Красными нитями (СИ) - Николаева Лина. Страница 84

Рейн громко вздохнул и опустил голову.

— Но я уже устал говорить, если честно. Лучше сами повторите: убийца, изменник, ноториэс, инквизиторский пёс — да, это всё так. Но перед лицом Яра, — Рейн ткнул рукой в каменного бога в конце зала, руками поддерживающего балкон. — пока мы ещё «верим» ему, я напоминаю: вы сами избрали меня королём — за это и избрали, что я видел обе стороны. Теперь я не хочу, чтобы были разные стороны — мне нужна одна Кирия, цельная, и поэтому я заявляю: Народное Собрание должно быть распущено. Временно власть перейдёт в руки Революционного Комитета, пока не будет принят закон о всеобщем равенстве и не пройдут выборы нового Собрания — из общего числа кирийцев, без привязки к полу, роду и городу.

— Безумие!

— Начнётся хаос!

— Кто войдёт в Революционный Комитет?

Рейн выразительно посмотрел на Нелана, давая ему слово. Э-Стерм поднялся. Несколько секунд он казался растерянным, но затем приосанился, пригладил усы и начал:

— Революционный Комитет станет прародителем будущего Народного Собрания. Он также будет состоять из представителей разных сословий и фракций, чтобы мы могли услышать голос каждого. Из народа уже выдвинулось пятеро. Если вы знаете, как живёт Лиц, имена будут вам знакомы. Помимо них, в Комитет войдут новые главы наших структур, король Рейн и я.

Члены Народного Собрания заворчали, закричали, на лицах появлялись улыбки, ухмылки, гримасы:

— У Инквизиции не должно быть столько голосов!

— Кого выберет народ, плотников? Ага!

Нелан перекричал их:

— Да, плотников! Почему бы и нет? Разве у нас кто-то равнее? Власть уже не принадлежит вам, признайте это. Она — у народа. И вы или назовёте себя его частью, или подтолкнёте новую волну революции.

— Поддерживаю! — Рона Ю-Мей вскочила со своего места.

Рейн заметил, что пренебрежение появилось не только на лицах других, но и среди торговцев. Девушка, не обращая внимания и не смущаясь, уверенно заговорила:

— Я сужу по торговле: лучшие сделки заключают не те, кто рождён среди великих или благородных семей, а те, кто знают, как делать это правильно. Такие знания не даются от рождения — им учатся. И так ведь во всём. Моя гильдия принимает все сословия, людей разного пола, возраста и веры. Да, внутри неё тоже бывают конфликты, но общее дело, которым мы дорожим, стирает ссоры. Так почему мы, — она обвела рукой присутствующих. — воюем за лишний кусок, если у нас тоже есть это дело — сама Кирия?

«Моя гильдия», — Рейн не сдержал ухмылки. Рона уже примерила на себя роль главы. Ладно, стоило признать, что она ей подходила. Обещание, данное девушке, хотелось сдержать — ради гильдии, города и её самой.

— Ага, объединяетесь вместе, чтобы обманывать других! — крикнула старуха-судья.

— А вы установили единый размер взяток! Справедливый суд! — торговцы не остались в долгу.

— Инквизиторы мучают невиновных! — сразу послышался ответ от гвардии.

— После того, как дело начнут «благородные гвардейцы»!

Обвинения звучали одно за одним. Люди вскакивали со своих мест, брызжа слюной, яростно кривя рты, крича. Марен П-Арвил попробовал призвать к тишине, но его не слушали.

Рейн подобрал револьвер и выстрелил в воздух. Члены Собрания вжались в стулья и прикрыли головы руками.

— Послушаете слова короля или выстрелы ноториэса? — с ухмылкой спросил он. — Три дня назад вы поддержали меня, а не Совет. Сейчас его нет. Осталось моё слово против вашего. И я сказал: я хочу распустить Народное Собрание и устроить всеобщие выборы. Так голосуйте. Попробуйте сказать своё слово, ну же! Однако вспомните сначала, что вы видели на улицах, когда добирались до дворца, и спросите себя, почему так. Это не моя угроза вам, просто правда. У вас уже нет силы, чтобы поспорить с ней. Или попробуете?

