Центумвир (СИ) - Лимова Александра. Страница 75

– Последняя ночь, – полуулыбнулся склоняя голову и ломая мне душу выражением в своих глазах. – И он знал, что она для него последняя. У вас что-то было в эту последнюю ночь?

Пощечина с такой силой, что он отвел голову. Пощечина с ненавистью. От застрелившей разум боли, что такое мог подумать.

– За тебя люди добровольно на смерть идут, – прошипела, улыбаясь и глядя на четкий бледный профиль, пугающе усмехнувшийся и смотрящий в пол. – Люди, Ярый. Тебе мало этого, что ли? Раз ты их еще и сам убиваешь. Меня морально, а его физически собрался. Не многое на себя берешь?

Пальцы с моего горла прочь. Поворачивает ко мне лицо, одаривая тяжелейшим взглядом, тем самым, когда понимаешь, что перед тобой нечто большее чем тридцатичетырехлетник мужик. Нечто гораздо большее. Нечто.

Сорвано выдохнула, чувствуя как поглощает, как жрет, сминает и ломает под этим взглядом. Мрачно и предупреждающе улыбнулась.

– Ярый, Шива приехал, – из-за двери голос Лютого.

Яр прикрыл глаза дрожащими ресницами и спихнул меня с колен на постель. Поднялся и направился на выход. Я за ним.

Первый этаж, роскошная гостиная в викторианском стиле, отравившаяся напряжением от его людей. От того, что электрическими импульсами пропитало каждый сантиметр, когда Яр перешагнул порог, а Лютый закрыл дверь, заходя последним.

Яр остановился, подойдя к оккупированным диванам и креслам. Вадим встал, через низкий длинный журнальный стол от него. Встретились взглядами и Яр почти тут же заскользил по лицам своих людей.

– Остаются только те, кто был в гостиной моего дома при сборе кэша. – Безэмоционально произнес он.

Остались. Пять человек и Вадим. Я посторонилась, потому что стояла в метре от двери, не решаясь идти дальше. Смотрела в ровную спину. Заговорил и голос снова обманчиво безэмоционален:

– Есть ли хоть один среди вас, кто возразил Вадиму, отдавшему приказ идущий вразрез с моим?

– Немец… – ответил один из людей и Артюхов с Ульяновым зло на него посмотрели.

Потому что он запустил ад внутри Яра. Спустил. С цепи.

Яр полуулыбнулся, глядя в пол. Пинком перевернул столик, сильным рывком отломил ножку. Звон бющегося стекла столешницы, хруст дерева. И звучный удар о тело сказавшего. Двигался быстро от одного к другому, бил с силой, но не забивал. Забивал в память. Болью и яростью. Бил. Так что бы было весомо, но контролируя то, что ему сейчас на самом деле хотелось сделать. И не трогая Вадима. Смотревшего в стену, сжав челюсть. Закурившего. Потому что очередь подходила к нему. Когда Яр сел в кресло, оглядывая побитых.

– Дисциплинарное взыскание. – Переводя дыхание, жесткое, тяжелое, произнес он, подаваясь вперед, опуская локти на колени и постукивая ножкой о паркет, пальцами второй руки упираясь в висок и глядя в пол перед собой. – Вышли отсюда и чтобы два дня на глаза не попадались.

Они вышли. Яр, все так же мерно постукивая ножкой о паркет, потер ладонью шею, разминая, и повернув голову в профиль, резко, хлестко бросил:

– Ты тоже вышла.

– Я останусь. – Мрачно улыбаясь и исподлобья упреждающе глядя на него, медленно поднимающегося с кресла, поворачиваясь ко мне. – Хочу видеть, Ярый. Давай. Подтверди, что мало.

Красиво улыбнулся. Снова так, когда становится страшно. Отбросил дерево в сторону. Двинулся ко мне и остановился очень близко, пристально и давяще глядя в глаза, протянул руку за меня, одновременно второй рукой толкая назад.

 – Подержи ее, – сказал Лютому, передающему ему пистолет и стискивающего задохнувшаяся меня неотрывно глядящую на хромированный металл в его пальцах, – если будет орать и кидаться, выведи.

Провал в груди. Мир исчез, он туда провалился, в бушующий и ревущий хаос внутри, пока я в бессилии и нарастающем животном ужасе смотрела в спину Яра и кусала вновь закровившие губы, подавляя всхлипы, подавляя ужас физической болью. Пытаясь. Заглушивая рвущий внутренности истошный протестующий вопль ужаса. Подавляя инстинкт со всей силы наступить на ногу Лютому и кинуться наперерез. Подавляя с трудом. С нечеловеческими усилиями.

