Кто сильней - боксёр или самбист? Часть 5 - Тагиров Роман. Страница 26
Вот и сейчас русский токарь Александр показал пробелы в географии студента-заочника Ленинградского государственного университета:
— Туда недавно студенты прибыли из Джибути и Габона.
— Откуда? — удивился советский прапорщик.
— Северо-восток Африки, — пояснили знаток развивающихся стран и добавил со знанием дела: — Нужен пропуск.
— Фотки приготовил? — деловито спросил электрик Андрей.
Кантемиров с готовностью вынул из внутреннего кармана джинсовой куртки захваченные с собой фотографии размером 3x4, выполненные в немецком ателье. Ещё при прошлой встрече работники советского завода «Торпедо» с гордостью продемонстрировали молодому прапорщику свои пропуска в Шулю, которые выдавались администрацией завода только достойным и проверенным людям.
Но, наши уральцы не относились к проверенным сотрудникам и передовикам социалистического производства. Дело оказалось в том, что общаться со всем этим иностранным народом гражданам СССР было категорически запрещено. Под страхом высылки в тот же Советский Союз за 24 часа. Оно, конечно и не общались бы, если бы не было двух общих точек соприкосновения: студенческий бар и натуральный обмен.
Бар для международных студентов отгрохали по западно-европейским стандартам, а цены ввели такие социалистические, да ещё с такой студенческой скидкой, что алкоголь выходил дешевле, чем в магазинах. В общем, экономия марок ГДР получалась колоссальной. Большая часть наших вольняг пропусков не имела, а желание промочить горло, да ещё за очень дёшево, возникало, как это не было странным, постоянно…
И потом, как мудро изрёк наш незабвенный Леонид Ильич Брежнев: «Экономика должна быть экономной!»
Голь (в нашем случае — русский пролетарий), как говорится, на выдумки была хитра всегда и везде. Даже в ГДР… Во-первых, узкие специалисты завода обратили внимание на то, что пропуска в Шулю и заводской документ с фото, выданный в целях упорядочивания пропускного режима на советском предприятии, совпадают по размеру и цвету. Видимо, печатали в одной и той же немецкой типографии. А это уже — гут…
Заводские пропуска терялись, рассеянные работники тут же получали новый документ в администрации предприятия, а бывшие в употреблении жёсткие картонные карточки цветом морской волны несколько видоизменялись, оборачивались для правдоподобия потёртым полиэтиленом и употреблялись в личных корыстных целях.
Новая синяя надпись на документе, выполненная на немецком языке, гласила о том, что работник советского завода «Торпедо» имеет право прохода на территорию учебного заведения для посещения спортивного зала, кинотеатра и даже бассейна…
Главное, было пройти мимо полицейских, махнуть пропуском и сообщить, что идёшь, например, поплавать кролем. Лица русских любителей здорового образа жизни примелькались, и особых препятствий для похода в студенческий бар не возникало. Земляки со смехом рассказали, как они по русскому обычаю начали практиковать посещение бара с трёхлитровой стеклянной банкой в руках.
Пиво обычно наливали в стаканы по 250 мл. Бармен Шули категорически отказывался наливать священный напиток в русскую банку. Наш человек всегда найдёт выход… Брали поднос и заказывали, к примеру, пятнадцать стаканов пива. Шли с этим подносом за стол и, не спеша, переливали двенадцать стаканов в банку, а оставшиеся три дозы логично вливали себе внутрь на посошок…
А после того, как в баре перестали продавать водку «Столичную» бутылкой, русские начали брать на разлив ровно тринадцать «дупельков». Точно также поступали с ликером «Вурцель Петер» — не даёте бутылку, тогда наливайте восемнадцать «дупельков». Не меньше… Месяца два длилось противостояние русских и немцев, потом бармен сдался: «Да берите вы бутылкой, нам посуды меньше мыть…»
Земляки посмеялись и договорились встретиться через час у проходной завода. А пока гость пусть отдохнёт с дороги и посмотрит телевизор «Рекорд». Тимуру оставили жестяную банку дефицитного растворимого кофе и показали на электрочайник, выполненный из высокопрочной стали производства Челябинского тракторного завода. Советский Союз в силу перестройки и демократии, загнал свой бронепоезд куда подальше и начал переходить на мирные рельсы, а на уральском заводе вместе танков принялись изготавливать чайники со свистком в придачу к тракторам…
Кантемиров включил телевизор, по обоим каналам Восточной Германии ДФФ 1 (DFF 1) и ДФФ 2 (DFF 2) транслировали один и тот же сюжет о подготовке к ожидаемому всем прогрессивным человечеством великому празднованию — 40-летия Германской Демократической Республики, который аккурат выходил на 7 октября следующего 1989 года и должен был пройти с большим размахом и торжеством.
