В Дикой земле (СИ) - Крымов Илья. Страница 126

Вот Огненный Шар врезается в кучу монстров и разрывается с такой силой, что всё вокруг поглощает пламя, а на сетчатке остаются белые пятна! Вот ледяной фронт одевает в зимний наряд участок леса шириной в восемьдесят шагов и длинной в сотню; всё, что попало в него обращено мёртвым льдом! Вот в ладони зарождается Шаровая Молния величиной с тыкву, Тобиус возносит её над собой, сжимает пальцы, и во все стороны плещут белые ломанные линии, пронзающие десятки тел, выжигающие сердца и мозги! Вот несколько ужасных освежёванных тел, созданных из хищной плоти прыгают на скачущего мага с вершины какой-то скалы, но удар мыслесилы отбрасывает их за спину, а там уже образовался Кислотный Пруд, и эти жуткие твари растворяются в нём, как и другие чудовища, не смогшие осилить прыжок! Боевая магия, почти лишённая ритуальных инструментов и самих ритуалов, быстрая, мощная, убийственно эффективная, ибо направленная на разрушение, устроила красочную жатву, проредив чудовищное воинство, которое никак не могло сжать добычу в тиски!

Где-то за воем и рычанием тысяч глоток раздавалось истошное блеяние фа’ун, пытавшихся управлять своими созданиями. Пожирателей становилось всё меньше, хищная плоть неизменно напарывалась на жестокий отпор и погибала во пламени, а гиганты, созданные ею, предназначались для штурма укреплений, — укрепления не убегают. Продолжая отбиваться, маг чувствовал, что у него появился шанс, небольшая надежда.

Тобиус потратил большую часть гурханы и приготовленных плетений, его астральное тело болело от перенапряжения, как болело бы тело раба, без устали ломающего спину на каменоломне. После войны с целой армией нужно было перевести дух, пока он попросту не выгорел от такого напряжения.

У всего этого было две цели, и одной он, похоже, добился, — отвёл чудовищ от Храмового города. Что бы ни говорил старик перед смертью, Тобиус не мог последовать его советам. Если сару когда-либо схлестнутся с фа’ун, пусть сами начнут эту войну, а на пришлом человеке не будет их крови. Ибо совесть у него действительно была, в этом Серебряный Монкнут не ошибся. Теперь же рив жаждал достичь вторую цель, — выбраться за пределы тумана. Каким магом он ни был бы, не обладал Тобиус силой сокрушить целую армию. Для такого нужен был архимаг не слабее Талбота Гневливого, а не посредственный серый волшебник.

Часть 3, фрагмент 24

Огненные элементали получили приказ развернуться и сеять сумятицу среди отставших чудовищ; не стоило держать их рядом как огромную летающую метку, указующую на создателя. Из полудюжины водных осталась половина, да и тем нужна была подпитка, чтобы не разлиться бессильной влагой. Земляной ещё держался, хотя перед его и ноги были испачканы в крови и потрохах раздавленных Пожирателей.

Поиски края затягивались, серый маг метался в тумане, стараясь держать одно направление, веря, что рано или поздно, вот-вот, вырвется за границы. Но когда он замечал просвет в тошнотворной красноте, тот успевал пропасть, прежде чем волшебник достигал его. И так раз за разом. В конце концов рив стал подозревать, что его водили за нос. Тогда он соскочил со спины скакуна и чуть не упал на подкосившихся ногах.

Сила Гиганта исчерпала себя и новой он применить не сможет ещё долго. Тело материальное вернулось к нормальным размерам, а остатки кристаллизованной гурханы втянулись в астральное. Человек вновь стал мягким и слабым, уязвимым, вновь оказался на грани своих сил. Его ожерелье тоже большей частью опустело; оно было набрано из множества заклинаний, вплетённых в материальные носители и к часу сему, большинство потеряло силу. Чары защитные, поддерживающие, исцеляющие, всё это позволяло магу стать разрушительным как живая стихия, но лишь на время.

Разорвав шнурок, Тобиус надел кольца на пальцы и выбросил бесполезные носители чар, все, кроме одного. В оставшейся пластинке был заключён единственный воздушный элементаль, которого серый маг призвал. Эта стихия всё ещё не повиновалась ему всеобъемлюще, и призывать её частицы было трудно, ещё труднее, чем готовиться к битве в страхе, что эльфские чародеи почувствуют его присутствие. Однако этого элементаля он смог призвать заранее и теперь, когда любые несчастья Горкагохона больше не могли лечь на его плечи, волшебник решил, что пора.

