Под властью пугала - Каламата Мичо. Страница 40

Силя заблаговременно покрасила яйца, убралась в доме и разостлала поверх рогожи единственный коврик. Лёни зарезал пасхального ягненка и сунул в печь жариться. Кози к празднику купил себе новую такию. Вандё не терпелось надеть наконец новые штаны и рубаху, что подарила ему госпожа Рефия прошлым летом.

В тот вечер все готовились идти к заутрене в церковь святого Трифона. Но Лёни отказался идти. Сколько Силя ни уговаривала брата, он только отшучивался.

– Ты можешь даже не входить в церковь, – говорила она. – Побудешь во дворе.

– А что я буду делать во дворе?

– То, что делают все парни: на девушек поглядишь.

– Зачем?

– Может, тебе какая понравится…

– Нет, не пойду.

– Ты что, жениться совсем не собираешься?

– Вы идите с отцом, возьмите Вандё с собой. А я дома посижу.

Ночь была тихая, звездная, месяц тускло освещал дорогу. С болота поднимался тяжелый запах гнили, доносилась монотонная трель лягушек. Кози, Силя и Вандё присоединились к семейству Уана Ндриу, который шел во главе целой колонны сыновей и невесток, внуков и внучек.

Двор церкви святого Трифона был запружен народом. Внутри яблоку негде было упасть. Кози с трудом отыскал местечко в задних рядах, Силя протиснулась на места для женщин и зажгла свою свечку, а Вандё приложился к иконам и боком-боком выбрался наружу к своим приятелям.

Церковь была ярко освещена, спирало дыхание от духоты. Прихожане, особенно женщины, оживленно переговариваясь друг с другом, подняли такой оглушительный гам, что в ушах звенело. Голос отца Митро, которому было уже под семьдесят, тонул в этом шуме.

– „И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господен, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем; устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали как мертвые; Ангел же сказал: не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого; Его нет здесь – Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь, и пойдите скорее, скажите ученикам Его, что Он воскрес из мертвых…“

Мужские голоса подхватили хором:

– Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот дарова-а-ав…

– Христос воскрес!

– Воистину воскрес!

Женщины толкались, стараясь получше разглядеть происходящее.

– О! Гляди, Гафур-бей тут!

– И что ему здесь надо, этому турку…

– Будто не знаешь, – скривив губы, проговорила какая-то старуха. – Высматривает, нет ли какой пташки для него.

– Чтоб его холера побрала!

– Чтоб ему пусто было!

– Чтоб наши беды пали на его голову!

– А вон та толстуха кто?

– Его жена.

– А ей что понадобилось?

– А вон еще одна. У него, у проклятого, две жены, что ли?

– Да это не жена.

– А кто?

Женщины приподнимались на носки и отталкивали одна другую, стараясь рассмотреть знатных господ.

Гафур-бей, его супруга, какой-то господин в очках и с ним дама, все одетые по французской моде, сидели недалеко от священника на скамье, предназначенной для епископа и других высокопоставленных служителей церкви, и внимательно следили за службой. Изящная дама время от времени щелкала фотоаппаратом, висевшим у нее через плечо.

– Да что ж это она, несчастная, делает?

– Что делает. Не видишь, что ли? На карточку нас снимает.

– Здесь, в доме господнем?

– За его высокое величество, короля нашего Зогу Первого, господу помолимся! – тянул отец Митро.

Дама щелкнула аппаратом, наставив его на священника.

– И за светлейших принцесс господу помолимся!

– Аминь!

– Господи помилуй! – вступил хор.

Во дворе церкви крестьяне с пасхальными свечами в руках христосовались друг с другом и тюкались носиками крашеных яичек.

Пробираясь к выходу из церковного притвора, Силя натолкнулась на Гафур-бея и даму с фотоаппаратом. Бей уставился на нее и шепнул что-то даме. Та вскинула аппарат. Силя не успела опустить голову, раздался щелчок.

– Все, сняла тебя на карточку, – засмеялась Валя.

– Вандё, а где отец?

– Погляди, Силя! Я вот этим яичком целых шесть штук раскокал!

– Пошли домой.

– Подожди, я побьюсь с Кичо. Давай, Кичо.

– А оно у тебя настоящее?

– А какое же?

– Ну-ка, дай посмотрю.

