Бандитская россия - Константинов Андрей Дмитриевич. Страница 31
Суки правят беспредел…
С началом войны отбывающие срок в лагерях заключенные были поставлены перед выбором: либо идти на фронт, либо оставаться в ГУЛАГе, но ещё в более тяжелых условиях, нежели раньше.
Но поскольку политзаключенные всегда считались людьми неблагонадежными и редко получали возможность выбирать самостоятельно, то шанс «сыграть с судьбой в рулетку» в основном выпал криминальному элементу.
Широкое применение в годы войны получила и такая процедура, как отсрочка исполнения приговора с направлением осужденных на фронт (такие лица, как правило, направлялись на передовую в штрафные части). Помимо этого, в военные годы была распространена практика, когда Верховный суд освобождал осужденных за нетяжкие преступления от дальнейшего отбывания наказания в случае, если те высказывали желание уйти на фронт. Таким образом, отличившиеся в боях условно осужденные могли рассчитывать на снятие судимости, о чем выносилось соответствующее решение суда.
Как следствие, очень многие преступники действительно избирали солдатскую долю. По некоторым оценкам, только в период 1942-1943 годов в штрафбаты ушло более 150 тысяч добровольцев-уголовников. (Конечно, имелись среди них и те, кто принимал решение встать под ружье лишь для того, чтобы покинуть опостылевшие стены тюрем и колоний. Многие из таких «перевертышей» при первой же возможности дезертировали, возвращались к привычному ремеслу и некоторое время спустя, погуляв на воле, опять возвращались в «родные стены».)
Из бывших заключенных формировались особые батальоны, которые посылались на самые трудные участки фронта, фактически на неминуемую смерть. Нетрудно догадаться, что основная приманка штрафбатов была в том, что солдат из штрафного батальона, получивший ранение и тем самым искупивший вину перед Родиной кровью, считался отбывшим срок Своего наказания, после чего его переводили в обычную войсковую часть. В некоторых случаях приказ звучал так: «Тот, кто выживет в бою, - свободен». А чтобы заключенные не сдались в плен или не обратили оружие против собственных командиров, за ними следовал другой батальон, готовый перестрелять всех дезертиров или отказавшихся идти в бой. Так что был риск получить пулю как с одной, так и с другой стороны. Кстати сказать, система заградительных отрядов, функции которых выполняли подразделения НКВД, применялась и гитлеровцами в отношении своих солдат и офицеров, только этим занимались… войска СС.
К чести сказать, очень многие оступившиеся люди несмотря ни на что использовали данный государством шанс и, честно сражаясь с врагом, заслужили как государственные награды, так и государственную реабилитацию (освобождение от наказания).
Другое дело, что часть бывших заключенных, «отбыв свой срок на войне», впоследствии снова была возвращена «догуливать» в лагеря. Победившее в войне государство тут же забыло о своих былых обещаниях и поспешило избавиться от своих хотя и героев, но при этом героев с сомнительными, по его (государства) мнению, прошлым и репутацией.
Но подобных жертв несправедливости было на порядок меньше, нежели тех, кто, пройдя штрафбат и искупив кровью свою вину, не сумел приспособиться к уже ставшим непривычными условиям мирной жизни. Восстанавливать разрушенное народное хозяйство, горбатиться за копейку они не хотели да и не умели. Как результат - разгул преступности в первые послевоенные годы вкупе с ужесточением уголовной ответственности за совершенные преступления привели многих бывших штрафников обратно, в более знакомую им тюремно-лагерную среду. Но, как оказалось, их здесь не ждали.
Возвращающихся в лагеря арестантов, принимавших участие в боевых действиях, на зоне стали называть солдатами Рокоссовского или автоматчиками. Но для тех, кто не участвовал в войне, они, прежде всего, были суками - людьми, предавшими воровской закон. На сходках все участники войны объявлялись вне воровского закона. Шаламов пишет об этих сценах так:
- Ты был на войне? Ты взял в руки винтовку? Значит, ты - сука, самая настоящая сука и подлежишь наказанию по закону. К тому же ты - трус! У тебя не хватило силы воли стказаться от маршевой роты - взять срок или даже умереть, но не брать в руки винтовку!… И это притом, что, по рассказам вора с довоенным стажем, а впоследствии участника войны Алексея Мельникова по кличке Леша-Рысь, в первые месяцы войны в лагерях было распространено письмо, подписанное известными в преступном мире авторитетами, разрешавшее ворам участие в боевых действиях. Но похоже, что у преступников память столь же коротка, как и у государства, обещавшего реабилитацию гражданам, его защищавшим.
