Ловец сбежавших невест (СИ) - Фрес Константин. Страница 20

В этом абсолютном черном месиве невозможно было остаться невредимым. Магия тянулась к Генри, хлестала его по плечам, по лицу, и с каждым ее прикосновением он становился все бледнее, его красивое лицо делалось все свирепее и ужаснее, отрастали клыки, жаждущие крови, но Генри не сдавался. Он изо всех сил сопротивлялся своему превращению в вампира и продолжал яростно хлестать мечом змеящиеся черные дымные щупальца, защищая нас и Тристана, который, превратившись в медведя, мог наделать много бед.

Правда, долго он не продержался бы, и я уже молилась всем святым силам, готовая встретить свою смерть, от черной магии ли или от укуса разъяренного, оголодавшего вампира, как вдруг помощь пришла, откуда не ждали.

Мой мешок, мой славный храбрец Бобби, вскарабкавшись на загривок медведя-Тристана, оценил обстановку и решил действовать. Басовито откашлявшись, он вдруг отчетливо и громко произнес:

- Гав! - и тьма, наполняющая  комнату, испуганно съежилась!

- Гав, гав! - не унимался мешок, подпрыгивая на Тристане, топча ему шею, лапами упираясь в белые волосы. - Гав, гав, гав!

Мешок-победитель на холке поверженного белого медведя смотрелся весьма комично, и я бы даже рассмеялась, если б все это не было так страшно.

Офелия, это обгоревшее чудовище, заверещала с перепугу, и мгла отдернула свои дымные лапы, которые тянула к лицу Генри. Тот, дрожа, отступил прочь, чтобы лишний раз не касаться зла и не поддаваться искушению. Хотя, видит Бог, храбрый вампир держался из последних сил. Он уже принюхивался, его алые глаза отыскивали нас с беглянкой, и Генри то и дело непроизвольно облизывался.

Мешок скакал, вилял жопкой и лаял, очень искусно подражая собаке, и Офелия, чей иррациональный страх перед этими животными был просто паническим, с криком вскарабкалась на стол. Ее черная магия больше не тянулась к нам, Офелия будто бы затягивала ее в себя, и пятилась, испуганно пятилась от наседающего на нее мешка.

- Уберите, - хрипела она, как ненормальная.

Кусочек ее черноты коснулся волшебного мешка, но стало только хуже. Мешок обернулся вдруг в почти настоящего пса - толстого, приземистого, похожего на бульдога со складчатой бархатной мордой. Он захлебывался от лая, его красная глотка жаждала крови, и Офелия, которая с легкостью могла убить нас троих, с воплем подскочила на столе и одним прыжком оказалась у стены за прилавком.

Она рывком убрала деревянную панель и юркнула в открывшийся лаз, и дымное зло, что она испускало, словно шлейф, уползло за ней, протискиваясь в щели.

Генри устало выронил инквизиторский меч, переводя дух. Тристан медленно возвращался к жизни, с каждым мигом все больше становясь похожим на человека, а мешок радостно вилял жопкой,  гордясь собой.

- Бобби, ты мой хороший! - воскликнула я, схватив нашего спасителя и страстно обнимая его толстые бархатные бока.

- Это очень дурно,- сказал, наконец, Генри, все еще кровожадно облизываясь, - что в ее недобрых руках сосредоточено столько магии! Ваша старая знакомая, Тристан?

- Очень старая, - съязвил Инквизитор, усаживаясь на полу. - Капризная, жестокая и злая…

- Вы обесчестили и не женились на ней? - тихо спросила я. Тристан искоса глянул на меня, оправляя, как можно, испорченную одежду.

- Я и пальцем к ней не прикоснулся бы! - яростно выдохнул он, словно до сих пор сопротивлялся навязанному браку.  - Некоторые вещи просто нельзя трогать руками.

- Это ваше дело, конечно, - произнес Генри, игнорируя яростный тон Тристана, - но может, вы оставите свой праведный гнев и сделаете мне инъекцию? Не то я вам всем перегрызу глотки, господа.

Саквояж с железной коробкой со шприцами нашелся на борту дирижабля, и Тристан оказал первую помощь Генри - или, если быть точнее, нам всем, ибо Генри уже рычал и рвался нас всех перекусать. Спасенная девица, которую мы взялись проводить до станции, чтоб посадить на поезд до дома, дрожала от ужаса.

