Ловец сбежавших невест (СИ) - Фрес Константин. Страница 19
А потом она повернулась ко мне лицом…
- Святой горячий пар! - проверещала я, леденея от ужаса.
Левая половина лица этой женщины была красивая и совершенна, а вот правая… жутчайшее алое месиво из старых грубых шрамов, отсутствие губ, оскаленные почерневшие, словно облизанные огнем зубы, лысый череп… и механическая рука.
Шестеренки ее вращались с еле слышным скрипом. Железные скелетированные пальцы с ненавистью сжимались и разжимались. Глаза, который старуха вечно жмурила, не было совсем. Девица эта выглядела так, словно ее окунули в адовое пламя правым боком, и оно опалило ее, прожгло не только тело, но и до души добралось, и коснулось ее своим смрадным жаром.
- Тристан, - протянула она нежно и яростно, перебирая своим железными пальцами, похожими на поршни в моторе, - как я скучала по тебе! А ты? Скучал ты?
- Офелия! - с ненавистью выплюнул он. - Только твой покалеченный, изуродованный разум мог выдумать такое! Как же я раньше не догадался...
Какое нежное имя - и какая страшная личина! Просто мороз по коже от такого сочетания!
- Верно, ты спрятался за стеной стыда и лжи. Ты думал, что твои подвиги никогда не всплывут, и навсегда окажутся безнаказанны, - притворно вздохнула она. - Но за все надо платить, Тристан Пилигрим, - нежно произнесла жуткая девица, похохатывая, наслаждаясь замешательством Инквизитора. - И за свои грехи - тоже.
- В твоих грехах, - отчетливо произнес Тристан, - и в своих бедах виновата лишь ты сама. Зло, что ты сотворила, лишь на твоей совести. И никакая боль не оправдает их. А твои желания, Офелия... никто не обязан давать тебе то, что тебе хочется, только потому, что ты этого желаешь.Смирись уже с тем, что кроме твоих желаний в этом мире существует еще и чужая воля. Я не пирожное с кремом, которе можно просто взять и сожрать!
- А вот это очень жаль, Тристан, - промурлыколо это чудовище, улыбаясь нежно уцелевшей половинкой губ. - Очень жаль...
Единственный уцелевший глаз этой девицы был обращен к Тристану, и выражение его было полубезумно, одержимо. Такое, словно половину своей сгоревшей в пламени ада души она отдала Инквизитору, подарила, как драгоценную побрякушку на память. А вторую вручила демонам. И теперь они, разрывая, тянут ее в разные стороны, желая завладеть целым.
Нервы мои не выдержали, и я, выхватив револьвер, выстрелила в это скалящееся, веселящееся чудовище, но женщина эта провела рукой, и пуля моя провалилась в черное облако, которое было рассеяно в воздухе ее пальцами.
Черное-черное, как ее пустая глазница. Как самое глубокое безумие. Пожирающая все магическая пустота…
***
- Ты должен был достаться мне, Тристан Пилигрим, - произнесло это жуткое чудовище с неистовой, одержимой силой, и ее голубой глаз расширился так, что казалось - еще немного, и он просто выкатится из черепа. - Ты был предназначен мне, Первый Инквизитор!
От ее слов меня словно подхватило ветром времени и окунуло куда-то глубоко в далекие, давно минувшие события. Я будто наяву увидела эту странную, не подходящую друг другу пару - наряженную в шелка и кружева гордую капризную красавицу, чья красота тогда, давно, была ослепительна и нежна, и белоснежного неприступного Инквизитора в строгой сутане.
Он упрямо качал головой, сжимая рукоять своего черного узкого меча. Его ноги в пыльных потрепанных сапогах делали шаг назад, и строптивый Инквизитор уходил, растворялся в свете, залившем галерею. Его белоснежная сутана заметала его следы, а покинутая им девушка оставалась в одиночестве - оплакивать свою несбывшуюся любовь.
Отказался любить ее…
Тот, кто, казалось, был не прочь закрутить страстный роман с любой приглянувшейся ему девушкой, именно эту - красивую, юную и нежную, - обошел своим вниманием. Ее красота не смогла разжечь в его душе ни единого нежного чувства.
