Центумвир (СИ) - Лимова Александра. Страница 71

Мчались по трассе в сторону города. Из-за непогоды, пусть и снизившей свои обороты и раннего воскресного утра, автомобилей было не много. Игорь напряженно смотрел на встречные машины и внезапно скрежетнул зубами.

– Нет-нет-нет… блядь, нет… – хрипло прошептал он, когда из мчащихся на встречной рядком трех черных внедорожников, последний выехал на нашу полосу и начал оттормаживаться так, что пошел юзом вставая поперек нашей полосы в нескольких метрах.

И Игорь резко свернул в кювет. Почувствовала, как отрывает от сидения с силой бьет о дверь и потолок. Рефлекторно выставленные в консоль руки, спасли от удара грудью. Не сильно спасли, но большей частью…

Впрочем, это не имело никакого значения, потому что зарывшись капотом в сугроб, машина остановилась и Игорь внезапно схватил меня за волосы, резким рывком врезал лицом о консоль. Боль прострелила и одновременно затуманила разум, парализованный ужасом. Горячая кровь из разбитого носа по онемевшей коже по хрипнувшим разбитым губам. А Игорь не останавливался.

– Иди сюда. – В его руках нож, резко рванул меня за волосы к себе и отсек их у шеи, запихнув хвост под свое сидение, прорычал мне, – молчи и реви, ясно? Молчи, блядь. Главное молчи. Я спросил, ясно тебе?

Кивнула, размазывая кровь и слезы ледяной рукой. Забывая про боль, когда смотрела в его до безумия напряженные глаза. Он вышел из машины. Я на ватных ногах тоже, провалившись по колено в снег и наблюдая, как быстро сдают задом и тормозят на обочине внедорожники. Как выходят люди. Как мы с Игорем идем к ним. К двум отделившимся от восьми остальных.

Поднимаясь по колее от нашей машины, почти падая физически, я чувствовала как падаю ментально, когда смотрела на крепкого темноволосого мужика, с зубочисткой в зубах внимательно смотрящего на Игоря, идущего впереди меня. Падаю ментально из-за того, что автоматический анализ. И лицо этого человека говорило о многом. Выражение его глаз. Диких, мало моргающих, животных. Он смотрел на желанную добычу, которую невероятно хотел освежевать, и она сама на это идет, даже напрягаться не надо. И второй такой же, среднего роста, рыжеватый блондин, с тем же выражением в прищуренных голубых глазах. Животных до чувства тошноты. Темноволосый засунул руки в карманы куртки, перекат зубочистки в тонких змеиных губах, удовлетворенная полуулыбка, когда Игорь остановился в шаге перед ним. Низкий голос с отдаленной теменью утробного голодного рыка:

– О, Немец! Какая удача. Ты чего так шуганулся?

– Рефлекс на тебя, Конь. – Спокойно отозвался Игорь.

Конь снова перекатил зубочистку и хрипло рассмеялся, с пугающим довольством глядя в его лицо.

– Что за телка? – Не переводя от него взгляда, кивнул в мою сторону.

– Моя жена. – Ровно отозвался Игорь. – Конь, семь недель беременности, отпусти ее, не бери грех на душу.

– Погоди... – Второй пристально глядя в мое лицо, неуверенно произнес, – на бабу Ярого похожа, вроде. Ее если возьмем то эта падла точно засветится, Конь.

Игорь покачал головой и негромко произнес:

– Он жену в Данию отправил, как жаренным запахло.

Я, не чувствуя как кожу морозят слезы ужаса, смотрела в прямую спину Игоря. «Шуганулся», чтобы разбить мне лицо и отрезать волосы. Чтобы на себя не была похожа.

– Так мы же постарались сделать сюрприз и еще не запахло, – развеселился блондин, глядя на него.

– Это вы так думали. – Прохладно усмехнулся Игорь и сплюнул ему под ноги. Кратко гортанно рассмеявшийся Конь жестом остановил двинувшегося к нему белобрысого. И Игорь, посмотрев на Коня, продолжил, – дом вычищен, ничего там вы уже не найдете, в машине кэш и палево. Я поеду с вами, расскажу по теням и подтвержу все. Если возьмете мою жену, то проще обоих здесь пристрелить, потому что я знаю исход и из принципа буду молчать. Так что варик такой: отпустите мою беременную жену – сообщаю, что интересует и подтверждаю все перед старшими и вашими и нашими, либо убивай здесь обоих. Что скажешь, Конь?

