Месть со вкусом мяты (СИ) - Руслёна. Страница 35
Две тёплые руки легли ему на плечи и скользнули под воротник. Он поймал одну ладошку и прижал к своим губам.
— Как я тебя люблю… Столько лет прошли без вас! Уму непостижимо! Сколько нам надо навёрстывать!
— Зато вот так — раз! И сразу всё, и я, и дочь, — она тихонько рассмеялась и ткнулась губами куда-то в волосы.
— Сижу и горюю, что дочь росла без меня.
— Ничего, много ещё времени, вот приедет, я вас познакомлю и будете навёрстывать.
— Прям даже страшно. Как думаешь, она поверит, что я — это он?
— Поверит. Мы с ней никогда не обманывали друг друга. Ужинать будешь?
Он кивнул:
— Конечно! Ты меня тогда так и не успела накормить.
— Да уж… зато живы остались, — она поёжилась и потянула за руку, — пойдём…
***
Пришедший на работу босс поразил своей серьёзностью всех. Был он слегка помят и бледноват, морщился от громких голосов и скрипа стульев. Каждодневное совещание проходило в обычном режиме — народ собирался ни шатко, ни валко, позёвывая и поёживаясь. Незамужние дамы, воспрянувшие от того, что уволилась главный финансист, Люсьена Кирилловна, и, по слухам, окончательно, которая была главной преградой к замужеству на Горыныче, посмеивались и кидали на него призывные взгляды. Мужчинам пофиг было, кто на ком женится, со своими бы разобраться и шумно усаживались за стол, а он посматривал на всех из-под бровей с совершенно суровым видом. Это настораживало. Неужели кто-то накосячил? Они начали переглядываться — чей отдел? Но он ни с кого конкретно стружку не снимал, поговорили о планах на сегодня, посмотрели, кто что сделал за ту неделю, похвалил одних, жёстко поругал других и распустил так быстро, что. даже кофе не успели попить, кто с собой принёс.
После этого он вызвал Нину Петровну, свою неизменную секретаршу.
— Подготовьте приказ о зачислении на работу нового сотрудника, вернее, сотрудницы. Записываете? В отдел снабжения… Голикова Тамара Степановна. Образца… Да вот, сами посмотрите, накарябала, как курица лапой. Должна подойти к двум часам.
Нина Петровна взяла бумажку, на которой и правда, было написано, как в рецепте от врача, и ушла к себе. Там заполнила все данные и отправила в отдел снабжения. Пусть теперь сами разбираются, нужна она им или нет. То, что дама — протеже Виктора Горяновича, ей и в голову не пришло. Раньше он, по крайней мере, никогда никого не приводил. А то бы сразу — в отдел кадров отнесла.
Вскоре, отдел снабжения загудел, как улей — им, хоть и надо было сотрудника, но Павел Андреевич, главснабженец, уже приготовил это место для своего племянника. И все это знали. И тут такая подстава! Что за Тамара такая Степановна? Откуда? Главное — чья???
В два часа, как штык, заявилась новая сотрудница. Строгий тёмно-серый костюм (Енкин, своего такого ещё не было), средний каблук чёрных туфель (не рискнула на высоких ходить, как подруга), причёска — высокая, убранная до волосинки, крупные серьги и макияж в меру и в цвет костюма — всё должно было говорить, что девушка серьёзная и уж точно не во вкусе босса. Она зашла к начальнику СнабОтдела и пробыла там ровно пятнадцать минут. Вышла и поднялась в отдел кадров — устраиваться. Оттуда её отправили к шефу, знакомиться с новой сотрудницей.
Зайдя в секретариат и наткнувшись на строгий и изучающий взгляд Нины Петровны, Томка струхнула. Вот никого не боялась, везде прошла, задрав (в меру) нос, а при виде строгой секретарши стушевалась. Она, пожалуй, чем-то напомнила ей мать. То ли взглядом, то ли тонкими губами. Подойдя к столу, сказала чуть дрогнувшим голосом:
— Мне назначено…
— Голикова Тамара Степановна?
— Да.
— Ждите, я доложу о вас.
Нина Петровна исчезла в кабинете за дерматиновой дверью тёмно-зелёного цвета. И через секунду уже пригласила её войти. Ой, страшно! Поджав губы, вошла и закрыла дверь за собой.
