Под властью пугала - Каламата Мичо. Страница 38

Бей прислонил ружье к сундуку, уселся на табуретку, потянулся и, прищурившись, заметил:

– Как у тебя дымно, Кози.

– Да что ж поделаешь с проклятым очагом, не тянет, хоть умри.

– Что же ты, не мог себе дом получше построить?

– Да куда уж нам!

– Грех! Если хочешь, можно что-нибудь придумать, – сказал бей, поглядывая на Силю. Она сложила в углу хворост и вышла. Бей проводил ее взглядом.

Кози подбросил хворосту в огонь и поднес бею чашку горячего молока, но тот, спасаясь от дыма, поспешил уйти. До последнего момента он все поглядывал на дверь, не появится ли снова Силя, но она, принеся хворост, тут же убежала к соседям.

Узнав о неожиданном визите бея, Лёни нахмурился. Он почуял что-то недоброе, но не подал вида.

Через несколько дней к ним явился Шеме-ага, управляющий Гафур-бея. Он уселся, скрестив ноги, у очага и завел разговор с Кози. Лёни присел на сундук.

Поговорив о погоде, нынешней зиме, о том и сем, Шеме-ага приступил к делу, ради которого, очевидно, и пришел:

– Уж больно вы плохо живете, Кози. Бей был поражен, до чего вы бедны. Знаешь, что он сказал? «Жалко мне Кози, хороший он человек, столько лет верой и правдой работает на нас. Погляди, говорит, господин Шеме, нельзя ли выкроить ему землицы получше, а то ведь это грех, чтобы так человек бедствовал. Хороший у нас бей, нет его щедрее, правда, Кози?

– Хороший, господин Шеме, пошли ему господь счастья!

– Аминь! Так что ты, Кози, не упускай случая. Проси бея поменять тебе надел.

– Да, по мне, и этот хорош, господин Шеме.

– Да что ты, Кози, тут же земля бедная, ничего не родит. Почему бы тебе не попросить земли неподалеку от его дома? Вот там земля так земля, масло, а не земля. Во всей Мюзете такой не найдешь. Проси, он не откажет, как пить дать. Чем давать какому-то косовару, [56] лучше уж тебя уважить. А получишь, навсегда с нуждой распрощаешься.

Кози хорошо знал землю, о которой говорил Шеме-ага, но никак не мог решиться. Получить такую землю – об этом можно только мечтать! А с другой стороны, ему было жаль покидать свою деревню, лачугу, где столько лет жила его семья. Призадумался и Лёни, пытаясь понять, с чего вдруг бей так расщедрился? Что за этим кроется! Вполне возможно, что бей и в самом деле не хочет сдавать землю косовару, но почему он решил отдать ее именно им?

– Ну, что ты скажешь? – спросил Шеме-ага.

Тут Силя внесла чашку молока, и Лёни, заметив, каким взглядом окинул ее Шеме-ага, весь вскипел.

– Твое здоровье, Кози!

– Будьте здоровы!

– Ну, так что же ты скажешь? – снова спросил Шеме-ага, ставя чашку на поднос в руках у Сили.

– Ах, если бы так все получилось! – невольно вырвалось у Кози.

– Ну почему же не получится? Получится! Тебе надо только попросить. Приходи прямо на днях, пока бей тут, а то он не сегодня-завтра уедет в Тирану. Придешь?

Но вместо Кози ответил Лёни, кратко и резко:

– Нет, не придет!

Шеме-ага удивленно на него посмотрел и снова повернулся к Кози, как бы говоря, что ему дела нет до Лёни, он, мол, ведет разговор только с хозяином дома.

– Ну, говори, Кози, я хочу от тебя услышать ответ.

– Не придет он! – сердито повторил Лёни.

– Тебя не спрашивают. Я с хозяином говорю.

– Это одно и то же, – решительно сказал Кози. – Он тебе уже ответил. Нам и тут хорошо. Жалко оставлять свою деревню.

– Ну, как хотите, я вам добра желаю.

Шеме-ага вышел из лачуги недовольный и злой.

– Еще раз появится, я ему все ребра переломаю, – сказал Лёни отцу.

– Да за что ты на него взъелся?

– Значит, есть за что.

С этого дня Лёни старался не уходить далеко от дома. Заслышав выстрелы, он тут же бросал все и бежал домой.

Однажды он угрюмо сказал сестре:

– Было бы у меня ружье!..

Силя вздрогнула – с такой ненавистью он это произнес. Чего только не наслышалась она о беях, Лёни говорил о них изо дня в день, и она испугалась, как бы он не натворил чего.

