Не мой, не твоя (СИ) - Шолохова Елена. Страница 4

— Пожалуйста, не говорите так, — у меня перехватило спазмом горло. — Хотя бы вы так не говорите. У меня кроме вас и Оленьки нет никого. Я к вам пришла, как к близкому человеку. Хотя бы вы поверьте мне. Вы же меня знаете!

— Оказывается, не знаю. Ты всех нас подставила. Меня, себя, нашу семью. Всех подвела под монастырь. А об Оленьке ты подумала? Это сейчас она дома, а когда в школу пойдет? Ей же проходу давать не будут. Дочь порноак… Её попросту затравят, если твое видео всплывет… И такое со временем не забывается.

До этого обеда мой мир и так казался мне невозможно хрупким и зыбким. Сейчас же он летел в бездонную пропасть, разваливаясь на куски. Внезапно накатила тошнота. Зажав ладонью рот, я поспешила в уборную. Но пустой желудок сокращался вхолостую.

Я умылась, поправила прическу. Хотя толку-то? Из зеркала на меня смотрело осунувшееся посеревшее лицо больной, изможденной женщины. Но самое пугающее — это воспаленные глаза, в которых так явственно плескался даже не страх, а паника.

Когда я вернулась в зал, свекра уже не было. Ушел, не попрощавшись, оставив несколько купюр на столе.

Глава 3

С тяжелым сердцем я отправилась назад, в гимназию, не зная, что до моего краха остались не дни и даже не часы. Отсчет пошёл на минуты…

В приемной меня поджидали вчерашние родители. А я про них совершенно забыла. Попросила их немного подождать, а секретарше поручила вызвать физика.

Сама прошла в кабинет, рухнула в кресло как подкошенная. С минуту сидела, оцепенев, глядя невидящим взором перед собой. Свекор помогать не будет, это ясно. Да мне и не нужна помощь, то есть нужна, очень нужна, но от него мне требовалось совсем другое — обычная человеческая поддержка.

В приемной послышалось оживление. И тут же, приоткрыв дверь, заглянула секретарша:

— Марина Владимировна, все в сборе. Можно им войти?

Я кивнула. Она распахнула дверь пошире. Пока родители, их сын и физик рассаживались, я шевельнула мышку. Уснувший экран монитора вспыхнул, отобразив вкладку, которую я оставила открытой перед уходом — мою почту, точнее, папку «спам». За минувший час, пока мы со свекром беседовали, появилось ещё три новых сообщения. Два — обычный рекламный мусор. И одно, последнее, было от него, злосчастного танцора 75.

Сердце на миг застыло камнем, затем подскочило к самому горлу и заколотилось быстро-быстро, как подорванное. Они — физик, родители — что-то говорили, спорили, доказывали, я не слышала. Я вдруг как будто оглохла. Не дыша, открыла сообщение.

Текст был короткий:

«Пожмотилась? Думала, я шучу или понтуюсь? Получай. Это сейчас увидят все».

Во вложении был видеофайл. Мне и запускать его не требовалось, чтобы понять — тот самый. В ужасе я оторвала взгляд от экрана, посмотрела на присутствующих. Они тоже повернулись ко мне и что-то такое увидели в моем лице, что тут же все разом замолкли.

— Прошу прощения, — выдавила я, прерывисто дыша. Мне вдруг стало катастрофически не хватать воздуха, как будто из кабинета выкачали весь кислород.

Я поднялась из-за стола и вышла в приемную.

— Марина Владимировна, — подскочила секретарша. — Что с вами? Вам плохо? Воды? Врача?

Меня и правда шатало, даже пришлось придержаться за стену. И перед глазами плыло.

Секретарша подала стакан с водой, я машинально отпила несколько глотков.

— Может, вас проводить в медпункт?

Я покачала головой:

— Мне надо…

А куда мне надо? Меня подстегивала жгучая потребность куда-то мчаться, что-то делать, но куда и что — я и сама не знала.

Секретарша все-таки довела меня до медпункта.

— Что с вами, Марина Владимировна? — участливо спросил школьный фельдшер.

Я вдруг представило его лицо, если скажу правду, и ни к селу ник городу меня вдруг разобрал смех. Идиотский, до жути неуместный и неконтролируемый. Я зажимала рот, но смех прорывался наружу, сотрясал тело, раздирал грудь, а потом вдруг неожиданно перешел в плач. Такой же безудержный и неуправляемый.

