В Дикой земле (СИ) - Крымов Илья. Страница 91

Кривой взмахнул своим чеканом и надзиратели, или, вернее, воспитатели, повели толпу на третий ото дна ярус, где было обустроено большое место под готовку и принятие пищи. Повара из числа работяг, уже побывших в этой… школе какое-то время, раздавали глиняные миски с густым чем-то из, видимо, гороха, репы и какого-то непонятного мяса, присутствовавшего чисто символически. Когда первого же сару, разбившего свою миску, а за ним и того, кто помчался просить добавки, выхватили из общей группы и избили перед всеми, стало ясно, что процесс обучения будет длиться беспрерывно и во всех аспектах жизни. Тобиус убедился, что покрывавший его предплечья мимик был равнодушен к местному пайку, спокойно всё съел сам. Он решил этой же ночью выбраться из клетки и раздобыть для соратника мясную пищу.

Занятия начались сразу же, и заключались они в том, чтобы научить разномастную группу обезьян вить верёвки из сена, волокон тростника, крапивы. О том, как изготовить сии волокна им ещё предстояло узнать, в частности о поиске сырья, подготовке, обработке, но то будет уже в следующем сезоне. Плести верёвки предлагалось как просто пальцами, так и деревянными крючками, сделанными из веток; воспитатель, сидевший перед группой, отложив чекан, вещал размеренно, скучно, хотя пальцы его проявляли завидную сноровку. Не вполне веря, что он в этом участвует, Тобиус среди прочих принялся работать. Выходило неплохо на зависть соседям.

Затем обезьянам показывали разные породы камней, учили находить кремень в разных его видах, учили подбирать другие камни нужной формы и твёрдости, чтобы методом скалывания создавать заготовки для орудий труда. Волшебник послушно исполнял указания, постигая поистине наиболее примитивные ремёсла из всех существовавших в мире, тихо поражаясь тому, что существ, уже способных разговаривать, нужно учить подобному.

Будучи человеком учёным, он знал, что все соседствующие цивилизации более или менее уравнивают друг друга в степени развития. Перенимание технологий и прочих знаний у соседей неизбежно, по крупице, по капле, они просачиваются сверху-вниз, подтягивая отстающих. Здесь же создавалось впечатление, словно сару-хэм и их менее развитые сородичи обитали в отдельных, едва-едва сопрягавшихся мирах и плотина на реке знаний была столь высока, что знания эти приходилось прививать силой.

Следующая ночь походила на предыдущую, разве что бежать никто не пытался. Сделавшись незаметным, оставив вместо себя нематериальный образ, Тобиус переместился бесшумно за пределы клетки и отправился бродить по карьеру. Воспитателей он избегал, его странный запах те могли учуять легко, не говоря уж о вероятности выдать самого себя парком, — ночные холода лишь крепчали.

Мимики могли не есть годами, Тобиус прекрасно это знал. Его собственный компаньон просуществовал в виде сундука, запертого в пыльной комнате заброшенного замка, наверное, несколько веков, при этом ему хватило сил в определённый момент проглотить первую подходящую добычу, которая оказалась в досягаемости. И всё же маг стащил от костра воспитателей несколько шматков мяса, жарившегося на палочках, и быстро удалился, дуя на пищу, слушая, как позади началась ругань, обвинения.

Понемногу кормя мимика, который изменил конфигурацию на более широкий обхват и принялся вырабатывать тепло, волшебник странствовал по крышам спящего города, отмечая устройство жизни аборигенов: частоту, с которой на улицах были разведены костры для освещения, кажущуюся скупость, с которой сару-хэм устанавливали на стенах факелы и что те всегда крепились к глиняным зданиям. Экономия топлива и обоснованный страх перед пожаром в городе, на немалую часть состоявшем из дерева.

По подвесным путям прохаживались ночные кустодии, фигуры которых только редко выхватывали из мрака установленные там, наверху, факелы. Из-за ветра они давали мало света, но и тот, помогавший сару-хэм не упасть, делал обезьян более слепыми, периодически лишая ночного зрения. Решив, что ничего дурного не будет, Тобиус взлетел над городом и стал исследовать паутину мостов.

