Уродливые небеса (ЛП) - Меллик-третий Карлтон. Страница 6
Лазурная дама наклоняется к Дереву и шепчет ему в щёку тонкими маслянистыми губами.
— Жёлтый цвет особенный.
Интерьер города похож на гладкую керамическую посуду с пороховыми клещами и бочками с мульчей, загрязняющими в остальном безупречную поверхность. Порошковые клещи — это шатающиеся блохи размером с крысу, которые издают шипящие звуки и выделяют кучки сероватой пыли вдоль тротуаров. Лазурная дама не прочь раздавить их своими динозавровыми лапами, обмазав синие пятки оранжевой слизью.
Глаза-бусинки выглядывают из расплавленных окон, смотря на них. У горожан застывшее выражение лиц. Они как большие фарфоровые куклы. Некоторые из них носят парики и мультяшный грим, чтобы выглядеть более человечно, чтобы скрыть истинный облик своей души.
— Что с ними не так? — Лосось шепчет Дереву.
Дерево старается не смотреть на страшных кукольных людей, смотрящих на них сверху вниз. Их механические лица лишь слегка наклонялись, следуя за их движениями. Шаги звучат в новых ушах Дерева, как перечная слюна.
— Избавься от розового, — говорит лазурная женщина Роваку. — Я возьму жёлтого.
Ровак кивает и ведёт розоватого мужчину в другом направлении. Дерево и Лосось смотрят друг на друга с разбитыми глазами и забитым горлом. Языки ящерицы скользят в ноздрях Лосося и вылетают из них.
— Он тебе не нужен, — шепчет женщина Дереву. — Ты жёлтый.
Бóльшая часть города выглядит разрушенной, словно сожжённой много веков назад. Мёртвые здания похожи на гнилые фрукты, разбросанные по ландшафту. Только небольшая часть города всё ещё занята. Здесь живёт всего пара десятков душ.
Они покидают небольшой круг старых построек и входят в чёрные руины, покрытые густым пеплом и хрустящим шёпотом. Между обугленными скульптурами пролегает небольшая тропинка, которую ведут крошечные прыгающие мыши.
— Все города на Небесах такие тихие? — спрашивает Дерево.
— На Небесах не так много городов, — говорит лазурная дама. — Столица — самая большая. Там живёт Бог. Но туда больше никто не ходит. Это запрещено.
— Ты когда-нибудь встречалась с Богом? — спрашивает Дерево.
Она смотрит на него своими дырявыми глазами.
— Ты хоть что-нибудь помнишь о своём старом мире? — спрашивает она.
— Не совсем, — говорит Дерево.
— Хорошо. Тебе лучше забыть о старом мире и сосредоточиться на новом. Что-то из твоего прошлого рано или поздно вернётся к тебе, но пока оно будет только мешать.
Дерево кивает.
Тропа заканчивается у чёрной стены. Не столько стена, сколько куча обгоревших досок, сколоченных в лист.
— Пойдём, — говорит она, открывая щепки, как дверь, — я куплю тебе выпить.
Высокая лазурная женщина ныряет в тёмное сооружение, горячие жидкости закручиваются под её кожей, когда она наклоняется, чтобы поместиться внутри, притягивая Дерево дополнительным набором рук.
Внутри сыро и сумрачно, лоскутное одеяло из угольного дерева и куски липкого от ржавчины металла. Паб. Обломки яростно сплелись вместе, образуя новую структуру из чёрных руин. Гостиная, в которой три или четыре человека пьют напитки, почти не шумит, только шелест рук и пот, стекающий по пепельным свиным спинам.
Сотни гвоздей всех размеров торчат с потолка, словно металлические сосульки. Стулья и столы — американские горки из гнилого дерева и толстых шипов. Мебель не такая гигантская, как в доме Ровака. Она идеально подойдёт Дереву, но маловата для лазурной женщины.
Она говорит, что её зовут КЛОТТА, пишется заглавными буквами. Дерево спрашивает, не хочет ли КЛОТТА чего-нибудь, и КЛОТТА говорит, что сейчас ей нужно только выпить.
КЛОТТА усаживает Дерево за барную стойку на неровный светлый стул, сделанный из щепок толщиной с палец. Они врезаются в его жёлтую плоть и заставляют его чувствовать себя осенним дубовым листом, обёрнутым вокруг осы, наполненной шоколадом. КЛОТТА нуждается в двух, чтобы поддерживать её огромную массу.