Вадим ровно смотрел на него. Кровь отхлынула от лица, но смотрел ровно, затягиваясь глубоко сигаретным дымом. Он ожидал этого, он к этому готовился. Готов. И смотрел ровно на подходящего к нему через битое стекло Яра. Хруст стекла под его ногами был похож на тот, с каким ломалось воющее нутро, пока он сокращал расстояние до Вадима, чтобы остановиться в шаге перед ним, затушивающего сигарету о подошву туфли, выдохнувшего дым в сторону и распрямившись, медленно поднявшего на него взгляд.

– Игорь умер у меня на руках, Вадим. – Голос негромкий, распадающийся на тысячи гипнотических эхо, убивающих отчаянно орущее нутро. Вадим сглотнул, твердо сжимая челюсть, а в карем мраке тени внутренних демонов, режущих, вспарывающих его давно и со страстью. Сейчас с особо неистовой страстью. – А мог не только он. – Прислонение дула ко лбу Вадима, полуулыбнувшегося так, что понимаешь, что внутри его почти зарезали и преагония переходит в агонию. – Приговор очевиден. – Взведение курка под мой скулеж сквозь кровь на губах. – Обжалование? – Краткое движение пальцев Истомина и пистолет не касается лба Вадима, повисая на полусогнутом указательном пальце Яра.

– Не требуется. – Вадим едва заметно повел подбородком, в солидарности с озвученным. Повел в принятии. Полном согласии. Размыкая губы, тихо и неровно выдохнул, глядя в его глаза. Не отводя от них взгляда, в котором было все. Все, что полосовало меня изнутри от происходящего между ними кошмара. Вадим сжал ствол.

Секунда и Яр отстранил пальцы от рукояти. Повело, когда Вадим прислонил дуло к своему виску. На мгновение прикрыл глаза и его тихий порванный выдох отпечатался в моем рушащемся со скрежетом и стоном сознании, обжигающей печатью на остатки подыхающей души, а он снова посмотрел в глаза Яра. Задержал дыхание. Сглотнул. И нажал на курок.

Щелчок без выстрела. И Вадима покачнуло. Окаменел, глаза стеклянные. Он отшатнулся, глядя на Яра. Затравленно, в неверии, в сожалении. На Яра, рывком прижавшего его к себе, когда он оступился, отступая.

– Оправдан. – Сквозь зубы, неровно от того как полосовало Яра внутри. Откинул полы пальто, вынимая из-за пояса другой пистолет. – Этот был заряжен и готов на случай, если ты,  – выстрел у их ног, – сука. – Удерживая, прикрывшего глаза дрожащими ресницами и стиснувшего челюсть Вадима. – Не подводи меня снова, Шива. – Прижимая к себе крепче, вкрадчиво выцедил, – не смей. Не. Смей.

Вадим прикрыл глаза, лицо мучительно искривилось, сорвано выдыхая, кивнул.

А я поняла, что не стою на ногах, а давно вешу в руках Лютого. Яр мимо стремительно в дверь с непроницаемым лицом. Вадим уперся рукой в каминную полку, опуская голову и из ослабевших пальцев на пол со стуком пистолет.

– Иди к Ярому. – На ухо хриплым шепотом. – В подвале спецпогреб с бухлом. Туда.

Расправляя сжавшееся все внутри. Приподнимая подбородок и твердо вставая на ноги. Холл, полуприкрытая дверь с широкой деревянной лестнице вниз.

Он был там, в тишине и покое клубящейся под сводчатым каменным потолком. Глушил черный ром на широком кожаном диване у камина. Остановилась у края дивана, глядя в его профиль.

– В Данию вылетаешь сегодня ночью. – Подкуривая сигарету и глядя в пустой камин. – Гражданство на твое настоящее имя получишь в течение полугода. Там есть бизнес, небольшая, но толковая и доходная торговая сеть, тебя обучат как и что. Квартира около центра Копенгагена, дом в пригороде, все на твое имя, но в них жить сможешь только через полгода, как и официально руководить сетью. Через полгода я окончательно все стабилизирую настолько… что буду уверен, что у тебя все будет нормально.

– Отступные, – покивала я, ухмыльнувшись и глядя в его непроницаемое лицо. – У тебя там дача где-то в Ницце была, можно ее тоже мне?

Яр подался вперед, поставил локоть на колено и прикрыл ладонью глаза. Задерживая дыхание.

Лида права и он дебил. И ебнутый.