В Дикой земле (СИ) - Крымов Илья. Страница 90

Темнота под кроной баньяна наступала быстро, обычные сумерки в нижнем городе были уже ночью и засыпали аборигены рано.

Тобиус сидел в клетке, разглядывая собратьев по неволе сквозь призму Енотовых Глаз. Сару жались друг к другу, стараясь сберечь тепло и это было правильно, ведь холодный ветер, хоть и не сильный, пронизывал до костей. К тому часу все работы в карьере были прекращены, а занятые на них работяги разошлись по многочисленным пещерам, мерцавшим во мраке отблесками огня. Также в яме на разных ярусах горели костры, где грелись надзиратели. Время от времени лысые сару-хэм отправлялись с факелами вдоль пещерных зевов, прислушиваясь, и спускались на самое дно, к клеткам. В такие моменты волшебник притворялся спящим, а спавшие дотоле сокамерники наоборот, начинали волноваться.

Надзиратели уходили прочь, Тобиус же раздумывал, не стоит ли ему прямо сейчас укрыться Глазоотводом и перенестись на волю. Добираясь до места заточения, он не забывал изучать пространство Истинным Зрением, пытался ощутить возмущения в Астрале, но всё зря, магия в этих местах не творилась, быть может, никогда и никто бы не смог его обнаружить.

В соседней клетке началось некое оживление. Присмотревшись, Тобиус заметил, как ближе к вершине конструкции через прореху меж палок и верёвок протискивался небольшой сару непонятной породы, какая-то малорослая мартышка в набедренной повязке и жилетке. Ей, в отличие от большинства оказалось по силам найти отверстие достаточной для побега величины. Только с соседями не повезло, — освобождение сокамерника привело тех в несколько неуместное возбуждение, кое, в свою очередь, привлекло внимание надзирателей.

Довольно быстро те поняли, что происходит и, похватав факелы, бросились разгонять тени. Карьер наполнился воплями и визгом, которые резонировали в его расширявшихся стенах, довольно быстро надзиратели обнаружили беглеца. Мелкая мартышка пыталась укрыться в какой-нибудь из пещер, но отовсюду её яростно изгоняли. Побег окончился быстро и печально, — неразумного сару забили деревянными клевецами насмерть и даже издали это выглядело крайне жестоко.

Подумав некоторое время над перспективой прогуляться в ночи, волшебник всё же закрыл глаза и погрузился в чуткую дрёму.

Следующее утро в нижнем городе было тёмным и сырым, надзиратели пробуждали обитателей ямы ударами по медному диску, висевшему перед закрытыми вратами форта. Они же принесли к клеткам несколько огромных деревянных вёдер с ковшами и вынули из конструкций ветки, что позволило пленникам нерешительно выбраться. Надзирателям даже пришлось стучать по деревянным прутьям, чтобы заставить их шевелиться.

— Пить! — рычали они. — По очереди! Воды хватит всем, недоумки! Пить! Ходить туда, в тот каменный круг! Если какой-нибудь недоумок опростается вне каменного круга, будет бит!

Не то чтобы пленённые обезьяны за ночь в клетке не справляли нужд где ни попадя, однако получив предупреждение, многие из них помчались к обширной площадке, действительно обложенной камнями и присыпанной песком. Тобиус воздержался от питья, так как мог утолять жажду в любое время, а до ветру ему было не нужно.

Когда все напились и оправили нужду, надзиратели, окружив толпу, повели её к противоположному краю самого нижнего круга карьера, где предстояло ждать. Никто не давал объяснений, никто не говорил, что происходит и часть симианов начала скучать, тогда как другая часть стала волноваться. Однако любые волнения резко пресекались окриками надзирателей, которые также не позволяли заключённым садиться на землю.

Какое-то движение наметилось только спустя полтора часа этого маятного ожидания, раздался новый удар в медный диск, после которого ворота форта открылись. Работяги, дотоле занимавшиеся делом на разных ярусах карьера, оставили свои занятия, уставились в сторону ворот и присели, сильно скрючившись.

Из тёмного проёма появилась небольшая процессия. Группа из четырёх воинов с боевыми шестами вышагивала впереди носилок, которые двигались на плечах четверых безоружных сару-хэм, а следом шагало четыре лучника. На самих носилках восседал старый сару-хэм, укрытый белыми шелками. Очертания его тела скрывались под блиставшей тканью, из рукава торчала лишь бледная сморщенная ладонь, державшая разукрашенный бабочками веер. На седой голове обезьяны покоился тонкий обруч, лишь немного не соединявшийся в целое кольцо на лбу.

