В Дикой земле (СИ) - Крымов Илья. Страница 128
Волшебник повиновался. Не то чтобы он не хотел задать несколько вопросов, но… когда в тебе царит такая усталая пустота, и когда голос «строгой бабули» приказывает, трудно не повиноваться. Тобиус никогда не имел «строгой бабули», но даже он каким-то образом ощущал, что лучше проявлять покорность.
Вода в бадье была не просто тёплой, а чуть ли не кипятком, однако он окунулся с наслаждением. Не видя настоящей горячей ванны месяцами, маг и сам не понял, как успел соскучиться по ней. Старушка засучила рукава, взяла мочалки более кусачие чем голодные волки, щётки с ручками более длинными, чем руки Инвестигации, и мыло более едкое, чем слова старой девы, брошенные юным девушкам, после чего содрала с рива всю грязь, прихватив немало от верхнего слоя кожи.
Укутанный в огромное полотенце, он был посажен за низенький столик возле камина и к тому моменту на заплатанной скатерти не нашлось бы ни одного пустого места. В середине стоял котёл с густым супом, на разновеликих тарелках ждало мясо, хлеба, овощи, знакомые и незнакомые приправы, уйма ягод и грибов всех видов.
Старушка села в кресло, смастерённое из крупных звериных костей, обтянутое шкурами невесть каких тварей. В маленьких пухлых ручках появились спицы, не хватало только пары милых котят, игравшихся с клубком пряжи у ног хозяйки, чтобы этот вечер стал идеалом уюта.
— Могу ли я вас спрос…
Одна из спиц блеснула, указав на котёл.
— Только через мой… суп! Ешь давай!
И ему пришлось есть. Право, так вкусно Тобиус не едал ещё никогда в своей жизни. А ведь для него готовил и королевский повар. Чем больше он поглощал, тем больше хотел, и невзирая на то, что один желудок никак не мог вместить такую прорву пищи, он вместил. Все тарелки были вычищены, котёл опустел, не осталось и крошки, правда волшебник оказался в состоянии близком к смерти от переедания. Он смутно запомнил, как старица выволакивала его из-за стола, и толкала к небольшой грубо срубленной кровати, как укрывала одеялами и шкурами, как потух в домике свет, а вместе с ним и создание.
В ту ночь, впервые за долгое, очень долгое время, серый маг по-настоящему заснул и не увидел совершенно никаких дурных снов.
Часть 3, фрагмент 25
Пробуждение было долгим и сладким, как в редкие утренние часы тех праздничных дней, когда Академия освобождала адептов от занятий и не надо было пробуждаться ни свет ни заря. Эту роскошь серый волшебник позволял себе так редко, что мог вспомнить все разы.
Воздух за пределами теплового мешка под одеялом слабо пах сосновой смолой, цветами и мёдом, свет проникал в дом через зашторенные окна и распахнутую настежь дверь. Нежась в полудрёме, Тобиус разглядывал потолок, убранство стен, бессмысленно шевелил пальцами ног, лениво потягивался и чувствовал себя несказанно хорошо. Таким живым, здоровым, сильным, он будто бы никогда прежде и не бывал.
Сев наконец, на кровати, волшебник попытался сгустить из воздуха влаги для умывания и только тут вздрогнул — от укола в астральном теле. Пускай плоть и восстановила силы, но Дар всё ещё отходил от полученных травм и, видать, в ближайшее время Тобиусу придётся пожить простым смертным. Не самая приятная мысль, однако все прочее ощущалось так хорошо, что рив почти не ощутил уныния. Более того, подле его ложа находилась скамья с умывальным кувшином и тазом, а на протянутой через комнату верёвке висела его одёжка, выстиранная, высушенная, благоухавшая лавандой. Начищенные сапоги стояли у двери.
Тобиус умылся как следует, оделся в свежее, стянул волосы шнурком и, прежде чем начать обуваться, полез в сумку. Все вещи, которые были на нём ныне, он перед уходом из Храмового города сам же в сумку и сложил. Однако вот они, изъятые. Мысль о том, что кто-то изучал его имущество вопреки охранным чарам, не обрадовала. Тем не менее, волшебник нашёл внутри всё, что должен был найти, кроме, пожалуй, Лаухальганды.
