Чёрные лебеди (СИ) - Ларсен Вадим. Страница 55

— Сам не понял. Наверное, это что-то означает по-отакийски.

— Красные стрелы у стрелков городского гарнизона. — Сержантскую переносицу прорезала задумчивая складка. — Что бы это значило?

— Какая разница! — раздражённо перебил Праворукий. — Ты хотел со мной, так идёшь или нет?

— Сенгаки меня задери! — рыкнул Дрюдор, выходя из себя. — Кто из вас упрямей, ты или она?

— Ей надо к матери в Гесс, а нам на Север. Остальное — пыль, — отрезал Праворукий.

— Не нравится мне всё это.

Эту фразу сержант повторял целое утро. Хмуро косясь на приоткрытую дверь, чтобы Терезита случайно не подслушала, он задумчиво теребил ус и то и дело причитал: «Не нравится мне всё это». В глубине души Праворукий был целиком с ним солидарен. Логика сержантских доводов выглядела железной. И всё же, он пообещал Принцессе — так он называл теперь южанку — доставить её к столичным стенам, а значит с сержантом или без, но непременно сделает это. Проведёт через болота, лесами, минуя отакийскую армию и банды бесноватых, а там будь что будет. В глубине души он чувствовал, что обязан поступить именно так. Теперь не он, а боль принимала за него решения. И дело было не в обещанных деньгах, хотя Дрюдору этого знать не следовало.

— Так, а что с деньгами? — сержант окончательно перешёл на шёпот. — Сколько?

— Говорит, останемся довольны. Да что за разница, какая сумма?

— Как какая разница? — ухнул сержант, и удивленно уставился на бывшего мечника. — Ты ли это, Уги?

— Угарт умер за Сухим морем. Праворукий — теперь так меня зовут. А деньги… никаких денег не хватит купить то, что меня утешит.

— О чём это ты…?

— Ладно, надо идти, — перебил гость, поднимаясь, и следуя к двери, небрежно бросил: — Так что надумал?

Сержант хлопнул себя ладонями по тощим ляжкам:

— Почти уговорил, гореть мне под землёй! Если за обещанную награду можно будет купить хотя бы бочонок приличного пойла, почему бы и нет. А мамаша не заплатит, так продадим кому другому.

Не сдерживаясь, он расхохотался, давясь от смеха, но увидев гневно сузившиеся зрачки товарища, тотчас прекратил зубоскальство и произнёс, придав лицу серьёзный вид:

— Только гляну на твою южанку.

— Чего зря глазеть. Ребёнок как ребёнок.

— Как хоть звать сие бедное дитя?

— Я зову Принцессой.

— Разрази меня гром!

— Так вышло.

Когда Праворукий с сержантом вошли в полутёмную кузницу, Гертруда не спала. Неуклюжий Дрюдор, наткнувшись ботфортом на злосчастный табурет, с грохотом раздавил его вдребезги, но девушка даже не шелохнулась. Напряженно взирая на весеннее небо, разлившееся в сумерках за окном над покосившимися крышами ветхих трущоб Гнилого Тупика, мыслями она была далеко.

Праворукий посмотрел на замечтавшуюся южанку и подумал — не стоило такому хрупкому созданию пересекать Сухое море, потому как эта страна не для ангелов.

Девушка повернула к ним ожившее за последние дни довольно милое личико, и без прелюдий спросила:

— Когда в дорогу?

Дрюдор вопросительно глянул на Праворукого.

— Спрашивает, когда выходим, — перевёл тот.

Ссутулившись, чуть подавшись вперёд, уперев руки в колени, сержант прогремел на геранийском:

— Значит, к мамаше торопишься?

Удивительно, но девушка поняла сказанное.

— К маме, — на ломаном геранийском уточнила она. Благо, это слово произносилось одинаково на всех языках Сухоморья. В голосе девушки чувствовались твёрдые нотки.

— Угу, — промычал сержант соображая. — Так-так.

— Я жду ответ. Мы идём или… — пытливо сказала южанка, обращаясь к Праворукому.

Дрюдор снова глянул на товарища, в ожидании перевода.

— Ей не терпится идти, — сказал тот. — Если не возьмём с собой, как я понял, пойдёт сама.

— То есть сама? И мы останемся без денег? — уточнил сержант, с ехидством разглядывая дерзкую южанку: — Какая самоуверенная деваха!

