Клеймённые (СИ) - Хард Леона. Страница 60

Папа взял бокал пива высокий, искусно изогнутый, и бокал с соком, затем прислонил напитки друг к другу и стукнул между собой.

— Это грани между Карателями и Клейменными. Стекло. Мы взаимоотталкиваемся.

Отец слегка стукнул бокалы друг об друга, создав небольшой звон, жидкость взболталась внутри фужеров, но не вылилась за пределы.

— Мы отталкиваемся на физическом и эмоциональном уровне. Наша природа заставляет обходить друг друга стороной. Поэтому в жизни мы сторонимся друг друга и даже не понимаем из-за чего это происходит. Бывает два варианта отталкивания: когда Каратель сразу вызывает стойкое отчуждение (это на физическом уровне), а второе, когда с виду не чувствуем Карателя, но если он нарушает наше личное метровое пространство, тогда эмоционально отталкиваем его, — отец любовно поглаживал запотевший бокал с пивом, размазывал капельки по стеклу. Говорил вдохновленно о том, что больше всего заботило в жизни.

— Стекло Карателей, я не исследовал пока. — отец постучал указательным пальцем по моему бокалу с соком. — Наше — папа погладил свой бокал с пивом. — Прочное. Не пробьешь. Мы — эмоционально нестабильны, очень слабы в моральном плане. Когда подходит эмоциональный пик — мы само сжигаемся, поэтому в давние времена ходили слухи, что при соприкосновении Карателей и Клейменных мы само уничтожались. Женщины не могли перенести насилия и убивали себя праведным огнем. Это не в Карателях дело, а в нас. Мне любопытно, что произойдет, если одну жидкость перелить в другую — смешать напитки. Твое стекло я начал уничтожать с первых дней твоей жизни. Представляешь химиотерапию для людей больных раком, должна представлять? — кивнула на вопрос отца. — Я проводил похожую процедуру вам...

Вам... это слово многозначительно повисло между нами, завибрировало напряжением. В этот же момент посетитель начал кричать в помещении кафе, победно вскочил радуясь, обнимаясь с друзьями.

— Ты двадцать вторая. Двадцать один Клейменный до тебя не выдержал процедуру...

Я тоже должна сейчас радоваться, как и болельщики, голу? Воспарить над полом кафе от гордости с распахнутыми крыльями за спиной. Великая честь была дарована мне — пробили стекло, и я теперь не отталкиваюсь с Карателями. И я выжила среди большого числа грудничков.

Но почему-то было обратное ощущение — что отец посадил под замок вновь в тот темный подвал, одну и навечно. Разница между двумя случаями только в одном, в первый раз знала за что наказана, а сегодня не представляла.

Больше не выдержала, не смогла смотреть в одухотворенное лицо отца, пылающее восторгом и своей гениальностью, поэтому обреченно опустила взгляд на бокалы с напитками.

Встала с места, ногами слишком сильно уперлась в лавочку и в результате отодвинула ее. А она громадная проскрипела по полу, привлекая ничтожное внимание людей. Руками опираясь на деревянный стол, посмотрела на отца уверенно, не мигая, а родитель в противовес удивленно. Потом под нависшим молчанием взяла с вешалки куртку и, не раздумывая пошла на выход, но прежде озвучила:

— Не хочу тебя больше видеть!

А отец молчал на мой уход. Правильно, его ответы больше не нужны, а он не привык отчитываться, тем более перед мелкой соплячкой.

Шла по проходу, набрасывая куртку, просовывая руки внутрь рукавов. Галдели болельщики футбола, противно звенели в ушах, донимали довольными криками. Кому-то забили гол, попали в ворота. И мне попали в ворота, прошибли насквозь сердце.

Кому я нужна в мире? В мире Клейменных? В мире людей? Может в мире Карателей?

Истерично засмеялась над последним предположением, выходя в морозный день с непокрытой головой и распахнутой одеждой. Да, пусть, так. Заболею и сдохну. Кому я нужна? Пятьдесят на пятьдесят. Сдохну или нет? Весело было, папа, играть с жизнью дочери? А может и создал меня только для того, чтобы проверить, как твои великие гены выдержат процедуру? Другие ничтожества не выдержали, а твои гены — выдержали.

Ты — гений, папа, как обычно. А я — инкубатор для опытов.