Но зима прошла спокойно. Гафур-бея вызвали в Тирану, и он не появился в их краях ни в январе, ни в феврале.

В начале марта в доме их соседа Уана ранним утром раздался крик младенца. У Уана Ндриу родился первый правнук. Добрый старик очень обрадовался, что стал прадедом. В то же утро Валя, сноха Уана, теперь уже бабушка, пришла к Кози, чтобы поделиться радостью и попросить Вандё сходить в Дэлыньяс.

– Прошу тебя, Силя, пошли Вандё, пусть сходит с моим Лико, скажет куму, что его дочь родила. Я хотела его одного послать, да ведь ты знаешь, какой он у меня бестолковый, боюсь, заблудится.

– Хорошо, Валя, конечно, Вандё сходит. Вставай, Вандё, обувайся.

Вандё насупился. Ему так не хотелось уходить от очага, где он, сидя на полу, подрумянивал кусок кукурузного хлеба.

– Вставай, сынок, – сказала Валя. – Сходишь к деду Рапи и скажешь: вам привет от Уана. Просили передать, что невестка родила мальчика.

Вандё не сдвинулся с места.

– Собирайся же, иди, тебя там пончиками накормят.

У Вандё блеснули глаза, но он пока не сдавался.

– Вставай сейчас же! – прикрикнула Силя.

– Не пойду. Не дадут они мне пончиков.

– А ты не уходи, пока не дадут! – сказала Валя.

– Ну ладно. Пойду. Где Лико?

– Да вон он, тебя ждет.

Было ветрено, шел дождь.

Вандё и Лико шагали, завернувшись в маленькие бурки, ежась от резкого встречного ветра со стороны Томори. Дорога шла вдоль реки. На том берегу смутно виднелся мрачный дом Гафур-бея. Невысокий холм, где он стоял, круто обрывался к реке, казалось, его специально насыпали тут, чтобы господствовать над равниной, над берегами реки и обеими дорогами в город.

Когда-то предки Гафур-бея из окон дома охотились с ружьем на проезжих и поздравляли друг друга, когда какой-нибудь бедолага, бултыхнувшись в воду, барахтался в бурных волнах реки. Гафур-бей такими бесчинствами не занимался. Надо признать, что одно доброе дело для крестьян его высокое величество сделал: приструнил беев, привыкших самодурствовать в своих вотчинах. Разве могут петь сразу несколько петухов на одной навозной куче? Теперь бей не осмеливался больше охотиться из окна, но наблюдал в бинокль за дорогой да иногда для развлечения посылал своих управителей остановить кого-нибудь из проезжающих и привести к нему. Их приводили во двор, выстраивали в ряд, и бей набрасывался на них с руганью, припоминая им все прегрешения, требуя старые долги, а то и угрожая нагайкой, с которой никогда не расставался. Но и только. Больше он ничего сделать не мог.

Вандё и Лико на дом бея не смотрели. Они с головой накрылись бурками, оставив только щелочки для глаз.

Дождь перестал. Лико сбросил бурку и закричал:

– Гляди, Вандё, гляди!

– Что? – Вандё тоже высунул голову.

– Какое большое дерево!

Река вздулась. Посреди стремнины, покачиваясь из стороны в сторону, плыло большое дерево.

– Река поднимается, Лико! – закричал Вандё. – Давай быстрее, а то затопит!

До Дэлыньяса оставалось еще не менее часа ходьбы, и они находились на низком месте между рекой и болотом.

Мальчики побежали. Вдруг Лико остановился и повернулся к Вандё. Впереди слышался ужасающий рокот.

– Ты слышишь, Вандё, слышишь?

Вандё прислушался.

– Я же говорю, река поднимается. Давай бегом!

На взбаламученной поверхности реки забелели буруны, доносившийся издалека рокот становился все громче. Вандё задержал шаг.

– Смотри, Лико, вон голова реки!

То, что Вандё принял за голову реки, было грудой бревен и щепы, которая с оглушительным гулом и грохотом неслась посреди стремнины. Лико, закрыв глаза, испуганно уткнулся головой в плечо Вандё.

– Я боюсь, боюсь!

Когда он открыл глаза, „голова“ уже промчалась мимо, рокот постепенно слабел, но река бурлила, вот-вот выйдет из берегов. Волны бешено сталкивались, вздымались пеной и снова ухали вниз. Мутная река уносила с собой деревья, бревна, щепу.