Реми-отступник (СИ) - Твист Оливер. Страница 19

— Я видел, что ты сделал с Фраем: выбиты зубы, сломаны нос и челюсть, ребра. Перебита в двух местах рука. О таких мелочах как разбитая голова, я даже не упоминаю. Ты, наконец-то, делаешь успехи. Меня смущает только одно. Ты пытался задушить его и почти преуспел в этом. Но остановился. Почему?… Когда я спрашиваю, Реми, ты должен отвечать.

Но Реми продолжал угрюмо молчать. Смолчал он и после того, как Моррис ударил его по лицу:

— Отвечай!

Он ударил еще раз. Из разбитого носа обильно потекла кровь. Тяжелые алые капли застучали по каменным плиткам пола. Реми продолжал неподвижно стоять, опустив взгляд. Скарг замахнулся снова:

— Я жду.

— Я не знаю, — проронил наконец Реми.

— Знаешь! — еще одна пощечина заставила его пошатнуться. На скуле быстро вспухло и расплылось багровое пятно.

— Я не смог, — с трудом сказал Реми. — Он не сопротивлялся.

— Ты поддался жалости, — презрительно сказал ворон. — Убей в себе это чувство или убьют тебя. Я разочарован. И поэтому сегодня ты останешься без еды. Скажи на кухне, что я запретил. Иди прочь.

Реми покорно склонил голову и собирался выйти, провожаемый тяжелым взглядом скарга, когда тот остановил его.

— Ты забыл, что должен сказать в ответ?

— Благодарю, скарг Моррис, — сказал Реми ровным, ничего не выражающим голосом.

Моррис нахмурился:

— Ты должен понимать, Реми, все что я делаю с тобой — для твоего же блага. А твоей благодарности не достает искреннего чувства. Я проявил милосердие сохранив тебе жизнь, тебе — сыну гнусного отступника. Ты знаешь, что милосердие не входит в число добродетелей истинного ворона. Но я сделал это в надежде, что ты искупишь вину твоего отца, его предательство и очистишь его кровь, текущую в твоих жилах. Постарайся, чтобы мне не пришлось жалеть о потраченных усилиях. Иначе пожалеть придется тебе. А теперь — пошел прочь!

Когда Реми вышел, скарг, начал мерять крупными шагами комнату, потом обратился к рослому ворону, чья внушительная фигура темнела у окна.

— Иногда я думаю, — сказал он с досадой и злостью, — что зря не убил его тогда. Но наше племя слабеет, Моргот. Наш народ вырождается. Мы уже не так сильны, как прежде, наше влияние падает. Особенно после предательства Реннера. А в этом мальчишке есть все, что нам нужно, есть с избытком, Моргот! Нужно только суметь подчинить его себе, овладеть его волей, заставить покориться нам целиком и полностью. Сейчас он сам определяет для себя границы покорности, уступая в малом, неуступчив в главном. Так не должно быть. Ничего, у нас еще есть время. Та жизнь, которую он сейчас ведет, все эти унижения, голод, побои должны ожесточить его сердце. И начало положено, Моргот. Да, начало положено. Случай с Фраем тому подтверждение. Ему не могло не понравиться. И мы, мой друг, должны подвести Реми к черте, переступив которую у него не будет пути назад. И подвести так, чтобы он сам охотно перешел ее и оказался полностью в нашей власти. И после того, как этот изгой, это отступническое отродье, пройдет Обряд он станет нашим разящим клинком, безжалостным и беспощадным. Станет нашим послушным оружием.

Скарг Моррис остановился, возбужденно потирая руки. Потом снова закружил по комнате, как черный вестник беды. Моргот, не выказывая никаких чувств, ждал, что скажет повелитель. Он считал, что Верховный слишком возится с этим никчемным отребьем, которое давно нужно было скормить нирлунгам — волкам Черных утесов, парочка этих вечно голодных, свирепых хищников жила в клетке на заднем дворе крепости. Или отдать на потеху вронгам, а потом то, что останется скормить нирлунгам. Но он знал, что с Моррисом лучше держать при себе свое мнение, особенно, когда оно не совпадает с мнением скарга.

— Сделаем так! — Моррис, приняв решение, широко взмахнул полами плаща, которые на миг стали огромными, словно сотканными из мрака, черными крыльями, с кинжально острыми стальными перьями. — Ты выведешь его на ристалище. Да, знаю, он еще не вошел в возраст, ему пятнадцать. Тем лучше! Ставь против него сначала самых сильных бойцов из тех, кто начал выходить на ристалище в прошлом году. И пусть они не дают ему спуску.