Все отколовшиеся - польские воры и те, кого теперь называли суками - вынуждены были объединяться в противостоянии ворам в законе. Принципиальный вопрос заключался в том, можно или нет при известных обстоятельствах сотрудничать с властями.
Вернувшиеся с войны полагали, что можно, даже в ГУЛАГе. Их было много, и они считали, что им вполне по силам подкорректировать прежние воровские законы. Воры в законе, в свою очередь, отрицали любую такую возможность. В конечном итоге в лагерях вспыхнула кровная междоусобная война среди заключенных, которую впоследствии назвали сучьей войной.
На самом деле стороны воевали, конечно же, не за идею - на кону стояла власть в зонах. Тюремные предания гласят, что в 1948 году в пересыльной тюрьме бухты Ванино суки приняли свой, сучий закон, где в противовес воровским понятиям сотрудничество с лагерным начальством не только не возбранялось, а даже приветствовалось. «Отступникам» нужен был сильный союзник, и тогда суки обратились к чекистам и вохре с предложением навести порядок в зонах. К подобному сотрудничеству «силовики» поначалу отнеслись благосклонно. Во-первых, на них вышли не закоренелые воры, а люди хотя и с подмоченной репутацией, но всё же проливавшие кровь за Родину. Во-вторых, милицейское руководство, в принципе, не видело беды в том, если криминальный элемент сам истребит друг друга. Даже наоборот - чем больше воров и бандитов погибнет с обеих сторон, тем лучше. В результате на первых порах лагерное начальство всячески поддерживало сук, создавая в камерах их численное превосходство. Лагерные опера и охранники были прекрасно осведомлены, кто из их подопечных вор, а кто сука. Чтобы, часом, не вышло недоразумения, уголовное дело каждого помечалось либо буквой «В», либо «С».
Однако принцип «загребать жар чужими руками» вскоре сыграет недобрую шутку с людьми, его исповедующими. Но это будет позже. А пока… Пока суки с благословения лагерного начальства начали крестовый поход на воров.
Писатель Ахто Леви в своем автобиографическом романе «Мор» так объясняет внутренние причины возникновения сучьей войны: «Не физическая смерть воров важна для сук - им важно моральное их падение, духовное поражение; сукам необходимо согнуть воров, заставить отказаться от воровского закона; сукам выгоднее, если воры предадут свой закон так же, как делали они сами, и станут тогда с ними, с суками, на одном уровне. И вот они идут, достопримечательные суки. На убийства тела и духа, ибо, если кто из воров не захочет согнуться, - тому смерть. Сукам уже нечего терять, они уже не могут кичиться воровской честью. У воров же что-то ещё осталось, и это необходимо у них отнять - таков сучий закон».
Число конфликтов среди заключенных росло. На сходняках и в тюрьмах воры в законе исключали из своих рядов старых товарищей. Количество отколовшихся групп увеличивалось. Самые значительные из них были: «Ломом опоясанные», «Красная шапочка», «Беспредел», «Дери-Бери», «Один-на-льдине». Группы, которые откололись ещё раньше, например «Махновцы», «Анархисты» и «Подводники», тоже выжили и по-прежнему находились в оппозиции к ворам в законе.
Между тем в июне 1947 года власти, которые во многом способствовали расколу среди воров, но которым, в свою очередь, так и не удалось совладать с преступностью, приняли более строгие законы, карающие за воровство. Как результат, приток новых людей в криминальные ряды сократился, зато резко повысилась концентрация профессиональных преступников в системе лагерей. Тем самым недолгий численный перевес отступников был снова нивелирован количеством «ортодоксальных урок»…