Все остальные люди в баре — это уставившиеся опухшие глазные яблоки на Дерево. Глядя на него с пухлыми щеками и потёкшей краской на лице. Они, кажется, одновременно взволнованы и испытывают отвращение к Дереву, махая ему ушами и хвостами с локтей.
— Два донкаби, — говорит КЛОТТА серебряно-рыбному бармену, который хрюкает с расплавленным бородавообразным подбородком и растекающимся жиром на животе.
Затем КЛОТТА кладёт палец на запястье бармена. Несколько граммов плоти поднимаются с ладони лазурной женщины и ползут по её руке к руке бармена. Плоть меняется на серебряный цвет и погружается в его плоть, становится его частью.
— Что это было? — спрашивает Дерево у КЛОТТЫ, пока бармен наливает жирную жидкость в белые, как кость, чашки.
— Я отдала ему частичку своей души, — отвечает она. — Душа — единственное ценное, что у нас есть на Небесах, поэтому мы используем её как нашу валюту.
— Ты торгуешь плотью? — спрашивает Дерево.
— Плотью души, — говорит она. — Ты отдаёшь людям часть своей души за их продукты или услуги, а затем ты берёшь их душу за продукты и услуги, которые ты предоставляешь.
— Что делать, если у кого-то нет товаров или услуг? — спрашивает Дерево.
— В итоге они становятся очень маленькими, — говорит КЛОТТА. — Всегда есть что-то, что можно сделать, но время от времени находятся ленивые. Эти люди в конечном итоге потеряют всю свою душевную плоть и будут полностью поглощены. Обычно здесь находится Джек, — бармен кивает дородной шеей, — или я. Мы самые большие люди в городе. Самые богатые.
— Какие услуги ты предоставляешь? — спрашивает Дерево.
— Я смотритель, — говорит КЛОТТА. — Все платят мне налоги, чтобы жить в моём городе. Если у тебя не будет лишней душевной плоти в конце каждого месяца, я полностью поглощу тебя в себя. Твоя душа станет моей душой, и тебя больше не будет.
Она делает глоток жирного напитка.
— Выпей, — говорит она, указывая на бугорчатую кружку. — Это будет единственный бесплатный напиток, который ты когда-либо получишь.
Дерево двумя пальцами вычерпывает густую сонную слизь и прижимает её к языку. На вкус это как вишнёвая сосна, смешанная с детройтскими копами, арестовавшими беременную проститутку. Как и другие ароматы на Небесах, он больше беспокоит и сбивает с толку, чем отвратителен. После нескольких глотков Дерево начинает ощущать эффект. Это не то же самое, что алкоголь. Это заставляет внутренности его плоти вращаться крошечными кругами. Как будто он получает тысячи миниатюрных массажей изнутри. Это оказывает успокаивающее действие на всю его душу. Он понимает, почему люди тратят здесь много своей души, даже если вкус или текстура жидкости неприятны.
КЛОТТА позволяет Дереву несколько мгновений насладиться своими новыми ощущениями. Она наблюдает, как его глаза фокусируются на глубоких порах столешницы, на великолепных текстурах. Он внимательно исследует свою жёлтую кожу и находит новые детали в своей душевной плоти: узоры городского пейзажа в узорах ракушек и узоры чешуи дракона внутри узоров городских пейзажей, с множеством цветов, скрывающихся за жёлтым, множеством текстур, которые его чувства с трудом могут воспринять.
Его новое тело представляет собой сложную паутину искусства.
Дерево настолько очарован своей кожей, что даже не замечает тучного крылатого младенца, плюхнувшегося в паб и садящегося рядом с ним. Он заказывает небольшой напиток и мастурбирует.
Лазурная женщина покупает моток плотно упакованной пряжи и деликатно кладет её рядом со своим напитком, когда что-то блестящее привлекает её внимание. Оно прикреплено к локтю Дерева.
— Что это? — говорит она, наклоняясь к Дереву и хватая его за руку всеми четырьмя руками.
Дерево сочится в её руках и улыбается.
Она дёргает за блестящую металлическую бирку, торчащую из его локтя, и оттуда вылетает лезвие без рукоятки длиной с предплечье Дерева.
— Это необычно, — говорит КЛОТТА, рассматривая лезвие сложной формы.