Под властью пугала - Каламата Мичо. Страница 20
– Мы, журналисты, умеем читать между строк, ремесло научило нас читать межстрочия.
– Межстрочия? – удивилась пышная дама.
В этот момент Вехби-эфенди смолк и почтительно поклонился.
– Добрый вечер, патер!
– Добрый вечер! – ответил патер, не замедляя шага.
– Кто это?
– Неужели вы его не узнали, госпожа? Это же патер Филипп, поэт.
– Ах! Так это и есть патер Филипп?
– А патера Георгия здесь нет?
– Нет, мадемуазель. Он редко приезжает в Тирану.
– Как я люблю его стихи!
– Он большой поэт.
– Я этого не знала, – вмешалась полная дама.
– Патер Филипп тоже поэт.
– Так разъясните же нам, что это за межстрочия, Вехби-эфенди, – попросил гвардейский офицер с тонкими колечками усов. Он то и дело подкручивал эти свои усы, вперив взгляд в декольте желтоволосой девицы.
– Да, господин подполковник, – ответил Вехби-эфенди. – Газета состоит из строчек и межстрочий. Обычные черные буквы – строчки, а белые…
– Белые буквы? И что вы такое говорите, Вехби-эфенди?
Журналист рассмеялся:
– Вот именно, госпожа, белые буквы или межстрочик. Так мы, журналисты, называем промежутки между черными строчками, понимаете?
– Видит бог, я ничего не понял, – сказал подполковник.
– Вы нас совсем запутали, господин Вехби, – захихикала девица.
– Дело вот в чем, мадемуазель, – объяснял Вехби-эфенди. – Я догадался о государственных переменах еще в июне.
– Еще в июне?!
– Да. Как только я узнал, что распустили парламент, я сразу же спросил себя: что бы это значило. И чем будет заниматься учредительное собрание? Газеты сообщали, что парламент распущен из-за конфликта с сенатом по вопросу о назначении министров. Но мне это показалось сомнительным. Поэтому я стал внимательнее вчитываться в каждую строчку. И в конце концов нашел отгадку в итальянских газетах. Они утверждали, что конституция республики была принята в нездоровой обстановке и поэтому ее надо изменить, обеспечив албанцам более авторитетное государственное руководство. Что за «более авторитетное государственное руководство?» – подумал я про себя. И тут же меня осенило: собрание провозгласит монархию.
– А откуда вы узнали, кто будет королем? Тоже из межстрочий? – спросил большеголовый господин отталкивающей внешности со щеткой усов на морщинистом лице.
– Да, Мехди-бей, именно из межстрочий, – ответил Вехби Лика, сделав вид, будто не заметил в вопросе ехидной нотки. – Если помните, именно моя газета первой сообщила, что именно наш президент будет провозглашен королем.
– Да, это нам известно, но кто вас информировал? – не унимался Мехди-бей.
– Никто. Видите ли, когда газеты начали вдруг подчеркивать, что новая система государственной власти – внутреннее дело албанцев, я понял, что королем у нас станет албанец, и на сей раз его назначат не великие державы, как бывало раньше. И тогда я задал себе еще один вопрос: кто же достоин занять самый высокий пост в нашей стране? Естественно, президент.
– Да, но некоторые иностранные газеты объявили, что королем станет Алтендре Кастриот, прямой потомок Скандербега.
– Это были просто догадки.
– Видно, не умеют читать межстрочия! – насмешливо заключил Мехди-бей.
– Выпьем за здоровье нашего президента, будущего короля Албании, – выкрикнула дородная дама, поднимая рюмку с ликером.
– Да здравствует президент!
– Пусть живет вечно, как наши горы!
– Еще дольше!
Мимо них проходили Муса Юка и Гафур-бей Колоньяри. Оба были во фраках.
– Муса-эфенди, выпейте с нами за здоровье президента, будущего короля.
Муса Юка насупился.
– Не хмурьтесь, Муса-эфенди, – со смехом сказал Вехби Лика. – Нет больше секретов. Все уже знают. Мы прочли о требовании народа провозгласить монархию, во главе которой станет его превосходительство президент, поэтому и пьем за нашего нового короля.
Дородная дама подала ему бокал, и Муса Юка воскликнул:
– На счастье!
– За здоровье президента! – поддержал Гафур-бей.
