Попаданство с вакансией (СИ) - Осинина Нюра. Страница 5

— Леополь, — указала девушка на мантикору и показала мне хвост.

Интересно, чем он примечателен, что его отсекли и прибрали? Я подошла к Милли, а она, ухвативши отрезок хвоста, показала конец. Он оказался лысым, утолщённым, желтоватого цвета и из него торчали три жала. Так вот почему мантикора, то есть леополь, била кончиком хвоста. Нечто подобное я ожидала увидеть, но разочаровывать девушку не стала. Сделала удивлённые глаза и передёрнула плечами. Милли хохотнула и продолжила прибирать добытый ценный материал. Проткнув лапы ножом, протянула в отверстия шпагат и связала вместе с хвостом. Взяла связку и мы пошли к ручью. Во мне торкнулась хозяйственная жаба: «Шкуры бы ещё прибрать. У мантикоры вон, какая красивенная, да и у росомахи тоже ничё». Силой воли пришлось её заглушить.

Бросив на берегу лапы с хвостом, Милли подошла ко мне, осмотрела мантикорок. Определив их половую принадлежность, девушка взяла себе самочку, а мне достался мужичок. Выкупали малышей в ручье, Милли обсушила их магией.

— Милли, — девушка посмотрела на меня. — Лео, — указала я на себя, потом на неё, — Милли, — и по очереди на малышей.

Милли понятливо закивала и указала на обоих котят.

— Леополь. Полли, — приподняла свою кошечку.

— Лёва, — назвала я своего малыша.

Так, новорожденные крещение прошли: в воде искупаны, именами наречёны — теперь их следовало накормить. У меня в сумке бутылка с молоком. Холодным. Я налила немного молока в кружку и чуть-чуть развела водой, разогрели на крохотном костерке. Милли очень заинтересовалась пластиковой «полторашкой». Прощупала её, помяла, посмотрела с прищуром. Пожав плечами, оставила в покое.

По берегу ручья рос низкорослый камыш с фиолетовыми метёлками. Я срезала две камышинки. У одной слегка пожевала кончик, опустила целый конец трубочки в кружку, а пожеванный взяв в рот, всосала молоко и сунула в рот своему мантикорышу, то есть, леопольчику. Он начал жадно сосать. Милли засмеялась и повторила мои действия. Ну, вот… малышей накормили.

Из моей сумки всё переложили в рюкзак. Продукты, прежде чем положить в рюкзак, увязали в салфетку узелком. Сумку я отстегнула от тележки, которая тоже отправилась в рюкзак. В сумку Милли сложила свою добычу и тоже отправила в рюкзак. В моей шапке через петельки продели шпагат и получили сумку, куда уложили леополек. Эта ноша моя. Всё, мы готовы двигаться дальше. Но… хозяйственная жаба снова обрела голос: «Ну, хоть, шкуру кэрга забери!».

— Милли, — я потянула девушку за рукав и поманила за собой к месту, где остались туши зверей.

Милли удивилась, но со мной пошла. Я подошла к кэргу, подёргала его за шерсть. Она оказалась мягкая, густая, около десяти сантиметров длиной, шелковистая. Милли хмыкнула и подала нож, показав, что нужно отрезать голову. Шкуру с убитого или забитого животного я снимать умею, поди-ка, не разучилась. Много на это время не ушло. Сняв шкуру, сложила конвертом, мездрой во внутрь, скрутила в рулон и обвязала шпагатом, словно пеленальником. Вот, ничего в рюкзаке Милли не запачкается. Милли что-то прощебетала довольно, лучисто взглянув на меня, и мы вдвоём запихнули, думаю, что тоже ценный, трофей в рюкзак.

Продвигались мы теперь медленнее, потому что примерно через каждые два часа приходилось кормить Лёву с Полли по их настоятельному требованию. В полдень устроили привал, чтобы покормить и нас. Милли, собирая сушняк, обнаружила гнездо грибов-дождевиков. Десять штук. Каждый с гусиное яйцо. Крепкие, с жемчужным блеском, мякоть плотная, белая с лёгким, едва уловимым ароматом шампиньонов. Сварили похлёбку. Милли приправила какой-то травкой из своего запаса. М-м-м…. Я порезала хлеб. Девушка с видом фокусника вынула из рюкзака две серебряных ложки с гравировкой на черенках. Я решила, что они оттуда же, откуда шкатулка. Эх…, и не спросишь же….