Носилки были спущены на предпоследний ярус, так, чтобы старец мог окинуть заключённых подслеповатым взглядом и напрячь в гримасе пренебрежения все доступные морщины. Некоторое время на сияющего пришельца из верхнего мира глядели, раскрыв рты; всех пленников заставили опуститься на четвереньки, а надзиратели сильно горбились и приседали на корточки. Старец держал спину прямо, что в его возрасте, должно быть, давалось непросто.

Носильщики подали господину яркую красную пиалу, он осушил её, пронзая сброд внизу яростным взором, а потом резко метнул посуду вверх. Что-то свистнуло в воздухе, пиала разлетелась вдребезги, а пред завизжавшей толпой в глину вонзилась стрела. Надзирателям пришлось потрудиться, чтобы привести обезьян к повиновению.

— Первое, что вы должны уяснить, маленькие грязные недоумки, — дребезжащим, но на удивление громки голосом возвестил старик, — сбежать отсюда нельзя! Если воспитатели не выбьют из вас душу, как из того жалкого придурка прошлой ночью, то обязательно достанут лучники! Всякий недоумок, осмелившийся попытаться улизнуть без спросу, умрёт!

Обезьяны внизу тряслись и жались друг к дружке, невзирая на расовую принадлежность. Тобиус тоже изображал страх, хотя внутри посмеивался, по достоинству оценив, как тщательно «верхи» подошли к этой картинной демонстрации.

— Зима скоро вступит в силу, — продолжал старик, — и вы, жалкие недоумки, повадились, как и во все былые времена, нападать на наши поселения, на склады, стремясь набить желудки. Пустоголовые, бесполезные дурни! Вы не способны сами пережить худое время и нас приближаете к голодной смерти!

От переизбытка эмоций он даже закричал, оскалился и завыл, размахивая руками. Потребовалось обождать, пока гнев спадёт.

Часть 3, фрагмент 6

— Будь моя воля, приказал бы забить вас всех насмерть, не притаскивая в Ронтау всякую зловонную мерзость! Однако на ваше счастье, отребья, вы тоже часть народа! Вы тоже имеете схожесть с Образом Предка и лишь потому мы вас ещё не истребили! — Голос старика стал звучать спокойно и сильно, даже дребезжание исчезло. — Этой зимой и весь следующий год вас будут учить! Воспитывать! Приводить в большее подобие с Образом Предка! Вы, грязные дикари, чуть лучше бездумных животных, научитесь мастерить орудия труда, пользоваться ими, строить жилища, ставить ловушки, собирать травы и готовить хоть какие-нибудь лекарства, чтобы не дохнуть во цвете лет! И вы будете работать без продыху, грязные твари, ибо лишь труд сделает из вас что-то стоящее! Через одну весну на вторую вас изгонят из города, снабдив запасом пищи, семян, одеждой и приспособлениями, с которыми у вас будет шанс зажить в Великой Пуще по-новому! Не все смогут, конечно, однако на том благородная миссия Ронтау будет закончена! А до тех пор, — седые брови соединились на переносице, старые гнилые зубы показались в оскале, — вы все принадлежите городу! Любое неповиновение будет покарано! Вы либо будете учиться и работать, либо мы пустим вам кровь и выбросим в лес посреди зимы так и знайте! Я всё сказал! Несите меня прочь из этой выгребной ямы!

Гость из верхнего города, кем бы он ни был, покинул карьер, а на место, с которого он вещал, явился один из надзирателей. Его татуированное лицо коверкали старые шрамы, большие уши были порваны, правый глаз заволокло бельмо и всё это складывалось в такой пугающий образ, что многим захотелось скорее вернуться обратно в клетки.

— Сейчас вас накормят, — молвил он с тихой угрозой. — А потом начнут учить. В этом году работ на полях не будет, но вы заранее научитесь возделывать землю, чтобы весной отдать долги за безопасную зимовку в этих уютных и надёжных стенах. Ещё вы научитесь делать инструменты из камня и дерева, плести верёвки, иную утварь, строить подвесные дороги, которые смогут вознести ваши будущие жилища на безопасную высоту. Вы многому научитесь у нас, чтобы больше не приходилось воровать еду и скот, — то, как было дано это обещание, даже человека заставило поёжиться, — а если окажетесь слишком глупыми или ленивыми, мы скормим ваши останки дунтранкам. Они всеядные.