Д-Арвиль вскочил рядом с Неланом, сорвал с груди брошь в виде птицы, как у всех членов Народного собрания и, бросив её на пол, заявил:

— Я тоже был по обе стороны и знаю, что нужно народу. Время Совета ушло, это правда. И если мы хотим остаться, нам надо принять это время. Я отказываюсь от своего места в Народном Собрании, но я готов вступить в Революционный Комитет и вместе с другими выбрать новый путь!

«Лицемерный ублюдок», — Рейн вынес вердикт, но без злости. Энтон хотя бы не скрывал этого. Рейн не передумал, что с ним нужно поговорить, но ему захотелось сделать это, куря и попивая виски, как было однажды, когда глава отделения позвал к себе личных практиков. Всё началось ведь с этого и вот к чему привело.

— Уважаемые киры, перейдём же к голосованию… — начал П-Арвил.

Нелан бросил свою брошь вперёд. Следом поднялась Рона и быстрым жестом сдёрнула с платья украшение. Золотая птица, блеснув, упала на каменный пол тронного зала.

Рядом с девушкой встал Дик С-Исайд и медленно снял брошь. Один за другим члены Народного Собрания поднимались и бросали свои символы: некоторые — нахмурившись, с явной неохотой, другие — смело, с вызовом.

Рейн смотрел на них и глупо улыбался, чувствуя себя растерянным мальчишкой. Наверное, тем самым, который тогда рассказывал детям истории о Яре и Аше. Вырос он, выросли те дети, истории изменились, но суть осталась прежней.

— Что же, голосование можно считать законченным, — П-Арвил, впервые столкнувшись с изменением порядка, явно растерялся, но быстро приосанился и продолжил уже увереннее. — Абсолютным большинством принято решение о роспуске Народного Собрания. Король Рейн, власть принадлежит вам.

Марен из складок мантии достал корону и, склонившись, протянул Рейну. Тот взял её, даже скорее схватил — с пренебрежением и насмешкой. Надев обруч на голову, громко произнёс:

— Я — король Рейн Л-Арджан объявляю Народное Собрание распущенным. Я объявляю создание Революционного комитета, который принимает всю полноту власти. Я снимаю с себя корону и отказываюсь быть королём Кирии.

Рейн снял обруч и с нежностью провёл пальцем по золотым птичьим крыльям, из которых тот состоял. Корона никогда не принадлежала ему по-настоящему. Но, как и от всех символов старого порядка, он должен был избавиться от неё.

Ловя удивлённые взгляды, Рейн вышел на балкон. Внизу топтались люди. Они уже не кричали, не потрясали плакатами, не держали кулаки крепко сжатыми — просто ждали. Надеялись?

Его заметили и с жадностью уставились. Рейн бросил корону, и она, издав тихий звон, упала на чёрно-белую плитку, покрытую трещинами и испачканную сажей. На миг ему показалось, что люди сейчас бросятся вперёд, чтобы схватить золотой кусок, но никто не шелохнулся. Та безумная яростная толпа осталась в прошлом. Как и многое другое.

Рейн развернулся, и ему вслед раздались хлопки. Он простоял так несколько секунд — не поворачиваясь и не делая шаг вперёд, просто слушая и едва веря. Это — ему, ноториэсу?! Рейн провёл рукой по лицу и выдохнул.

Зал опять встретил шипением церковников:

— Приспешник Аша! Мы не должны слушать его! Ноториэса!

Рейн посмотрел на них равнодушным взглядом и зашагал к выходу. На пороге тронного зала он повернулся к Народному Собранию, сделал паузу, прислушавшись к людям на площади, и ухмыльнулся.

— Да, я — ноториэс. И разве это не изменило всё?

Эпилог

Послышался первый корабельный гудок, и толпа вокруг засуетилась. Огромная пристань была полна людей: одни бежали на юг, спасаясь от воспоминаний о революции, другие уже задумались о путешествиях, а третьи отплывали по делам. Люди суетились и сновали по трапу, занося чемоданы. Чайки громким криком поддерживали их, то взлетая вверх, то падая вниз.

Ката скромно улыбнулась:

— Мне пора.

— Письма с Гоата дойдут до Лица, — Эль то ли спрашивала, то ли утверждала. Хотелось, чтобы это было утверждением.

— Да, — протянула Ката и снова улыбнулась.

— Чем ты займёшься дома? — спросила Антония. Девушка придерживалась равнодушного вида, но по понурому взгляду было ясно, что прощаться ей не хочется.