Разумеется, она была впервые здесь, в его кабинете, и первое, что сделала войдя, стала с любопытством оглядываться. В правом углу сразу увидела красивую высокую вазу с тремя заклеенными трещинами и одного кусочка явно не хватало, она видела дырочку, в которую запросто можно было засунуть палец.
Горыныч сидел слегка напряжённый и следил за ней так, как будто за спиной Томка всё ещё держит сковородку. Голова побаливала, несмотря на бурное
перемирие.
Пока она осваивалась, рыская по кабинету и взглядом, и руками, он вспоминал.
Первой его реакцией в ту злополучную ночь на их “объединение” было осознание, что секс может быть не просто так, от физиологии тела. Томка оказалась той ещё затейницей… Но ничего пошлого не было. Она стеснялась, хихикала, трепетала в его объятиях и не только в объятиях… Ни одна женщина не заставила бы его покраснеть от воспоминаний. Скорее, он бы долго вспоминал, с кем был в том месяце или в тот раз. Как сказал Гринг? Произошёл стык. Дата плюс к ней появилась ЕГО женщина. Интересно, почему он её не уловил в первый раз, не отреагировал? Понравилась — да, но не более. Ведь была мысль замутить с ней, когда уедет его Люси… Хотя, уже не его. Относился к Томке снисходительно, как к ребёнку… Ага, хорош ребёнок. Он хмыкнул. Вспомнил сон после всего — как, взявшись за руки, они летали где-то в небесах…
А девушка тем временем обходила кабинет и подходила всё ближе к заинтересовавшей её вазе.
— Это её Енка разбила в тот раз?
Он кивнул и память услужливо напомнила свист летящего в голову степлера. И потом — БАМЦ! ваза разлетелась на три части. Её хотели выбросить, но он не дал и самолично склеил. Вот только дырочку нечем было заткнуть. Тамуся остановилась совсем рядом с ней, а потом и вовсе наклонилась над горлышком и покричала в неё:
— Ууу! У! — потом вскрикнула и повернулась к ему, — можешь перевернуть её?
— Зачем? Уж не хочешь ли ты разбить её об меня?
— Хаха! Смешно, — хихикнула она, — не, там внизу, на дне, что-то белеется и сверкается. Мне очень хочется посмотреть, что это такое.
Он удивился, чтобы это могло быть. Когда клеил, не помнил, чтобы там что-то оставалось, но послушно встал и перевернул многострадальное произведение искусства. Что-то затарахтело по стенкам и из злополучной вазы выпали два предмета — кольцо, что он дарил Люси, и… тот самый недостающий осколок. Он уставился на них, как на привидения.
— Ой, колечко! — восхищённо уставилась на него Томка и даже захлопала в ладоши.
— Это ты специально туда засунул? Знал же, какая я любопытная!
Горыныч невольно рассмеялся, облегчённо выдохнув.
— Да, — кивнул он, — как ты угадала. Ты, наверное, обладаешь магией, не иначе!
— О, да, я та ещё магичка, — фыркнула Томка и нагнулась над кольцом. — Ой, а это что?
Он снова напрягся. Ну ни минуты спокойной с ней!
— Вот… — она на ладошке протянула осколок, о котором он забыл при виде кольца. — Мне кажется, Витечка, что это как раз вот для этой дырочки, на твоей вазе.
Она подошла и стала пристраивать его и так, и этак.
— Всё! Клей тащи! Я пристроила!
Он вытащил тюбик клея из стола и с каким-то странным чувством внутри стал его откручивать. Тело покрылось мурашками, руки задрожали, но он намазал осколок по краям и приладил к дырке. Всё подошло идеально и, как только он его приставил и прижал, как что-то произошло, как мини взрыв. То ли в голове, то ли в кабинете… Он, как бы, видел дальнейшее со стороны — вот он стоит перед Томкой на одном колене и говорит те самый заветные слова:
— Я люблю тебя! Ты — моя жизнь! Ты — моё всё! — и надевает то самое кольцо, отвергнутое Люсьеной. Которое стоило, между прочим, как хорошая машина. И оно идеально подошло на её пальчик. А после этого они стали самозабвенно целоваться, забыв напрочь, где они… Заглянувшая к ним на шум и возгласы секретарша в шоке закрыла дверь и встала к ней спиной, загораживая ото всех, кто заходил за чем-либо к боссу.
— Он занят…
— Директор не может…
— У директора совещание с… министром по телефону разговаривает, — и так ещё пару часов.