Давненько я столько не ходила. Второй день шагаю. Сегодня с частыми передышками — два часа идём, десять минут отдыхаем — вообще легко шагается. Дорога только бы вот поровнее была, совсем в кайф прогулочка. Так нет, то камни под ноги попадают, то корни деревьев. Милли впереди шагает, под нос себе напевает что-то, на меня оглядывается: не отстаю ли. Ну и мне в голову песенка влетела из мультика:

«Вместе весело шагать по просторам,
по просторам, по просторам!
И, конечно, припевать лучше хором,
лучше хором, лучше хором.
Спой-ка с нами, перепёлка-перепёлочка!
Раз — иголка, два — иголка, будет ёлочка!
Раз — дощечка, два — дощечка, будет лесенка!
Раз — словечко, два — словечко, будет песенка!»

Милли оглянулась, прислушалась ко мне, засмеялась звонким колокольчиком и, подхватив мелодию, запела со мной без слов. Так и шагали под мотив незатейливой песенки, напевая вместо слов разные «пара-ра» и «тра-ля-ля», потому что я не смогла вспомнить следующие куплеты.

А окружающий лес снова сменился и ручей в стороне остался. Лес теперь почти совсем как на Земле. Смешанный. «Клёны», как те, что вчера были в начале нашего пути, но не такие высокорослые с изумрудными листьями и жёлтыми цветами. «Баобабы» похудели и не хороводятся, но кора такая же, сморщенная, а листья синие. И появились сосны с бронзовой корой и сине-зелёной хвоёй. И подлесок из молоденьких деревьев. Идти стало трудней: лес гуще и трава выше. Но Милли как-то ориентируется. Птичье разноголосье не смолкает и, вроде бы, их стало больше, разнообразие звуковое появилось.

День близился к завершению. Мы выбрели к лесной поляне, посреди которой стояло высокое дерево, выше растущих вокруг. Я бы назвала его осиной за сходство формы и размера листьев. Но ствол ровный, гладкий, коричневый, а крона начиналась где-то метров в двадцати от земли.

И тут мне пришлось очень удивиться. Я и так-то с самого появления в этом мире не переставала удивляться, но это превзошло прочие причины моего удивления. Милли вынула из кармана блестящий зелёный плоский камень с ладонь, приложила его к дереву, хитро посмотрела на меня и подмигнула. Постучала по камню ноготком, хихикнула и ещё раз постучала, но уже ручкой ножа. Раздался звук, словно лопнула струна, а от дерева пролегла тропинка. Милли радостно засмеялась и, захлопав в ладоши, попрыгала. Глядя на неё, я тоже засмеялась — уж очень она по-детски непосредственная, искренняя в проявлении эмоций.

По этой тропинке мы и пошли. Красота! Ни камней, ни корней, ни высокой травы. Но предварительно покормили своих питомцев. Когда наши малыши опять запросили есть, мы вышли к ещё одной поляне, гораздо больше предыдущей, и с очень низкой травой. Посреди поляны росло дерево. Даже не так. Посреди поляны росло ДЕРЕВО. Нет, оно не было толще «баобабов», даже несколько уступало им. Оно не было выше первых «клёнов». Это был дуб. Могучий, кряжистый, сказочный дуб с раскидистой кроной. Почти земной. Именно, почти. Кора его была охристого цвета, а листья сочно-зелёные. Метров в десяти над землёй темнело дупло.

И вот тут-то я испытала шок. Казалось бы, уже и удивляться больше некуда, ан, нет. По стволу дерева, по коре прошла трещина в форме двери, дверь со скрипом распахнулась, и через невысокий порожек вышагнул… человек. Нормальный, настоящий, высокорослый, под два метра мужик. Челюсть моя, не выдержав, с тихим шорохом скатилась в траву.

Я и разглядеть-то его не успела как Милли, взвизгнув, кинулась к мужику и с рыданиями повисла у него на шее, обхватив руками и ногами, словно обезьянка. Он, что-то ласково наговаривал, поглаживая по голове и спине, потом подхватил девушку под попу и, развернувшись, занёс в дерево.

Уфф! Вот что значит незнание языка. Что за мир-то такой?! Или врут в книжках, что попаданцам знания языка большим бонусом прилагается, или для меня исключение сделали? Не объяснил мне никто, что вот такое увижу. Так же можно инсульт с инфарктом получить. Стою с раскрытым ртом, челюсть где-то в траве валяется, глаза из орбит вылезли. И вроде как оглохла.