Глава 28

POV Диана

Не каждый день понимаешь, что ты — пустое место, жалкая пылинка на предмете мебели, которую всем неймется стереть или удалить. Вернувшись после встречи с отцом, с грохотом открыла дверь в квартиру. Гнев сдерживать не пыталась: швырялась кроссовками в стену, срывала одежду, потом кое-как запихнула ее в шкаф, даже не повесив.

Когда пробегала мимо зала, желая скрыться от внимательного взгляда, расслышала вопрос тети:

— Как прошла встре...

Сделала вид глухой. Плотно прикрыла дверь в комнату, понадеявшись, что тетя поняла намек — не входить.

Артема вчера покрасили и проводили из дому, уж не знаю, как у него дела, но по новостям не было внезапных сообщений о поимке беглого Клейменного.

И теперь я одна. Алины — нет, Эли — нет, отца — нет. Артема — нет. Одна тетя в соседней комнате. По женским, шаркающим шагам определила, что родственница приблизилась к двери и раздумывала войти внутрь или нет. Нарушить мое одиночество или нет.

Катя, видно, прикрыла от отца, не рассказала о том, о чем грозилась: про Гектора и засосы. В противном случае папа сразу забрал бы к себе непослушное дитя — под домашний арест или выдумал очередное наказание, чтобы убить во мне похоть. Обязательно бы сказал, что это я спровоцировала мужчину, глазки вероятно строила.

Вечером предстоял первый рабочий день после затянувшейся болезни горла, тетя казалась воодушевленной моим уходом — носилась по квартире, кому-то звонила, трещала птичкой. От нее исходила энергия.

Я же собиралась на работу крайне неохотно и вяло: провела расческой по волосам пару раз, собрав их на затылке в хвостик, джинсы надела. Я похожа на бомжа, у людей скоро сложится впечатление, что я бездомная. Только майки меняю, хожу в одних джинсах безвылазно.

Когда ушла на работу, поняла, по какой причине тетя веселая. Дома вечером в субботу квартира будет пустовать, а значит тетушка могла развлечься в свое удовольствие.

Ресторан отеля Приам был закрыт для посетителей в преддверии праздника, проводившегося с воскресенья на понедельник (с 11 на 12 ноября), в это время работники наряжали зал и отель к будущему торжеству.

Работа немного отвлекала от одиночества в жизни, было приятно окунуться в праздничную суматоху. Даже не хотелось возвращаться в пустую квартиру, где я, стена и кровать с потолком. Лежишь и смотришь вверх, пытаясь понять, что сделать со своей жизнью. Как спрятаться от отца и неожиданного потенциального Единственного? А тому надо это или нет?

Что делать дальше? Учиться? Где жить? Столько вопросов замучили утром в воскресенье после работы. А последняя новость добила — позвонила Алина и попросила в ночь ее заменить, она заболела, слезно молила помочь.

И что было делать? По идее, надо послать Алину очень далеко на край света, но я ... я не смогла. Открыла рот возле телефонной трубки, готовясь послать, но так и выпускала воздух. Не в силах сказать «нет» лучшей подруге.

Гребанный я Клейменный! Безотказный, гребанный Клейменный!

В общежитие университета, где валялась Алина с красным носом и слезящимися глазами, прикованная к кровати, я прибыла за три часа до начала праздника.

Главная проблема в том, что у подруги температура, а нашему менеджеру безразлично, даже если вдруг работники при смерти. Сегодня важный день и обслуживающий персонал должен быть на месте. Алина первым делом позвонила Эле — видно, тоже неловко просить помощи. Еще бы! Эля отказалась из-за карнавального костюма. Я лишь мельком оглядела костюм-тряпочку и согласилась — выхода не было.

А когда Алина, светящаяся от счастья, с легким румянцем на щеках, обняла меня, то я не ответила тем же. Замерла в одном положении с руками, повисшими безвольными плетями по бедрам.

Я согласилась помочь, хотя меньше всего хотела в этот день выходить на улицу. Видеть ночью людей и Карателей, насмехающихся над нами. Этот день с одиннадцатого на двенадцатое ноября, как знамя нашего «уродства»! На главной площади сжигали манекен Клейменного и устраивали салют. После шести часов вечера на дорогах ночного Приама появлялись переодетые люди и Каратели. И в этот день не понятно, кто кем являлся на самом деле.