Оглядевшись, он не обнаружил своего компаньона поблизости, однако внимание привлекла статуэтка, стоявшая на каминной полке. Прошлой ночью он не заметил её, но теперь вещица бросилась в глаза, видимо, очень старая, из почерневшего дерева, но всё равно до странности завораживающая. Неизвестный резчик изобразил в причудливой соблазнительной позе женщину без одежд, сидевшую на коленях спиной вполоборота к созерцателю. Привлекала внимание изящная плавная линия позвоночника, волнующий изгиб длинной шеи, груди с острыми сосками. Она была бы совсем обворожительна, кабы имела лик молодой девы, а не юной козочки, и кабы ноги её не были покрыты мехом, и не оканчивались раздвоенными копытцами. Статуэтка вызывала одновременно отторжение и необъяснимое притяжение, которые боролись, сменяя друг друга, и, если провести перед ней достаточно долгое время, Тобиус думал, можно было сойти с ума.
— Довольно возиться, копуша! — донеслось снаружи. — Иди чай пить!
Перекинув сумку через плечо и взяв сапоги в руку, волшебник босым вышел на крыльцо, чтобы стать там и глубоко вдохнуть ароматы цветения. Прошлой ночью ему не померещилось, — воздух внутри большого кромлеха был прогрет и пах летом. При свете дня распустились цветы, над которыми теперь перепархивали бабочки, жужжали пчёлы. Кое-где в траве белели шкурки кроликов… За пределами же каменного круга царствовала осень. Деревья там уже частью лишились жёлто-красного убранства, да и небо не радовало голубизной. Казалось, будто лучи солнца светили в полную силу лишь для этой поляны.
Под окном домика прямо на траву был поставлен стол и два кресла. Старушке хватило сил перенести наружу мебель; и времени, — чтобы заставить скатерть снедью. Посреди всего царственно возвышался старый, мятый, но очень большой чайник, гревшийся на чаше с горячими углями и непрестанно выдыхавший пар. А кроме него на тарелках горками были навалены лесные ягоды всех видов и сезонов созревания, горшочки с мёдом жидким и тарелки с сотами, судя по запаху, дикого, липового мёда; обильно были нажарены и напечены оладьи и блины, ватрушки, а также лимонные, клюквенные и вишнёвые пирожки; исходила душистым паром большая кружка круто заваренного чая. Маг с ходу различил запахи мяты и тимьяна ползучего.
— Садись, завтракай. Сейчас уж обед, но я не стала тебя будить.
— Спасибо…
— Хотя могла бы, ведь ты проспал пять дней и ночей подряд.
— Сколько?!
— Устал, мальчишка, набегался, оно и ясно. Ешь.
Старушка сменила большое «звериное» кресло на изящное кресло-качалку и спокойно покачивалась теперь слева от стола. Если в ночь своего появления Тобиус и мог разглядеть в ней тень таинственной, мистической силы, то при свете дня он видел пред собой лишь маленькую сморщенную толстушку, совершенно безобидную хрупкую женщину во вдовьем платье. Лишь пара моментов его немного смутили, — колени старицы укрывал плед, бывший, совершенно точно, мимиком, а поверх него мурлыкал, позволяя гладить себя, Лаухальганда. Мало кого Тобиусовы компаньоны допускали принимали так близко.
Усевшись за стол, маг с тревожным предчувствием обозрел горизонт грядущих свершений.
— Не вздыхай так, всего есть не обязательно. И можешь говорить. Чай зовётся напитком мудрецов, потому что за ним протекают самые осмысленные беседы.
Кивнув, серый волшебник отхлебнул горячего и крепкого чая, отломил ножом и отправил в рот кусок медовых сот.
— Как мне обращаться к вам, госпожа?
— Для тебя я бабушка Эгге, мальчишка. Хотя, за время своих путешествий ты мог слышать иное моё имя…
— Карга Лесов? Да, я уже дога…
Взгляд, брошенный старушкой искоса, не на шутку обеспокоил рива. Ему почудилось, что в маленьких заплывших глазках полыхнуло алым.
— Простите… я… больше… не буду вас перебивать.
— Уж лучше бы тебе своё слово сдержать, Тобиус из Ривена. Ага, твоё имя мне известно, можешь не утруждаться представлениями, волшебник. Я, знаешь ли, приглядывала за тобой, и ты какое-то время ухитрялся замечать меня. Но потом привык и «ослеп». Хах, люди! Вы и драконов замечать перестали бы, коли те не палили б вас огнём!