Кичо повертел яичко в руках, попробовал его на зуб.

– Я боялся, может, оно у тебя каменное.

– Скажешь тоже! Давай-ка и я твое проверю!

– На, проверяй.

Вандё тоже повертел яичко, попробовал на зубок.

– Ну, подставляй.

– Ладно. Бей.

Вандё ударил по яичку и расстроился.

– Твое треснуло, – обрадовался Кичо, – давай его сюда.

– На, бери. Подумаешь, стану я плакать из-за одного яйца. Я целых шесть штук выиграл. Во, смотри. – Он оттопырил карманы.

Дома Лёни спросил:

– Ну как, сестра, причастилась?

– Да.

– Счастливая ты, все грехи тебе простили, – пошутил он.

– И я причастился! – доложил Вандё.

– И тебе грехи простили?

– А тебе?

– А у меня нет грехов, малыш. Это только у вас!

Миновала пасха, как привычный поворот на долгом и однообразном пути крестьянской жизни.

Потеплело.

Крестьяне начали сев. Еще до света запрягали волов и отправлялись в поле. Возвращались поздно вечером, усталые, измученные, еле волоча ноги.

Через неделю после пасхи, во вторник, Лёни отправился в город. Он взял с собой Вандё – пусть проведет денек со своим приятелем Агимом. Кози уехал в поле. Управившись с делами по дому, Силя уселась на рогожу и принялась латать одежду. Солнце припекало, но в лачуге было прохладно. День стоял тихий. Жаркую тишину изредка нарушали своим кудахтаньем куры. Через оконце в лачугу падали косые лучи солнца, в них роились мириады пылинок. Издалека доносились размеренные удары кузнечного молота. Силя шила, а мысли ее были далеко. Она прослышала, что отец собирается устраивать ее помолвку, и гадала, за кого же ее выдадут. За молодого или за старика? А зачем ей выходить замуж? На кого она оставит отца, братьев? Как они тут будут без нее? Лучше бы Лёни первый женился и привел в дом жену.

Вдруг кто-то загородил окно, и на мгновение в комнате стало темно.

Силя подняла голову.

Никого.

Она снова принялась за работу.

У входа послышались шаги.

– Это ты, отец?

Никто не ответил. Она услышала скрежет задвигаемого засова на входной двери, хотела встать и посмотреть, кто там, но застыла на месте от неожиданности: в дверях стоял Гафур-бей. Он загородил дверной проем своим массивным телом и как-то странно смотрел на нее.

Она замерла, стоя на коленях. Шитье и игла выпали у нее из рук.

– Не бойся, Силя!

Она вздрогнула. Он даже знает, как ее зовут!

– А где Кози?

Она не ответила. Увидев, что он отошел от двери, она вскочила и кинулась к выходу.

– Я позову его, – сказала она, стараясь казаться спокойной. Сердце у нее билось, как птица в клетке.

– Не надо. Останься тут.

– Пустите, я пойду.

– Останься! У меня к тебе дело.

Схватив за руку, он притянул ее к себе. Она обмерла от ужаса.

– Послушай, Силя, – мягко проговорил он, отпуская ее. – Я принес тебе фотографию. Помнишь, тебя сфотографировала та итальянка, на пасху? Смотри, как ты хорошо получилась!

Она попятилась, а он, протягивая фотографию, надвигался на нее. Она прижалась спиной к стене. Дальше пятиться было некуда.

– Почему же ты не берешь? Возьми, я принес ее тебе.

Она не шелохнулась.

– Ну чего ты испугалась, глупышка? Я ведь тебя люблю. Как увидел тебя, ни о ком и думать не могу. Ты разве не поняла, почему я тут всю зиму пробыл. Ну, не упрямься.

Он схватил ее за руки и притянул к себе.

– Пустите меня! Пустите! – вскрикнула она.

– Нет уж, теперь ты у меня в руках! – Он стал покрывать поцелуями ее щеки, волосы, шею.

Силя вырывалась изо всех сил. В отчаянии она колотила его своими слабыми кулачками, но он даже не почувствовал ударов. Побагровев, он пытался обхватить ее. Она хотела закричать, но почему-то не смогла выдавить ни звука. Он повалил ее на рогожу. Она задохнулась, в глазах потемнело, все закружилось…