Она растянулась повсюду, самые длинные секции состояли из твёрдых каркасов, стойко державших удар воздушных потоков, короткие вились гибкими верёвочными лентами. Опирались небесные дороги на башни, что торчали подле всех важных хозяйственных построек, длинные столбы, установленные исключительно ради подвесных путей, а также, разумеется, на огромные стволы баньяна. В центре Ронтау находился единственный истинный ствол, непомерно толстый, старый, облепленный постройками словно гигантскими трутовиками, но побочные стволы держали на себе только круговые постройки-кордегардии, где стражи могли укрыться от непогоды.

Последив немного за редкими дозорными, кутавшимися в шерстяные накидки и согревавшими ладони дыханием, волшебник взлетел ещё выше, в верхний город, который тоже крепко спал тем поздним часом. На грандиозных горизонтальных ветвях баньяна ближе к основному стволу всё пространство было преобразовано в настоящие улицы, перекрытые массивными балками, что держали на себе деревянные перекрытия. Трудно было представить, сколько весили конструкции, но дерево выдерживало и их, и небольшие подворья, что стояли на перекрытиях как на земле. Чем дальше от сердцевины баньяна, тем мельче становились постройки, тем легче они были, крепясь к ветвям в одиночестве или группками.

У верхнего города было множество ярусов, над обширными нижними возносились меньшие по площади, но застроенные более массивными зданиями, волнистыми, созданными с опорой на ствол и некоторые ветви, довольно изящными, хотя и чуждыми человеческому восприятию мира.

Чужак не стал лезть на самую верхотуру, он крался меж невысоких белых заборов нижнего яруса, отмечая разительную разницу архитектур, преобладание плавных форм над угловатыми, аккуратность круглых дверных и оконных проёмов, штукатурку и побелку стен, укрытых черепицей и разрисованных орнаментами в виде листьев и бабочек. Туманную слякоть разгоняли редкие фонари с мутным стеклом, висевшие подле дверей, да слабые отсветы лучин в некоторых окнах. Также по верхнему городу передвигались стражи, носившие горящие фонарики на шестах, чем сильно напоминали само воплощение смерти.

Нарушать границы частных владений он не пожелал, хотя и мог. Насладился лишь тем, что его кругозор и картина мира немного расширились. Пора было возвращаться.

Неделя пролетела как одно мгновение и за это время маг провёл время с великой пользой. Он впервые в жизни чувствовал себя золотым учеником, самым успевающим, самым талантливым. Будучи умелым в сложных ремёслах, примитивные приёмы щёлкал как орешки, с которых кто-то уже снял скорлупу. Видя этот «невероятный прогресс», воспитатели без задержек переводили способного уродца на более сложные ремёсла. За ту неделю они внезапно выявили среди зелёных недоумков умелого мастерового, который обрабатывал камень и дерево, создавал всевозможные полезные предметы ненамного хуже их самих. Тобиус мог и лучше, его мастерство стояло на плечах сотен поколений ремесленников родной цивилизации, во многом обогнавшей цивилизацию эту, но осмотрительный человек не спешил бахвалиться. Мало ли, что пожелали бы сделать с ним мрачные и жестокие сару-хэм, увидев такое превосходство.

— Может, выбросим его в лесу прямо сейчас, раз он такой рукастый, этот короткорукий уродец? — хмыкали промеж собой воспитатели, косясь на способного ученика. — Дадим пару камней, пару палок, верёвки готовой, глядишь, до весны протянет, а дальше легче будет.

— Это я дам вам пару палок и отправлю в лес, если вы не вернётесь к своим обязанностям.

Старший воспитатель имел почти сверхъестественную способность возникать за спиной тех, кто этого меньше всего ждал. Подчинённые боялись его не меньше, чем подопечные, и чтобы поддерживать в яме стальную дисциплину, кривой сару-хэм тратил совсем немного сил.

— Тёплое наконец-то принесли, раздайте.

Воспитатели помчались прочь на трёх конечностях, они и на всех четырёх помчались бы, кабы не приходилось таскать с собой чеканы. Кривой же остался рядом, глядя, какой ладный лук получался у Тобиуса. Не дальнобойный композитный лук под длиннющие руки обезьян, конечно, однако вполне достойный инструмент примитивного охотника.