К данному дню по всей стране велась тщательная подготовка, органы госбезопасности, народная полиция и части Национальной народной армии активно готовились к обеспечению порядка, чтобы не допустить никаких «империалистических провокаций» во время торжеств…
Пока не наблюдалось даже намёка о том, что после великого праздника, спустя год (3 октября 1990 года) ГДР вообще перестанет существовать, как государство. И в этом важную роль сыграют жители Лейпцига, которые во время Международной Весенней ярмарки 1989 года впервые проведут многочисленную демонстрацию перед Николаикирхе. В результате руководство ГДР с целью ослабления социального давления впервые одобрит разом около двух тысяч запросов восточногерманских граждан на выезд из страны.
Но, уже во время следующей Осенней ярмарки (выставочная и торговая Международная ярмарка Лейпцига проводится два раза в год: Весенняя и Осенняя) количество митингующих выросло в разы, примерно до ста тысяч участников. Жители Лейпцига заполнили все близлежащие улицы и выдвинулись в сторону главного вокзала. В руках демонстрантов появились лозунги: «Штази вон!» и «Останемся здесь!».
После таких мирных демонстраций, прокатившихся по всей ГДР, стали возможны дальнейшие меры, которые способствовали падению Берлинской стены и воссоединению Германии в следующем 1990 году.
Ранней осенью 1988 года в стране и в Лейпциге царили тишь да благодать. Хотя, народу ГДР очень нравились лозунги «гласности» и «свободы», провозглашённые первым президентом СССР (и последним, но Михаил Сергеевич пока об этом не знал…). Пока восточные немцы лишь наблюдали и всё ещё боялись Штази, обсуждая бурные перемены в жизни Большого Брата только на кухне и в гаштетах…
В прекрасный солнечный день, в назначенное время прапорщик Кантемиров в стареньком джинсовом костюме и с пустой спортивной сумкой через плечо подошёл к КПП завода «Торпедо». Дневальный в парадке, сапогах, с каской на голове и со штык-ножом на ремне, стоящий у огромных металлических ворот серого цвета с традиционной звездой, окинул гражданского спокойным взглядом.
Мало ли, кто здесь шастает… На заводе работали и русские, и немцы. Вот предъявит специальный пропуск, тогда и пропустим…
Из проходной вышел Александр с двумя пустыми картонными коробками в руках, молчаливым кивком отозвал товарища в сторону стоящего рядом на невысоком постаменте легендарного ГАЗ-69.
Токарь завода протянул коробки земляку и принялся за инструктаж:
— Положи в сумку, чтобы выглядела полной. Как зайдёшь в общагу, найди ангольца по имени Жуан, мы его зовём Жулик, и он не обижается. Гвардию захватил?
Прапорщик похлопал по нагрудному джинсовому карману. Всё с собой. Три значка…
Земляк продолжил:
— Не удивляйся, когда негр заявит тебе с ходу: «Становись, рав-няйсь, смирно, б… ь!». Отвечай сразу: «Так точно!». Порадуй Жуана. Отдашь ему знак, он тебя проведёт к габонцам и джибутянам. Эти те ещё торговцы, но они только недавно прибыли на учёбу в ГДР, особо в ценах не волокут и русских уважают. Торгуйся. Матрёшек захватил?
— Семь штук. Свои и жена комполка добавила. Ещё часы дала: «Командирские» мужа и «Полёт» начальника штаба.
— Смело меняй на парфюм. Те, которые из Джибути, они как дети. Им, главное, нашу звезду увидеть. Но, если предложат выпить за своего президента — не отказывайся. Иначе, сильно обидишь… — Русский токарь взглянул на товарища. — Предложи ответный тост — за автомат Калашникова. Опять же, много не пей. Тебе ещё надо будет пройти обратный контроль. Перед выходом смочи волосы водой. Как будто, только что из бассейна. Всё понял?