом с отцом Улан.

— Будем надеяться, это была соколица! — отозвался тот.

Надеяться в самом деле стоило. При следующем выпаде Белая Валькирия поймала запястье княжны и приемом, которым возле хазарского стана когда-то обезоружил Торопа Лютобор, вынудила разжать пальцы. Княжна пустила в ход зубы, леди Агнесс отпрянула назад. Сабля и меч с лязгом освободились друг от друга, и воительницы подхватили их в воздухе за миг до того, как они упали на землю. При этом Суони оказался в руках у княжны, а сабля осталась у Белой Валькирии.

Вряд ли обеих дев обрадовали их новые приобретения. Суони был для степной поляницы слишком тяжел, сабля, наоборот, легковесна. Однако, в этой легкости таилось преимущество. Сделав несколько выпадов, леди Агнесс искусным приемом перекинула оружие в левую руку и нанесла удар. Княжна Гюлимкан прикрылась мечом, однако стальное лезвие оцарапало ее предплечье там, где кончались звенья кольчуги. Используя преимущество, северная воительница начертила в воздухе клинком какой-то замысловатый знак и дотянулась до лица противницы, оставив кровавую бороздку.