— Этому их учить не надо, — Моргот радостно осклабился. — Он получит все, что ему причитается. Думаю, начать нужно с Арриса. Он немного туповат, но силен и амбициозен.

— Хорошо, пусть будет Аррис. Если Реми с ним справится, ставь остальных, пусть попробует каждый. Потом можешь выставить против него взрослых воронов, только не из тех, кто прошел Обряд.

— Думаю до этого не дойдет. Его размажет по ристалищу еще Аррис.

— Посмотрим, — Верховный тонко усмехнулся. — Ты не знаешь, какая сила скрыта в этом тощем теле.

— Может заключим пари, скарг Моррис? — склонился в почтительном поклоне Моргот. В предвкушении знатной забавы настроение у него стало просто превосходным, и он осмелел.

— Нет, Моргот. Не заходи так далеко. Я уверен в его силе, но совсем не уверен в его желании побеждать. Эти бои нужны не для того, чтобы ты или я разжились блестящими звонкими монетами, у тебя их и так предостаточно. А чтобы, нащупать его слабое место и научиться управлять им. Мы научим его ненавидеть и убивать. И тогда он будет наш…

…Выйдя от скарга Реми направился хорошо знакомой дорогой вниз по бесконечным лестницам и переходам. За все долгие годы, проведенные в крепости, он уже хорошо знал какой лучше выбрать путь, чтобы поменьше встречаться как со взрослыми воронами, так и со своими сверстниками. После случая с Фраем на него смотрели настороженно, но задевать опасались, присматривались и перешептывались. И если раньше Реми избирал эту обходную дорогу, более длинную и неудобную, часть ее шла по внешней стене крепости, для того чтобы лишний раз не нарываться, то сейчас ему хотелось несколько минут побыть одному, чтобы все хорошо обдумать. Больше всего его беспокоило, что при разговоре присутствовал нарг Моргот, ближайший помощник скарга, его правая рука и главный наставник тех, кого готовили к прохождению Обряда. Было в этом что-то недоброе, настораживающее. Возможно присутствие Моргота и не имело к Реми никакого отношения, но на душе у него стало как-то особенно тяжело, от дурного предчувствия болезненно сжалось сердце.

Выйдя на стену, Реми посмотрел вниз, на простиравшиеся далеко внизу лесные дебри. Он вдруг подумал с острой тоской, что хорошо было бы иметь возможность улететь отсюда, ринуться с этой стены вниз, расправить трепещущие под напором воздуха могучие, послушные крылья, поймать восходящий поток и воспарить высоко в чистом, бескрайнем небе, оставив далеко позади всю здешнюю мерзость, стать свободным, стать независимым. Но это были только мечты.

Не раз и не два размышлял он о побеге, строил планы. И даже сделал такую попытку, когда однажды Фрай, как бы случайно, забыл его на ночь в яме на каменоломне. Фрай не знал, что горы были для Реми домом, и он мог карабкаться по самым отвесным кручам. Поэтому он легко выбрался из ямы сам и сломя голову побежал в лес, надеясь отыскать дорогу к какому-нибудь жилью. Он еще не понимал тогда, что выйти из этого леса случайному путнику, без дозволения воронов, можно было только обратно к крепости. Они дали ему поблуждать еще день, в тщетных попытках уйти. Но куда бы он не пошел, стараясь держаться лесных ориентиров, через какое-то время неизменно оказывался в тени крепостной стены, с отчаяньем созерцая ее из-за стволов корявых, столетних дубов. Потом они легко поймали его, измученного и голодного, еще немного погоняв по лесу под хриплое карканье. Хорошо при этом позабавились. Реми жестоко наказали, но его остановило не это. Скарг Моррис пообещал, что в следующий раз ему, как неблагодарному выродку, просто перебьют ноги, так что остаток своей жалкой жизни он будет ползать как червяк в грязи. И Реми знал, что так и будет.

Ничего не решив, он печально вздохнул и двинулся дальше. Ему нужно было успеть до обеда натаскать воды в кухонные котлы и вычистить купальню вронгов, где накануне они устроили свои очередные игрища, о которых Реми предпочел бы никогда ничего не знать. Его мутило только от мысли, что предстоит там увидеть.