Бандитская россия - Константинов Андрей Дмитриевич. Страница 25

Арестант вёл себя гордо и, когда понял, что дело его плохо, вдруг решительно заявил: он-де не бандит, он - идейный борец с большевизмом и принадлежит к партии левых эсеров. На последующих допросах идейный Сизов вел себя как партизан - соучастников (или товарищей по революционному подполью?) назвать отказался. Но милиционеры уже имели опыт работы по такого рода делам. Вычислили сожительницу Сизова, на её квартире (дом 16 по улице Ленина) провели обыск, обнаружили 6 револьверов, патроны к ним, 1 гранату, много денег в пачках. 3 револьвера принадлежали кассирам ограбленных касс. Остальное оружие, должно быть, из того левоэсеровского арсенала, что был обнаружен чекистами в доме Перцова 7 июля 1918 года…

Остальное было делом техники. Сожительница Сизова стала давать показания. По цепочке вышли на других участников банды. За две недели в Ленинграде были арестованы: гражданин Васильев Н. В., действительно принадлежавший ранее к партии левых эсеров, а позднее отбывавший наказание за изготовление самогона; Михеев И. П., по убеждениям анархист; укрыватель Макаров, наводчик Мельников (эти о партийной принадлежности не заявляли). Несколько человек из этой же преступной группировки были сцапаны в Москве. Наконец выследили и арестовали по месту постоянного проживания (Кавалергардская улица, дом 8) руководителя банды политических грабителей Д. А. Гурова. Он не скрывал своей ненависти к власти большевиков, а также своих левоэсеровских взглядов. Так, почти пародийно, если сравнить с июлем восемнадцатого, закончилась история последней дружины идейных борцов за свободу революционного грабежа. [52]

Три гудочка прогудело,

Все на фабрику идут.

А чекисты в это время

Все облаву ведут…

Если деяния Леньки Пантелеева и его последователей в сознании народа, пусть и ошибочно, ассоциировались с романтикой и неким благородством, то вот московского убийцу-садиста Петрова-Комарова в народе называли не иначе как монстром и зверем в образе человека.

До революции Петров-Комаров жил в Риге, затем работал где-то в Поволжье грузчиком. В 1917 году он добровольцем ушёл в Красную армию, где дослужился до должности командира взвода. Участвовал в расстреле белого офицера, потом попал в плен к деникинцам и, чтобы избежать наказания за расстрел, сменил фамилию. Демобилизовался в 1920 году, приехал в Москву, служил ломовым извозчиком, приторговывал краденым. Только по «официальным данным», в период с февраля 1921 года и вплоть до ареста в 1923 году Петров-Комаров совершил 29 убийств. Причем практически все эти преступления совершались по одному сценарию: убийца находил на конном рынке потенциального покупателя, представлялся продавцом лошади, заманивал жертву к себе в дом и неожиданно наносил тяжелые удары молотком по голове, тут же подставляя цинковое корыто для стока крови. По признанию самого Петрова, в момент убийства он всякий раз со смешком приговаривал некую «ритуальную» присказку: «Раз и квас». Затем труп укладывался в мешок и до следующего дня помещался в сундук. Утром убийца сбрасывал тело в Москву-реку и отправлялся на поиски новой жертвы.

Психиатров, участвующих в процессе предварительного следствия, поразило равнодушие Петрова-Комарова к совершенным им преступлениям. Это был настоящий зомби, признававшийся, что если бы ему ещё шестьдесят человек «привалило», то он бы и их завалил. Врачи признали Комарова «импульсивным психопатом с глубокой печатью алкогольной дегенерации», но тем не менее сочли способым понимать свои действия и руководить ими. Петров-Комаров был приговорен к высшей мере наказания. На суде, который вызвал «огромное стечение возбужденной публики», он, похоже, так и не осознал своих деяний и гордо заявлял: «Я теперь в Москве героем стал».

Ещё одним убийцей, гордившимся своими кровавыми «подвигами», был знаменитый Мишка Культяпый (настоящая фамилия Осипов).

