В Дикой земле (СИ) - Крымов Илья. Страница 107

Когда мурз готов был уже прыгнуть на маленького человека, наверху раздался вой, и крик, и визг, что-то с треском принялось носиться в ветвях, заставив кота присесть, испуганно заозираться. А потом на землю спрыгнул мандрил. В руке старика грозно вращался, издавая свист и вой, боевой шест; сам же симиан походил на ополоумевшего дикаря, скакавшего и плясавшего в чём мать родила. Оправившийся от шока зверь хотел было утихомирить безобразника, но в течение десяти мгновений ока получил пять тяжёлых ударов шестом по морде, после чего симиан как-то материализовался на его загривке, вцепившимся в шкуру и колотящим по бокам. Обезумевший от ужаса мурз заметался, мяукая и ревя, да так и пропал среди отдалённых деревьев.

Тобиус долго стоял на своём месте, не зная, как ему всё это понимать. Что, ахог подери, всё это было? Откуда… что? Что?!

— Я повидал глупых недоумком, но такого как ты… н-да, надо же быть настолько безмозглым, чтобы позволить рукатту настигнуть себя на земле. Ты то, на дерево взобраться не мог?

Голос доносился сверху, оттуда, где на лиане, сжимая её пальцами ног, висел давешний спаситель. Живой, невредимый, с пугавшей беззубой улыбкой.

— Да я так… к смерти приготовился… Он же кот, он же меня и на дереве достал бы.

— Дурной, совсем дурной! — расхохотался незнакомец. — На дереве ты был бы быстрее! Ха-ха! Идём!

Симиан без страха спустился на землю и позвал Тобиуса за собой, что было необычно для подобных ему.

— Что, из города сбежал?

— Нет.

— С каких пор вас стали отпускать так далеко? А! Две блестяшки! Хорошо выслужился, раб? — Ужасная улыбка, хитры прищур.

Тобиус не стал отвечать.

Старик привёл его к своему скромному жилищу, небольшой пещере, перед которой виднелись следы кострища, а внутри наблюдались самые примитивные предметы быта, которые можно было придумать. Новый знакомец назвался Ригари и предложил разделить с ним трапезу. На вопрос, не являлся ли он святым отшельником, Ригари лишь расхохотался.

— Я отшельник, но не святой! Совсем не святой!

Коренья, ягоды, насекомые, молодые побеги, всё это в изобилии было предложено гостю. Хозяин же старательно перетирал пищу с помощью камней, прежде чем отправить её в рот, так что времени на разговоры было предостаточно, а поговорить Ригари любил.

— Я происхожу из Яркого народа! Мы самые лучше воины! Но не самые многочисленные, понимаешь?

Тобиус кивал, запоминая, — сару-инкса.

— Наши дальние родичи Клыкастые, хоть и мельче нас, но больше их было всегда, и на скалах своих сидели крепко. Так что наш народ во все времена крутился рядом с их народом, во всех больших войнах вместе выступали. Воевали с Длиннохвостыми, с Носатыми воевали, с иными. Ты слушаешь?

— Более внимательно, чем ты можешь себе представить.

— Хорошо. Я был отроком тогда, когда Длиннохвостые пришли. Они опять воевали с Клыкастыми, все наши мужчины были с родичами, но небольшой отряд Длиннохвостых оказался далеко от главных битв. Заплутали, наверное, наткнулись на наше поселение. Женщины похватали детей и давай бежать, у меня же матери не было, да и сам я давно в подростках ходил. Ну и глуп был.

Мандрил забросил в пасть раздавленное месиво и громко зачавкал, упуская отдельные комки.

— Конечно, мням-мням, мне дали по голове, посадили в мешок и, мням, очнулся я уже в Ронтау, мням, голодный, слабый, давно не пивший и капельки воды. — Заскорузлые пальцы принялись чесать под бородой. — А там и воспитатели взялись за дело. Бывал в яме?

— Да.

— Меня там пытались превратить в раба, да только непросто учить того, кто больше тебя и с зубами, длинными как пальцы! — Старик загоготал. — Правда… зубы-то они мне выдрали потом, видишь?

Тобиус видел только восемь больных источенных резцов, а на месте клыков не осталось даже отверстий в дёснах, — давно заросли.

— Но оказалось, что я плохой ученик, ха! Несговорчивый, сколько ни бей! Я сильный, выносливый и злой! Ха! Они сделали из меня таскальщика! Тащи туда, тащи сюда! А я дрался! И кусался чем было!