После инъекции Генри утих, упал в кресло пилота и перевел дух, остывая, отирая бледнеющие губы платком. Он искусал их до крови, пытаясь сдержаться, не напасть на нас и при этом утолить свою жажду. Поистине, сильный мужчина! Я не могла не восторгаться его упорству, с каким он отказывался от самого легкого пути - стать вампиром и покориться своему магическому естеству. Намного труднее ему было оставаться человеком, но он упорно им оставался.

Кровавая жажда отступила, выпустила его из своих цепких когтей, взгляд его  сделался из безумного виноватым и больным.

- Зачем вы так непочтительно о даме, - укорил Тристана Генри.

Инквизитор, явно смущенный и пристыженный тем, что давняя нелюбовь его так легко уделала, молча складывал медицинские принадлежности в коробку, кроя свою бывшую невесту последними словами и пряча от нас взгляд.

- Она того заслуживает, - рявкнул он. - Демоны ее отымей, сколько ж магии она собрала! Черной магии - а в такой чудовищный черный цвет магию могут перекрасить только вампиры! Снова вампиры… как же нам совладать с нею, с мощью, что заключена в ее руках?!

- Сделаем ловушку для магии, только-то и делов, - беспечно отозвался Генри, внимательно рассматривая пристыженного Тристана.

- Ловушку?! - вскинулся Тристан. - Ловушка для магии, мощнейший артефакт, для вас «всего-то»?! А у вас есть и такие полномочия?! И разрешение на такие манипуляции? - ядовито поинтересовался он.

- Конечно, - подтвердил Генри, самодовольно ухмыляясь. - Иначе я бы не сопротивлялся там, с вашим мечом в руках. Какой смысл сопротивляться, если все равно проиграешь? А с ловушкой есть шанс и выиграть… Так а что с ней случилось? Почему она… такая? Не хотите рассказать? Очень любопытно.

- Хотите, чтоб я покаялся в своих грехах?  - грубо ответил Тристан. - Но я не виноват! То, как она выглядит - это плод ее капризного, эгоистичного нрава, просто истинное лицо проступило, чтобы никого не вводили в заблуждение ее прекрасные черты.

- Нет, я просто спрашиваю, - произнес Генри. - Из любопытства. Люблю старинные романтические истории.

- В этой истории нет романтики, - зло ответил Тристан.

- И все же? - не отступал Генри. Я удивилась его бестактной настойчивости; с чего бы Генри так интересоваться чужими сердечными делами?

Однако, к моему величайшему удивлению, Тристан подчинился его просьбе и любопытство его удовлетворил.

- Это было давно, - глухо произнес он. - Тот год… он был прекрасным! Казалось, все чернокнижники и нечестивцы-некроманты решили раскаяться и не творить больше черных дел. Я наслаждался летом; и даже с Королем мы как будто бы примирились и относились друг к другу… более дружественно. Мой вид не смущал и не оскорблял его, моей белизне кланялись, меня принимали не как нечисть, не как призрак, но как защитника. Это было приятно.

Я часто был зван в королевский дворец. В его прохладных галереях, оплетённых цветущей зеленью, я частенько засиживался с гитарой, напевая песни, и мне казалось, что для моей мятежной души небо наконец-то послало кусочек рая.

А она… Офелия, - ее имя Тристан произнес с ненавистью и гадливостью, - была дочерью первого министра. Красавица графиня, она поражала своей красотой с первого взгляда - и своей злобой с первого слова. Ангельская внешность досталась демону! Она могла пнуть слугу; могла прилюдно отвесить оплеуху придворной даме, посмевшей затмить ее наряд. Могла просто по-скотски изрыгнуть ругательство, похабное и злобное. Если остальные нечестивцы и злодеи как-то прикрывали свои пороки масками добродетели, то эта не стеснялась никого, и я не знаю, что хуже. Она полагала, что ее богатство, ее положение в обществе и ее красота позволяют ей вести себя как угодно.

- И она подумала, что вы полюбите ее, - вставил свое слово Генри. Тристан метнул на него яростный взгляд.

- Она подумала, - веско сказал он, - что я должен принадлежать ей. Обо мне тогда говорили всякое, - уклончиво произнес Тристан.

- То, что Первый Инквизитор любвеобилен и весьма тонкий ценитель женской красоты, - поддакнул Генри.