На совести его банды 78 погубленных душ. Причем убивал Культяпый исключительно корысти ради. При этом он был хорошо образован, считал себя идеалистом и революционером, даже писал стихи, чаще всего посвящая их… себе любимому. Говорят, что за чрезмерную ученость он даже получил в бандитских кругах кличку Интеллигент.

Банда Культяпого гастролировала по всей России, но особо по-свирепствовала в Екатеринбурге и крупных городах Сибири. Был у Культяпого и свой фирменный криминальный почерк: перед тем как расправиться со своими жертвами, Мишка сгонял их в одно помещение, связывал веревками и укладывал тела таким образом, чтобы образовался как бы веер - ноги одного ложились на ноги другого, а туловища расходились под углом. Затем он брал в руки топор и, переходя от одного несчастного к другому, хладнокровно разбивал им головы. Как заметил профессор Гернет, «после таких убийств место совершения преступления походило на поле битвы».

Взяли Культяпого в Уфе при попытке ограбления комиссионного магазина, а окончательный разгром его банды угрозыск завершил уже в Казани.

Многие историки и социологи, изучающие состояние преступности первого советского десятилетия, отмечают, что правоохранительная система и суды в ту пору сталкивались с преступниками, ущербная мораль и изуродованная пропагандой нравственность которых представляла собой совершенно новое явление. Создается впечатление, что эти «наследники царского режима» слишком буквально воспринимали строки большевистского гимна «кто был никем, тот станет всем». Убийцы оправдывали кровь на своих руках неким особым правом, своей принадлежностью к «сверхчеловекам», для которых не существует законов - ни божеских, ни человеческих. Но если в столицах и крупных городах власти могли хоть как-то противостоять разгулу преступности, то в провинции, особенно в Сибири и на Дальнем Востоке, дела обстояли из рук вон плохо.

К примеру, формирование преступного мира на Дальнем Востоке в двадцатые годы находилось в прямой зависимости от особенностей политического и экономического развития региона, и роковую роль в данном случае сыграл почти пятилетний период «оторванности» от остальной России. Преступный мир Дальнего Востока в целом совпадал с классификацией профессиональной преступности, принятой в уголовно-правовой практике царской России: в аппаратах дальневосточного уголовного розыска состояли на учете профессионалы почти всех категорий (взломщики, разрыватели могил, городушники, хипесники и проч.).

Однако, как отмечает профессор Шабельникова [53], «особенности регионального развития приводили к распространению тех видов преступлений, которые были нехарактерны для других регионов страны. Так, только на Дальнем Востоке существовали такие разновидности убийств, как охота на «горбачей», «белых лебедей», «фазанов». Горбачами в обиходе называли золотоискателей-одиночек, наживших себе горб на трудной добыче золота. Белыми лебедями - корейцев, одевавшихся летом в белую одежду и занимавшихся нелегальной разработкой золота в тайге. Фазанами и ходей именовали китайцев, то была презрительная кличка, принятая в обращении к ним на Дальнем Востоке.

В Дальневосточном крае также получили распространение бандитизм, хунхузничество [54], конокрадство, пьянство, наркомания и проституция. Взаимосвязь различных видов преступлений - отличительная особенность правонарушений на Дальнем Востоке. Например, развитие контрабанды способствовало распространению бандитизма и хунхузничества. В свою очередь, почти все конокрады были контрабандистами, так как до 90% похищенных лошадей контрабандой угоняли в Китай. Контрабанда опия и спирта способствовала распространению среди населения наркомании и пьянства, развитию притонодержательства».

Едва ли не хуже, чем на Дальнем Востоке, обстояли дела на Урале, С конца весны 1918 года по лето 1919 года «политические катаклизмы» в этом регионе достигли апогея: Урал, особенно Южный, превратился в котел, в котором клокотала трагедия Гражданской войны. Власть менялась порой несколько раз за неделю - «то эсеровщина, то учредиловцы, то коммунисты, то чехи, то опять коммунисты». Эта борьба носила затяжной, разрушительный характер и самым пагубным образом отразилась на состоянии общества. В названный период на Урале зафиксированы бесчисленные и в основном безнаказанные акты насилия в отношении гражданского населения - погромы, поджоги, грабежи, причем с одинаковым успехом грабили как белые, так и красные.