Она снова поняла, о чём он. Но не значение слов, а скорее смысл сказанного. По высокомерной заносчивой интонации, с которой частенько вычитывают провалившего экзамен ученика не блещущие умом учителя.

— Праворукий, кто это? — в лоб спросила Гертруда.

— Друг, — ответил тот без тени эмоций.

— Он тоже идёт с нами?

— Я обещал.

— Зачем? Ты хочешь разделить свою награду с этим? — брезгливо кивнула в сторону сержанта, сделав ударение на словах «свою» и «с этим». — Ты посмотри на него. Немощный спившийся старик. Он, наверное, и меча-то в руках не держал. Только кружку с вином.

— Не спорю, меч он не держал никогда, — согласился Праворукий, вспомнив знаменитую боевую Дрюдорову секиру.

— Вот видишь! — распалилась Гертруда. — Я отлично знаю, как выглядят настоящие мужчины. Как мой дядя Йодин, — она чуть ли не задыхалась от возмущения, — а этот! Ему самое место здесь в Гнилом Тупике, среди этой вони! Уверена, он станет нам обузой, — и, сложив ладошки вместе, попросила: — Ну, пожалуйста, милый Праворукий, послушай меня…

Сержант не понял ни слова. Да ему и не нужно было понимать. Он с интересом разглядывал горящие негодованием карие глаза и вспыхнувший нетерпеливый румянец на бледных щеках.

— А она мне определённо нравится, — прогремел басом, довольно цокая языком и ударяя себя кулаком в грудь. — Вон как разгорячилась, завидев настоящего рубаку. Права девка, знает, на чью лошадку ставить. Вот ведь… Точно подметила, на кого можно положиться. Кто способен сполна отработать награду. А эти… — он пренебрежительно махнул рукой в сторону Праворукого и кузнеца так, словно то были лишь бледные его тени. Выставив для рукопожатия шершавую пятерню, добавил: — По рукам!

Гертруда недоуменно посмотрела на протянутую ладонь, затем вопросительно на Праворукого.

— Он весьма полезный человек, — утвердительно кивнул тот. — Уж поверь, с ним будет лучше.

Немного помолчав, девушка неуверенно протянула хрупкую ладошку навстречу и та утонула в сержантской ручище.

— Вот и славно. — Дрюдор покосился на товарища: — Сдаётся, прогулка обещает быть весёлой. — И обернувшись, поискал хозяина: — Эй, малыш, говорят, у тебя есть чем отметить начало нашего путешествия?

Если бы сержант знал, что звёзды уже сошлись в причудливой комбинации, определив участь этой, как он выразился весёлой прогулки, то ни за что не согласился бы на участие в ней. Но тем тёплым вечером он и не догадывался, что уготовила им судьба.

На следующее утро, не успело солнце окрасить рассветными красками соломенные крыши трущоб Гнилого Тупика, двое мужчин и девушка, с головой укутанная в непомерно громоздкий солдатский плащ, вышли из кузницы карлика-горбуна.

В конце весны воздух теплел быстро, но тем ранним утром он, холодный и влажный, снова напомнил о зиме, которая с такой неохотой, наконец, отступила. С каждым днём оживающий пригород просыпался всё раньше, понемногу забывая ужас ночи Большой Оманской резни. Хотя последовавшее за ней недельное разграбление и миновало Гнилой Тупик — что взять с голодных — его обитатели лишний раз боялись высунуть нос на свет божий. Нищая окраина практически вся уцелела, хотя можно ли назвать удачливыми отверженных побирушек с их хибарами, землянками и полуразрушенными халупами в окружении смердящих сточных канав, гор мусора и невыносимой вони разлагающихся фекалий. Не мудрено, что южане обходили стороной городские трущобы Омана. Нищие попрошайки, мелкие разбойники, городские изгои, пьяницы, больные неизлечимыми болезнями и прочий сброд, населяющий восточную окраину не интересовал ни прежние городские власти, не нынешние. Разница лишь в том, что после прихода отакийцев количество несчастного отребья в Гнилом Тупике прибавилось вдвое.

— По всему видать, дождя не будет, — подметил Дрюдор и громко ругнулся, отгоняя от лица назойливую муху.

Гертруда поняла бранные слова — во всех портах Сухоморья моряки выражаются одинаково. Бросив на богохульника испепеляющий взгляд, требовательно отчеканила:

— При мне попрошу быть сдержанней в выражениях, господин Дрюдор.