И это было унизительно, обидно и горько. Настолько горько, что любовь перерождалась в ненависть, а желание поцелуев и ласк - в желание мстить…
- Ангелы не принадлежат никому, - мстительно, явно цитируя чьи-то слова, ответил Тристан, словно тот, давний спор, который затеяли эти двое, все еще не окончен и важен. - Я никому и ничего не должен. А то, что какие-то люди предназначали меня тебе, мне не интересно.
- Какие-то люди?! - заорала искалеченная девушка, трясясь от бессильной злобы. - Какие-то?! Сам Король приказал тебе взять меня в жены!..
Тристан гордо вздернул голову, в его алых глазах промелькнуло пренебрежение, по губам скользнула едкая усмешка.
- Я выше Короля, - дерзко и высокомерно огрызнулся он. - И его приказы, равно как и твои желания, меня не касаются!
Страшилище тоже гордо вздернуло изуродованную голову. Упрямством она Тристану не уступала! Черты ее исказило тонкое, неприятное выражение, не сулящее ничего хорошего нам.
- Ну, раз ты так строптив, - ответила она музыкальным нежным голосом, - то расхлебывай последствия своей строптивости! Но я всегда добиваюсь своего: ты покоришься мне, Тристан Пилигрим, ты будешь послушно шествовать со мной рядом, даже если на поводке.
- Для этого ты собираешь магию?! - поразился Тристан. Казалось, в его голове не укладывалось, как это можно погубить столько народу для того, чтобы из магии этих несчастных свить крепкую веревку, чтобы привязать его одного. - Все это время ты всего лишь вязала крепкий поводок для меня?!
Девушка не ответила.
С ее пальцев сорвалось дымное, черное облако магии - ни дать, ни взять, чернила каракатицы! - и поплыло по воздуху. Черная крупица коснулась белоснежных волос Тристана, и он вдруг зарычал, начал увеличиваться в размерах, раздался в плечах. Затрещала одежда, полопались швы, сквозь них полез белый медвежий мех…
- Пресвятая магия! - заверещала я, понимая, что Тристан под действием нечистой магии обращается в чудовищного белого медведя, и сам он с этой ситуацией не справится.
Понял это и Генри и со всей отпущенной ему прытью отпрянул от разливающейся по воздуху магии. Она была черна, чернее закопченного донышка котелка самой злой ведьмы, и портила все, к чему прикасалась. Страшно подумать, что станет с Генри, если его коснется лишь крупинка… Он же перекусает нас всех до смерти!
Револьвер мой, словно сам по себе, снова выстрелил пару раз, и я клянусь - обе пули я бы точно всадила в уцелевший глаз этой жуткой женщины, но тьма поглотила их прямо перед ее лицом, и чудовище расхохоталось, показав горячую глотку и все зубы разом.
- Не выйдет победить меня, милочка! - произнесла она небрежно, послав еще черной магии в мою сторону.
Генри храбро ринулся в бой.
Оставив забившуюся в испуге девицу, он кинулся к Тристану, стремительно обращающемуся в белого медведя, и плечом с разбега сбил его с ног. Тристан без чувств отлетел к моим ногам, а Генри, подобрав его черный меч, встал против льющегося черного зла.
- Вы знаете заклинание, приводящее в чувства? - прокричал он, отмахиваясь инквизиторским мечом от черной магии. - Прочтите его Тристану, иначе нам не вытащить его отсюда в таким виде! Он слишком большой! Шевелитесь, быть может, мы успеем отступить!
Знала ли я это заклинание?! Ну, разумеется!
Выпустив из рук пистолет, я нашарила на талии цепочку с волшебной палочкой и несмело коснулась ею шерсти медведя. Торопливо шепча слова заклятья, я видела, как Тристан снова обретает человеческий вид, но это было так медленно, так медленно!
Генри рубился смело и ловко, отсекая тянущиеся к нему черные дымные щупальца, меч звенел, словно вампир рубил крепкое дерево. Но и его усилия были очень малы в сравнении с тем, какая мгла начала окутывать все вокруг. Под потолком плавала огромная дымная туча, темнота заполняла собой все углы, прорастала в стены блестящими черными жилами, сковывала воедино предметы, превращая их в куски зла. Генри отступал, размахивая мечом. Он вырубал совсем крохотное пространство, но этого было достаточно, чтоб мгла не касалась нас…