Конь изнутри прикусил щеку, прищурено глядя в лицо Игоря. Потом посмотрел на меня оценивающе, как мясник на тушу. Именно таким оценивающим взглядом, когда чувствуешь себя куском мяса. Перед мясником с обширным опытом. Вот именно так. Невольно отступила, чувствуя, как кошмаром долбит изнутри.

– Конь? – позвал белобрысый.

– Да ну,  – поморщился он, все так же оценивающе глядя на меня, – тощая какая-то, подержаться не за что, да и брюхатая к тому же. Вон зеленая стоит, блюванет еще как натягивать начну. Нахуй ее. – Перекусил зубочистку и выплюнув, сказал, – Немец, катят условия, но ты помни, что договор надо соблюдать. Если ты напиздел и упираться начнешь, мы ее из-под земли достанем. И из нее детальки всякие достанем. Давай в машину к нам, Косой, дерни Истоминскую тачку, с собой заберем.

Пока они цепляли тросс, ко мне повернулся Игорь и негромко приказал:

– Иди, – отдавая мне пальто. – В сторону города. Бегом отсюда, блять.

Пошла.

– А жопа ничего такая… – шлепок Коня по моей ягодице, когда проходила мимо. На мгновение остановилась, прикрывая глаза, и понимая, прекрасно понимая, что Яр вырвет эту руку, чтобы вставить обратным концом в озвученную им часть его тела. И шаг дальше, подавляя звериную усмешку, потому что вокруг твари, которые не понимали, как объебались. Как их объебали. И совершенно похуй на порно в спину, – была бы ты не брюхатая и не разъебанная, кисуль.

Я бы тебе печень вырезала, дорогой. Если бы в конце оставили живых и на секунду повернулись спиной, я бы убила.

Шла по обочине, не чувствуя ног из-за забившегося в мягкую домашнюю обувь мокрого разрезающего холодом снега. Тупье поганое. Он же сказал вам, что дом Истоминых чистили и ехал с бабой и палевом… Тупье. Оно живет не долго.

А я шла долго. Улыбаясь кровоточащими губами, когда мимо неслись машины, когда ледяной ветер оскольчатыми ранениями в побитое лицо, почему-то плачущее еще.

А потом был резко оттормаживающий рядом немолодой белый тонированный седан. Выскочивший Артюхов с Еровинкиным. Мой слабый секундный скулеж в плечо Артюхову, подхватывающему меня на руки и несущему в темный, теплый салон.

Потом был мой мертвый голос, ровно пересказывающий совершившийся пиздец. Еровинкин уперся лбом в руль и протяжно выдохнул. Артюхов, зло выматерившись, набрал Шиве, чтобы сообщить о произошедшим и сказать, что теперь понятно, почему Немец не брал телефон и они нас не смогли догнать, чтобы пересадить на беспалевную тачку.

Нас пересадили. Меня на обочину. Игоря забрали твари.

Долгая дорога в напряженном молчании. Какая-то безликая квартира в сталинке на окраине. Я, стоя в маленьком туалете смывала кровь и слезы. Посмотрела в зеркало. В принципе, не так уж сильно пострадало мое ебало. Пара дней отеков и неделька на основное заживление, это хуйня полная по сравнению с тем, что меня сейчас бы трахали эти. Может, по кругу бы пустили… И хуй знает, что еще бы сделали… Если бы в конце не сдохла, я бы отблагодарила по возможности достойно. Мрази.

Игорь.

Прикрыла глаза, не чувствуя ничего. Говорят, боль это страшно. Совсем нет. Страшно вот это, когда провал внутри и все туда, в этот провал, в бездну. Ничего не чувствуешь, не успеваешь почувствовать, все в эту черную дыру и тебя туда же…

Неимоверное усилие. Простреливающий кошмарнейшей болью щелчок.

И усмешка по разбитым губам. Сукровица из ран наружу, по подбородку, из порезов от зубов на внутренней стороне губ тоже сочится, смешивается со слюной, оставляя розоватый пленчатый след на отбеленных зубах. Глядя в отражении своих глаз, провела пальцем по губам. Нажим сильный, боль тоже, а кровь размазана и окрасила насыщенной помадой разбитые губы. Слизала с пальца. Сплюнула на белый фаянс. Зубы кровавые в широкой улыбке. Снова взглядом в отражение, поднимая голову. Вот так, да. Так не видно, чем насыщаются глаза. Когда видишь подобное, касаешься этого, то всегда… темнеешь.

Нахуй все.

Сплюнула еще раз. Прополоскала рот, обработала битые губы. Подбородок ровно и чуть выше. Идеально.