Тобиус нахмурился.

— Как тебя не убили? Если бы кто-то из нас нынешних попытался так себя вести, нас истыкали бы стрелами!

— Стреляли! Сюда, сюда, вот сюда! Хотели убить и убили бы, кабы в тот последний раз, не попала мне в руки палка! Длинная!

— Боевой шест?

— Он самый! Я ведь знаю, как они любят махать им, как больно бьют! Видел много раз! Так и я могу! Сам один побил два десятка Длиннохвостых! Лучший день в моей жизни, клянусь Образом Предка!

Ригари залился торжествующим гоготом, держась за мохнатый живот.

Сару-хэм сильно удивились, внезапно узнав, что раб со вздорным нравом, слабо поддававшийся воспитанию, проблемный и ненужный, оказался гением. Как-то так сошлись над ним звёзды, что сару-инкса из какой-то богом забытой деревни, где все сражались бронзовыми клинками и никогда не брали в руки дурацкое оружие Длиннохвостых, уродился гением этого оружия. Палкой махать — не бронзу ковать, подумаешь! Когда мастера из «военной академии» прознали о таком способном недоумке, они не смогли приструнить своё любопытство и вытребовали его к себе. Так у Ригари появилась новая жизнь, в которой не нужно было больше таскать грузы и слушаться воспитателей. Всё, что он делал теперь, это махал боевым шестом и колотил молодняк Длиннохвостых. Он и стариков колотил бы, да только они оказались не лыком шиты и сами его поколачивали, вбивая новые знания о том, как надо лучше махать палками.

— Я много лет прожил среди них, размахивая шестом, — говорил симиан, поглаживая длинную бороду, — много-много лет. Они стали давать мне дурацкие белые одёжки, в которых сами ходили; учить держать спину ровно… Скудоумцы! Так же неудобно и смешно до одури! Зато кормили хорошо!

— Так и как же ты оказался… здесь?

Мохнатые брови недоумённо изогнулись:

— Ушёл, конечно! Они мне не сказали, пустоголовые, что я могу уйти! Ты представляешь?!

— Нет, — честно ответил Тобиус.

— Они сказали однажды, что я «уважаемый городской старшина» и «свободен делать всё, что мне заблагорассудится»! Понимаешь?! Оказалось, я уже много лет как мог уйти, а они мне даже не сказали!

— Постой-постой, — остановил старика человек, — то есть ты всю жизнь прожил в Ронтау и занимался обучением Длиннохвостых бою на шестах?

— Я колотил их палкой!

— За твой вклад в это благородное искусство тебя, недоумка, возвысили, превозмогая врождённое отторжение сару к инаким?

— Меня заставляли носить неудобные тряпки и смешно ходить! Издевались!

— Может они и железный венец на тебя надевали?

— Тот кругляш? Кажется, он в пещере валяется. Хочешь, бери себе.

Тобиус сидел неподвижно и буравил собеседника взглядом.

— Чего? Они мне зубы выдрали! — насторожился тот.

— Ты достиг всего и просто ушёл?

— Там было плохо.

— Но почему тогда ушёл так недалеко?

— Я состарился в этом дурацком городе! — вдруг вспылил Ригари, подскакивая на месте. — Куда мне идти?! Мать мертва, отец тоже давно мёртв, — раз уж я старик, он давно уже лёг в землю! Куда мне идти? Никуда! Здесь живу!

Потребовалось время, чтобы старец успокоился.

— Здесь живу, — повторил он, вяло работая камнем.

Волшебник смотрел в сторону, переваривая нежданное душеизлияние нежданного знакомца. Одинокий старик, живущий уединённо, отказавшийся от общества, которое всегда считал чужим себе. Ему, как и Вийдже, было одиноко, и так получилось, что единственным годным собеседником оказался незнамо кто из чужедальних земель.

— От тебя как-то странно пахнет, Красномордик, — подозрительно отметил Ригари.

— Слушай, а хочешь, я починю твои зубы! — выпалил Тобиус быстро и неожиданно даже для самого себя.

Ригари опешил.

— Как это?

— Я заменю тебе все зубы на новые, здоровые и красивые! — продолжал серый волшебник. — Будут они такие, что сможешь орехи со сколупой пережёвывать!

— Зачем мне есть орехи со скорлупой?!

— Незачем, но просто сможешь! И клыки! Длинные, как положено!