Туман закружился, увлекаемый движением воздуха и элементаль в виде устойчивой воронки смерча появился перед создателем, ожидая приказов.

— Унеси меня отсюда! Вверх!

Существо из первостихии охватило человека и оторвало от земли. Когда это произошло волшебник ощутил радость, сравнимую с радостью от вознесения души в Чертоги Небесного Горна, освобождение из царства отчаяния, побег от ужасов и стремление к свету! Как только он сможет возвыситься над кровавым туманом, — Тобиус верил, — он сможет перенестись так далеко, что когти круторогих не дотянутся до него.

Но дымка не собиралась отпускать жертву так просто. Он ощутил вдруг боль, тут и там на его теле появились следы, будто невидимые руки вцепились в тело человека, пронзая кожу до крови, оставляя длинные борозды. Маг закричал, забился, пытаясь вырваться, стряхнуть с себя руки, но для него они были неосязаемы, — не так, как он для них. Чувствуя смятение разума создателя, воздушный элементаль заметался тоже. Стихийные духи, подобные ему, не испытывали к своим господам ни привязанности, ни верности, всё, чего они желали, — это поскорее вырваться из рабства и вернуться в родное измерение. Поэтому, как только контроль был утрачен, элементаль разорвал связывавшие его чары и улетучился, сбросив человека вниз.

Встреча с землёй получилась жестокой, удар выбил из Тобиуса воздух, сломал несколько рёбер и что-то внутри оборвалось, но даже сил закричал не было. Он мог только лежать и пытаться восстановить повреждения, спешно начитывая про себя словоформулы Исцеления.

Среди тёмных стволов заметались голоса, — громкое строенное блеяние, переходившее в хохот и обратно. Доносились из кровавого тумана и другие звуки, например, крики Пожирателей, которыми они искали путь. Чудовища окружали мага, со всех сторон, выступая смутными силуэтами среди красной дымки, а над ними возвышались рогатые фигуры, которых боялся касаться свет. Одна, особенно огромная, несшая на плечах три головы, приближалась. То ли туман стал гуще, то ли это свою кровь Тобиус чувствовал во рту так сильно.

— Он хотел убежать от меня, — рычала средняя голова, — думал потеряться в моём владении, думал, что его отпустят. Эта погоня была упоительна!.. Что ты там дёргаешься? Это агония? Я ведь даже ещё начал!

Тяжёлые шаги приближались, огромная чёрная фигура нависла над человеком и шесть глаз её пылали алым, а через несколько мгновений воспылал и сам Ярон, ибо белое пламя охватило его. От крика, который издал триглав, по воздуху прокатились видимые волны. Круторогие испугано заблеяли, словно из кошмаров древней пущи переродились в стадо испуганных овец. Намного хуже пришлось их слугам, — волокна хищной плоти потеряли структуру, превратились в мешанину конвульсивных нитей, а Пожиратели пришли в состояние неконтролируемого безумия; они катались по земле, словно пытались сбить с тебя пламя, ударялись обо всё вокруг, став совершенно слепыми, топтали друг друга, впивались в сородичей и бешено рвали плоть.

Чувствуя ожог на губах и слабость во всём теле, Тобиус заставил себя подняться и побежать. Вокруг разворачивалась сцена поистине ужасавшая сознание, не раз он был на волоске от когтей и клыков слепых чудовищ, но чудом разминался с ними и продолжал бежать. Куда? Зачем? Волшебник не знал, ибо цель была потеряна, но даже во мраке кромешном он не мог сдаться.

Академия Ривена растила всяких магов: решительных и несмелых, порывистых и осмотрительных, воинственных и миролюбивых, но все они учились стоять за себя и сражаться пока сам Фонарщик не положит конец их жизням!

Поэтому он бежал, обдирая кожу среди ветвей, а позади уже гремел оглушительный тройственный рёв, в котором было только бешенство и боль. Затуманенным своим разумом Тобиус подумал, что уж очень устал от того, что всевозможные чудовища всё время издавали громкие звуки рядом с ним. Он слишком утомился бояться, хотелось просто отдохнуть, забыть на время об этой проклятой земле, чьи истинные хозяева оказались так не рады ему.