Не знаю, что подумал фельдшер, но смотрел он на меня круглыми глазами. И это он еще не знал, из-за чего со мной эта истерика.

Впрочем, успокоилась я довольно быстро. Мне стало жутко неловко перед фельдшером за свою несдержанность. Не глядя на него, я пробормотала:

— Извините, нервы…

Он покивал, мол, все понимает, и накапал каких-то успокоительных, потом смерил давление. Охнув, сообщил, что оно у меня «запредельное». Заставил положить под язык ещё какую-то таблетку и настоятельно посоветовал идти домой, а лучше — в больницу.

Родителей семиклассника я сбагрила на завуча. Единственный урок всё-таки отвела сама, каждую секунду ожидая самого худшего, ну а потом отправилась домой.

Когда я приехала за Оленькой, свекра ещё не было. Может, это и хорошо, учитывая наш разговор в ресторане. Может, он хоть немного свыкнется и остынет.

Дома я старалась занять себя делами, чтобы не сходить с ума — готовила ужин, купала Оленьку, читала ей книжку. И всё равно меня ни на секунду не покидала чувство, будто вокруг шеи затягивается удавка.

А поздно вечером мне позвонила секретарша. Сто раз извинилась, потом никак не могла перейти от вступления к сути, но в конце концов выпалила:

— Там какой-то ролик все пересылают друг другу… — снизив голос до шепота, она уточнила: — Порнографический. Не знаю, от кого пошло… вроде кто-то из наших мальчишек где-то нашел, но это не точно…

Я слушала её в оцепенении, не в силах даже вдохнуть.

— В общем, говорят, что там вы. В молодости, конечно. Я им всем сказала, что это чушь. Просто похожая девушка, да? Мало ли на свете похожих людей! Но чтоб вы и такое — глупости же! Вы в институте учились, а не этим… промышляли. Замуж вышли… К тому же у вас свекор в министерстве. Будь это вы, стал бы он…

Потом ее слова слились в неразборчивый гул. В ушах грохотал пульс, и я больше ничего не слышала. Телефон выскользнул из руки. И сама я, внезапно обессилев, опустилась на корточки. Вот и всё. Это конец.

Вторую ночь подряд я провела совсем без сна. Первый шок и безрассудное, животное отчаяние схлынули. И теперь я думала, что со всем этим делать. С каким лицом завтра явиться на работу? Как в глаза смотреть людям? Хотелось, конечно, вообще из дома никуда больше не выходить и никого-никого не видеть. Но это, увы, невозможно. Придется вытерпеть всё: и косые взгляды, и насмешки, и открытое порицание. Наверняка среди коллег и родителей начнутся возмущения: как я могу учить детей с таким прошлым? У нас ведь и за меньшее готовы распять.

Стыдно-то как, ужас.

И раз за разом на ум приходили слова секретарши: это не вы, это кто-то похожий. Может, мне и правда заявить, что это не я? Ну кто докажет, что это я? Хотя я мало изменилась, конечно… Но и очень похожие внешне люди, действительно, не редкость. Сама таких не раз встречала. Я цеплялась за эту ложь, как за соломинку, но самой от себя почему-то становилось тошно.

На утро я по привычке отвела Оленьку к Тихановичам. Свекра опять не застала. Ну а свекровь смерила меня таким презрительным взглядом, что я сразу поняла — она всё знает. Юрий Иванович уже просветил. Хоть не высказалась — и на том спасибо.

Ну а в гимназию я ехала как на Голгофу. С первой минуты, едва я зашла в вестибюль, стало ясно, как поменялось отношение. В лицо мне, конечно, никто ничего не говорил, но это чувствовалось. Это буквально витало в воздухе. Охранник конфузливо прятал глаза, ученики перешептывались и хихикали, глядя украдкой, пожилая гардеробщица кривилась и качала головой.

Учителя хоть и здоровались вполне вежливо, но их лица были красноречивее любых слов.

Я старалась держаться так, как будто ничего не замечаю, как будто ничего и не случилось. Только секретарша продолжала наивно щебетать, что это не я, что все сошли с ума.

Ну а перед самым обедом мне позвонила дама из департамента образования и велела приехать. Незамедлительно. Раньше меня туда приглашали, рассыпаясь в любезностях. Сегодня же от холода в её голосе телефонная трубка едва не заледенела. Что ж, этого и следовало ожидать. Только я не думала, что так скоро.