– Когда же наступит знаменательный день? – спросил Вехби Лика.
– Скоро, Вехби-эфенди.
– Господин Муса, можно еще один вопрос? Как будет титуловаться наш король? – Увидев, что тот замялся, не зная, что ответить, Вехби-эфенди объявил: – Говорят, он примет имя Скандербега Третьего.
– Почему же Третьего, а не Второго? – с иронией спросил Гафур-бей.
– Потому что Вторым считают Гьона, сына Скандербега.
– Гьон никогда не был королем, Вехби-эфенди. А потом, почему его величество должен именоваться Скандербегом? Разве его собственная фамилия непригодна для династии? Зогу. Зогу Первый.
– Браво, Гафур-бей! Гениальная мысль!
– Выпьем же за нашего короля, Зогу Первого! – воскликнула девица.
– До дна! – крикнул подполковник.
Вокруг них столпилось много народа. Вехби Лика увидел Нуредин-бея и кинулся к нему.
– С возвращением, Нуредин-бей!
– Рад видеть вас в добром здравии, Вехби-эфенди.
– Ну как вы съездили? Что нового в Америке?
– Как я вижу, Вехби-эфенди, к старой пословице «берегись новоявленного богача и молодого зятя» надо теперь добавить «берегись и новоиспеченного журналиста».
– Что вы, Нуредин-бей, во-первых, какой же я новоиспеченный журналист. Слава богу, состарился на этой работе. А потом, я расспрашиваю вас не как журналист, а как друг.
– Тогда и я вам отвечу как другу: ничего нового.
– А с Ферид-беем Каменицей встречались?
– Нет. С чего вы взяли, что я мог встретиться о нашим противником?
– Но в последнее время Ферид-бей очень переменился. Он больше не пишет статей с критикой нашего режима. Наоборот, хорошо отзывается о нашем президенте. Позавчера я прочел его статью, где он выступает за изменение формы правления.
– Вот как? Я не читаю его статей.
– Грех, Нуредин-бей. Ведь это, можно сказать, шедевры нашей журналистики. На такие повороты способно лишь искусное перо.
– Не понимаю, о чем вы, Вехби-эфенди. До свидания!
Вехби Лика был оскорблен холодностью и недоверием Нуредин-бея. Его злило, что тот ничего не сообщил ему о Ферид-бее. Об их встрече уже все знали и повсюду шептались, ведь в этой маленькой стране ничего невозможно удержать в тайне, и близкие к верхам люди имели обычай проводить время, обсуждая наиважнейшие государственные секреты. А Вехби-эфенди позарез нужны были такого рода новости. Он мечтал, чтобы газета, которую он издавал, была хорошо информированным официозом правящих кругов. Этого требовал и его престиж опытного журналиста, и особенно его пустой карман. Он расстроился, что не удалось вырвать у Нуредин-бея ни единого слова для газеты.
В тот момент он заметил патера Филиппа, как-то сиротливо стоявшего в углу зала. С улыбкой до ушей Вехби-эфенди направился к нему, дружески протягивая руку:
– Как хорошо, что вы пришли сюда, патер!
– Я, Вехби-эфенди, случайно оказался в Тиране и вот, попал на прием.
– И очень хорошо, что пришли. Ведь здесь собралась элита, сливки общества, и вас бы здесь недоставало.
– Уж и не знаю, Вехби-эфенди, сливки или сыворотка. Я по крайней мере здесь случайно.
– И патеру Георгию следовало бы приехать. Уж он-то действительно принадлежит к сливкам. Конечно, у наших людей нет еще того блеска, о каком мечтаем, но я уверен, что мы пойдем вперед по пути цивилизации, лишь когда во главе будет стоять избранная интеллектуальная и духовная элита и нацию поведет гениальный вождь. Что вы скажете о провозглашении монархии? Как к этому относятся духовные отцы нации?
– Я могу говорить только о католическом духовенстве, Вехби-эфенди. Мы очень рады. Наконец-то наш народ выдвинул великого человека, достойного быть увенчанным короной Скандербега. Palmam cui meruit forat. [32]
– Вы знаете, его величество будет именоваться не Скандербег Третий, как говорили, а Зогу Первый.
– Очень, очень правильно. Род Зогу известен своим патриотизмом и достоин основать новую династию.
32
Пальма первенства да увенчает достойного (лат.).